Николай Прокудин - Конвейер смерти
Подорожник встал и дрожащим от возмущения голосом попытался протестовать, но Баринов затопал ногами, прервав возражения. Мы сидели так, словно онемели. Стыдно и в то же время досадно. Опозорили нас на всю дивизию… А в конце своего выступления командир дивизии вдруг резко изменил интонацию, словно ему речь разные люди составляли:
– Не могу не отметить в завершение тех, кто отличился в боевых действиях. Подполковника Подорожника за умелое командование батальоном в окружении представляем к ордену Красного Знамени. Далее! Вы знаете, что командование представило лейтенанта Ростовцева, вернее, теперь старшего лейтенанта к высокому званию Героя Советского Союза. Этого офицера назначили замполитом батальона, и он оправдал доверие командования. Молодец! В Панджшере, когда вертолет был сбит мятежниками, операцию по спасению экипажа возглавил замполит батальона Ростовцев. Под обстрелом из пулеметов и автоматов он вместе с солдатами выносил раненых и убитых, а также обеспечил связь с командованием. Молодец! И где же он? Встаньте, товарищ старший лейтенант!
Я поднялся, красный от смущения, словно вареный рак, а комдив сделал паузу и продолжил:
– Что-то с первым представлением на Героя не получилось. Затерли в вышестоящих штабах. То и дело заставляют кадровики его переоформлять. А мы теперь повторное представление подготовим за последние бои. Отметив в нем предыдущие заслуги. Вы меня поняли, Филатов?
Командир полка встал и ответил: «Так точно!» А комдив распорядился, кроме того, представить документы к званию Героя на командира танкового взвода Расщупкина и кого-нибудь из наиболее отличившихся солдат полка.
Парадокс! Первые полчаса нас пинали, а вторые полчаса расхваливали до небес. Вот так бывает! Возвращаемся со щитом и высоко поднятым флагом!
– Комиссар! К тебе журналист приехал! – с усмешкой произнес на построении комбат. – Иди развлекай его байками про героические будни батальона и свои личные подвиги. Только лишнего много не ври. Вернее, ври, но не завирайся! Иди, звезда ты наша! Маяк перестройки! Прожектор!
– А куда идти-то? – удивился я неожиданному вниманию к своей особе.
– В нашу комнату. Корреспондент там чай пьет. Он, между прочим, полковник! Заместитель главного редактора военного журнала. Будь вежлив и почтителен.
– Опять что-нибудь напутают с именем, отчеством или в фамилии ошибку сделают.
– Так ты по слогам ему ее произнеси, проверь. Обязательно растолкуй наши боевые термины. Да, про комбата не забудь что-нибудь хорошее сказать и правильность написания моей фамилии тоже проконтролируй! – ухмыльнулся Иваныч, подкрутив усищи.
Целый день провел я с полковником, который словно клещами из меня вытягивал рассказы и подвиги. Отвечал я односложно, сухими фразами, потому что его в основном интересовала партийная работа в ходе боев, политические занятия в горах. Желаемого контакта не получилось. Мы остались друг другом недовольны, хотя журналист исписал несколько страниц.
Едва я расстался с полковником, как прибыл фотокорреспондент из «Красной звезды». Этот майор в полк приезжал в третий раз и любил делать воинственные снимки, имитирующие боевые действия. Комбат собрал позировать около пятнадцати человек. Герои фоторепортажа сели на броню, захватили с собой миномет, пулеметы и отправились на полигон. Все надели на себя бронежилеты, каски, как положено. Построили укрепления, изобразили оборону в горах. Фотограф гонял нас в атаку по горам, делал групповые снимки: «В дозоре», «На привале», «В засаде», «На марше»… Замучил! Наконец фотографирование для серии «Боевые будни Афганистана» закончилось. Корреспондент попрощался и умчался на уазике в штаб, пообещав прислать фото.
Подорожник построил всех и скомандовал экипажам отогнать БМП в парк, а остальным офицерам отправляться на подведение итогов. Бойцы облепили бронемашину и поехали на полигон, а мы с Василием Ивановичем по тропинке направились в полк. Внезапно сбоку раздался скрип тормозов, и рядом остановился уазик, обдав нас с ног до головы густой пылью. Из него выбрались два полковника и один подполковник, все с недовольными каменными лицами. Такие лица бывают только у проверяющих и больших начальников.
– Вы, кажется, командир батальона? Это ваши люди изображают проведение занятия по тактике? – спросил толстый, красномордый полковник у Подорожника.
– Так точно. Я подполковник Подорожник. Это мой батальон, но они ничего не изображают, – ответил комбат.
– Вот это сборище вы называете батальоном? Этот онанизм – занятиями? Очковтиратели!
– Товарищ полковник, что вы такое говорите? Батальон только вернулся после двух тяжелых боевых операций. Люди шесть месяцев без малейшего отдыха. Рейд за рейдом! – попытался объяснить ситуацию Иваныч.
