Кармен Майкл - Танго в стране карнавала
— Привет, друг, — обратилась Режина к Кьяре.
— Привет, Режина, — ответила Кьяра.
— Кроме тебя, мне помочь некому, — без обиняков перешла к делу Режина, не спуская с Кьяры тяжелого взгляда.
Моя подружка сделала глубокий вдох и облизнула губы.
Режина — крепкий орешек, но даже у нее тряслись руки, когда она рассказывала свою историю в надежде высечь в наших сердцах искру сочувствия, способную воспламенить желание спасти ее. Если она сочиняла, значит, мы имели дело с хорошей актрисой.
Ситуация безнадежна, сказала она. У нее нет выхода, нет альтернативы, нет никакого плана Б. Ничего в этом мире нет, кроме нас. Конечно, она сама во всем виновата. Торговала наркотой. Она знает, что бывает, если не отдавать долги «Команду Вермелью». Как знать, может, когда-нибудь и ей велели бы наказать кого-то…
Она еще раз пересказала свою кошмарную историю, с достоинством описывая каждую мелочь, и сорвалась только на эпизоде, когда вторично поверила тому парню.
— Скажи для начала, зачем ты вообще ввязалась во все это, Режина? — задала я вопрос. — У тебя же семья, дети. Как ты решилась рискнуть их благополучием?
— Я тебя умоляю! Детей ведь нужно чем-то кормить.
— Чего бы тебе не пойти на работу в супермаркет?
Она уставила на меня жесткий взгляд блестящих глаз:
— Не сложилось, вот и все.
— Они, что же, в самом деле готовы убить беременную женщину за тысячу реалов? — нажала я.
— Они и за пятьдесят убьют, — ответила Режина, горестно кривя губы, и отодвинулась в тень, когда машина, проезжающая мимо церкви на парковку, на миг осветила нас фарами.
— А как насчет твоего брата? — не отставала я. — Он не может за тебя заступиться?
— Мой брат как раз и сделает эту работу. — Она выразительно хлопнула по усыпанной стразами штанине.
Не иначе как она шутит… Ситуация была настолько абсурдной, что принять ее всерьез было просто немыслимо. Мультфильм какой-то, честное слово, а не реальный мир. А вокруг бегают люди-мультяшки, которые изображают что-то, чтобы нас развлечь. Может, поблизости имеется какой-нибудь анимационный центр поддержки и помощи, куда ее можно сдать?
— Месяц назад они убили одну женщину на глазах у ее пятерых детей за то, что не заплатила долг.
Тут сын Режины, до сих пор тихо сидевший на коленях у Кьяры, завизжал, вскочил и с идиотским смехом забегал вокруг нас кругами. Режина продолжала потчевать нас историями о расправах над целыми семьями и над матерями, не платившими по счетам.
— Боже, — пробормотала я на ухо Кьяре и отвернулась, — во что ты нас втягиваешь? Какое все это имеет отношение к нам?
— Ровным счетом никакого, — выдавила Кьяра.
Ребенок остановился и уставился на меня темными глазищами величиной с блюдце. Он будто силился понять, о чем мы говорим, и я, не выдержав, отвернулась. Нужно-то всего восемьсот реалов, но у нас их не было.
— Что ты будешь делать, если мы дадим тебе денег? — спросила я.
— Я поднимусь на холм и встречу свою судьбу, — был ответ. — Но идти наверх без ничего — это верная смерть.
К этому моменту ребенок утихомирился, будто признав себя побежденным, свалился на землю рядом со мной и лизнул мне руку, как щенок. Я погладила его по голове, он положил голову мне на колени и снизу посмотрел на мать.
После нескольких часов разговоров и обсуждения несуществующих вариантов и альтернатив, мы решили, что пора уходить. Мы пригласили Режину пойти куда-нибудь поесть с нами, но она отказалась. Когда мы уходили, она смотрела нам вслед сквозь прутья решетки, ребенок молча стоял рядом с ней.
Спускаясь по мощенной камнем дороге, мы обе вдруг поняли, что жутко проголодались, и зашли в круглосуточное кафе «Амаро» в Глории. Время уже приблизилось к полуночи, а на открытой веранде, за желтыми пластиковыми столами, на таких же желтых стульях, сидели люди. Старик, весь какой-то закопченный, неразборчиво втолковывал что-то невидимому собеседнику. Женщина кричала в мобильник: «Этот ублюдок снова пропил все мои деньги. Я без копья, дочурка, дорогая. О господи… Ничего. Даже поесть нечего. Ты спрашиваешь, почему я ему все отдала? Чтобы показать, что я возмущена, вот почему. Только для этого. Нет, ну я не понимаю, как он мог такое сотворить! Господи помилуй. Господи помилуй».
Странно, что от всего этого у меня не пропал аппетит. Мы вдвоем умяли целую курицу, отрывая от нее ноги и крылья, жадно, как дикарки, заглатывая куски сочного белого мяса и почти не жуя. Покончив с едой, мы, не в силах переварить и курицу и ситуацию, в которую оказались погружены, долго сидели и молчали.
— Да ладно, дай ты ей денег, — наконец предложила я.
Кьяра, отвернувшись и внимательно рассматривая улицу, буркнула:
— Дам, наверное.
Вернувшись домой, я обнаружила сообщение от Фабио, который пытался меня разыскать. Он не согласился с тем, что надо дать Режине денег. Он придерживался теории, согласно которой мы не можем подачками и мелкой благотворительностью изменить даже свою судьбу, а тем более судьбы других людей. Правда, на следующий день, когда я попросила его отнести деньги Режине, он согласился, что и сам поступил бы так же, будь он богатым иностранцем. По-моему, бедность рождает фатализм. А может, богатство рождает иллюзии. Или и то, и другое. Итог все равно один, по крайней мере, в Рио. Потом я задавала себе вопрос, почему мы оплатили долги наркодилера, а не образование бедного ребенка или еду какой-нибудь бедной женщине, для этих денег можно было найти тысячу лучших применений. Из самолюбия я могла бы сказать, что мы хотели изменить жизнь Режины, вырвать ее из пут наркоторговли — но это было бы неправдой. И Кьяра, и я, мы обе отлично знали, что Режина вернется к своему занятию и в будущем почти наверняка снова окажется в таких же обстоятельствах. Сознаться себе в этом было мучительно, но в конце концов я пришла к выводу, что мы сделали это, так как не могли представить, что с нами будет, если ее и правда убьют, и виноваты в этом будем мы. Просто невозможно было вообразить, как мы придем в Лапу и узнаем, что Режина «пропала».
В ту ночь, подойдя к Каса Амарела, мы увидели ярко-освещенные окна в доме по соседству. Светская тусовка Санта-Терезы собралась на очередную вечеринку. Кьяра умоляла меня не позволять ей открывать дверь нищим, наркодилерам, проституткам хотя бы в течение месяца — только один месяц без того, чтобы Отверженные и Неисправимые вторгались в наши мысли и сны со своими гнетущими и безысходными судьбами. Потому что не мы в них виноваты. Потому что мы не родились такими, как Фабио, который был способен видеть красоту этой окружающей его человеческой массы и при этом не ощущать вины, которая заставила бы его пытаться что-то изменить. Ведь леденящая правда заключалась в том, что тысячи таких Режин в Рио каждый день ходили по ниточке, отделяющей жизнь от смерти, и у нас не хватило бы денег, чтобы выручить всех.
— Ты можешь хотя бы попытаться избегать таких людей? — уточнила я.
Кьяра уныло кивнула.
— А то уж очень это тяжко, — вздохнула я.
16
Ночь перед Карнавалом
Карнавал снова меня одурачил.
Я оставил за дверью все свои беды,
Чтобы петь, танцевать,
Одевшись, как король,
До самой среды.
А потом, как всегда, упал занавес.
Предрассветные часы перед Карнавалом, то, чего так ждали, наконец приблизилось.
На сей раз город замер по-настоящему. Настали последние дни лета — и последние дни подготовки к самому безумному празднику на планете. Жара достигала все новых высот, а по вечерам на Рио обрушивались тропические ливни. Днем белоснежные песчаные пляжи Атлантического океана снова наполнялись. У пенной линии прибоя собирались юные парочки, на песочке нежились толстухи в трусиках бикини, в опасной близости от мола резвились дети, пока их родители беспечно покуривали травку под полосатыми зонтами. Кариоки оставались на пляже до девяти-десяти часов вечера, ловили последние лучи заходящего солнца так, будто полагали, что оно никогда уже не вернется. Даже Фабио в феврале ходил на пляж, правда только с четырех часов, не раньше.
Ночи мы проводили в пресловутых escolas da samba, школах самбы, а дни — под золотым солнцем Южной Америки. То было время последних репетиций, проходящих в школах перед тем, как лучшие музыканты и лучшие красотки танцовщицы вихрем, со всеми своими перьями, блестками и мишурой, ворвутся на экраны и пронесутся перед миллионами людей по всему миру. Сами репетиции — безумные, неистовые ночи сумасшедшей самбы на ярко освещенных прямоугольниках дворов северного Рио — пользовались чуть ли не большей популярностью, чем само выступление. Это было единственное время в году, когда обитатели южного Рио передвигались к северу. Мангейра, Салгейру, Вила Изабел, Портела, Тижука, Бейжа Флор: школы самбы были, как футбольные команды: у каждой свои цвета и футболки; была и непримиримая вражда кланов, и свирепые разборки между фанатами.