– Молчать! С вами разговаривают офицеры Генерального штаба!
– Если я буду молчать, то зачем со мной разговаривать? – ухмыльнулся в усы Василий Иванович. – Меня может заменить стена или столб.
– Прекратить балаган! – взвизгнул стоящий рядом с дверцей холеный подполковник. – Хватит из себя героев корчить! Вояки…
– Я не герой. Вот замполит – почти герой, недавно второй раз представили. А я просто вояка, как вы и сказали. «Пехотная кость»!
– Вас, товарищ подполковник, в горы судьба не заносила, а мы из месяца в месяц по ним ползаем, – встрял я в перепалку начальников. – Не нужно оскорблять хороший батальон, лучший в сороковой армии.
– Тебе слово не давали! Помолчи, старший лейтенант! – рявкнул инспектирующий подполковник.
– Хамить не нужно. Мы же себя ведем корректно, – продолжал я гнуть свою линию.
– Наглец! Как ты смеешь влезать в разговор? – зарычал другой полковник, молчавший до этого. – Сниму с должности!
– А разве идет разговор? Вы же приказали комбату молчать, – снова вступил я в полемику с начальством.
– Никифор, отойди в сторону, от греха подальше. – Подорожник потянул меня за рукав и слегка толкнул в плечо. – Я сам разберусь.
Комбат сделал шаг вперед и вновь спросил оравшего громче других полковника:
– В чем дело, какие недостатки замечены в методике проведения занятий?
– Методика? Методисты хреновы! Вам только людей губить. Душегубы! Бездельники! Конспекты не подписаны, расписание занятий отсутствует! План не утвержден, указок нет, полевых сумок нет, учебная литература устаревшая! Только и умеете, что в кишлаках кур ощипывать и жарить да в горах на солнце загорать. Все горы загадили! Знаем, как вы воюете… Дрыхнете и консервы жрете! И за что ордена только дают?
– Приглашаем с нами пожрать гречку и перловку. Орден гарантирован, раз их просто так всем раздают. Да и перегаром от вас тянет, там протрезвеете, – негромко произнес я из-за спины комбата и, тут же получив тычок локтем в живот, ойкнув, замолчал.
Полковники на секунду опешили от такой дерзости и впились в меня взглядом, выпучив налившиеся кровью глаза.
– Замполит у меня контуженый. Он все близко к сердцу принимает, не контролирует себя, когда психует. Никифор Никифорыч, иди в полк, я сейчас тебя догоню. – Комбат развернул меня за плечи и легонько подтолкнул в спину.
Подорожник еще минуты две громко ругался с инспекторами из группы Генерального штаба и вскоре нагнал меня.
– Ты зачем лезешь в разговор? Я – старший офицер, они – старшие офицеры, поругались и ладно. Но когда лейтенант, да еще замполит, пререкается – это для них словно для быка красная тряпка. Затопчут.
– А чего они, козлы, юродствуют? Мы бездельники, а они вояки! Нам в месяц двести шестьдесят семь чеков платят, а они по полтиннику в день командировочных получают. В Кабуле легко и хорошо умничать! Пусть попробуют в Чарикарскую зеленку, на заставу проехать и проверить организацию тактической подготовки.
– Эти гнусы состряпают на тебя донос, такую бочку дерьма катнут, что и Золотая Звезда не спасет. Снимут с должности! Не лезь, не пререкайся! Шевели пальцами ног и молчи. Нервы успокаивай, – сердито произнес Подорожник.
– А зачем шевелить пальцами ног? – улыбнулся я.
– Рецепт такой есть, надежный и проверенный. Его порекомендовал мой приятель. Он сейчас в академии учится! Поступил, потому что умеет расслабляться вовремя! В моей давней молодости нас, двух молодых лейтенантов, командир полка на ковер вызвал. Дерет так, что кожа с портупеи слетает. Орет, визжит. Я стою переживаю, бледнею, краснею. А приятелю – хоть бы хны! Даже бровью не ведет! И только на начищенные до блеска сапоги смотрит. На носки. «Чего он там интересного нашел?» – думаю я про себя. Спросил. Вовка (приятель) отвечает: «Я, пока ты нервничал, шевелил пальцами ног. Очень увлекательное занятие! Вначале большими пальцами, затем большими и средними, потом тремя, после этого мизинцем и предпоследним. А в завершение – разминка всех пальчиков. Отвлекает. Но нужна тренировка, месяцы занятий, это не так просто». – Комбат улыбнулся и похлопал меня по плечу: – Попробуй, комиссар, когда-нибудь на досуге. Этот штабной полковник орал, а я его даже и не слышал! Мне в армии служить еще долго, а нервы нужно беречь. Он, красномордый, орет и мою нервную систему хочет повредить! Работа у него такая – орать и топать ногами. А я внутренне всегда спокоен! Такой мой метод! И ты знаешь, Никифор, помогает.
