Макс Галло - Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934
Вокруг Зигезсеуле, огромной триумфальной колонны, собралась толпа туристов. Желающие подняться на ее вершину и обозреть город с высоты выстроились в очередь. Эта колонна из песчаника, украшенная бронзой и золотом, была воздвигнута в честь победы Пруссии и рождения Прусской империи. Теперь в Германии в крови и насилии рождается другая империя, которая будет существовать в течение тысячи лет, – Третий рейх, уничтожающий сегодня тех, кто его создал, – штурмовые отряды.
Управление Фрика находится недалеко от Кенигплац. Министра тоже оставили в неведении. Гизевиуса в управление не пропустили, но Грауэрт и Фрик быстро выходят на улицу – они решили пойти к Герингу. Далюег присоединяется к Гизевиусу, и они идут назад по Унтер-ден-Линден. Время уже перевалило за десять часов.
Несколько минут назад Геббельс позвонил из Мюнхена Герингу и произнес всего лишь одно слово – «колибри».
Разгул насилия
На Принц-Альбрехт-штрассе, 8 Гейдрих получает тот же самый сигнал и немедленно посылает его в различные города и районы Германии, где его людям не терпится приступить к действиям, словно гончим, рвущимся с поводков. Несколько дней назад им прислали запечатанные конверты; сегодня утром они взломали печати с орлом и свастикой и вытащили из конвертов списки. Это – списки их бывших товарищей, с которыми они когда-то сражались бок о бок и которых должны теперь арестовать или убить. Они нашли в этих списках фамилии уважаемых людей, отмеченных наградами, которых они должны отвезти в концлагеря или сделать так, чтобы они исчезли в лесу или утонули в болоте. Люди Гейдриха преследуют свою добычу группами по два или три человека, неумолимые, никому не известные. Они стучатся в двери, называя себя торговцами вразнос, а когда им открывают, сразу же открывают огонь – безо всяких объяснений и угрызений совести. Они и вправду самые настоящие торговцы, эти вышколенные, не знающие жалости агенты СС и СД – коммивояжеры нового рейха, торговцы смертью, одним из самых распространенных товаров.
В Берлине агенты гестапо получают списки с номерами. Под каждым номером подразумевается тот или иной общественный деятель. Убийство этих лиц без суда и следствия поручено отряду из восемнадцати эсэсовцев под командованием гауптштурмфюрера Гильдиша, бывшего офицера полиции. Приказы Гиммлера, Гейдриха и Геринга кратки и точны. В своем кабинете на Лейпцигерштрассе Геринг с легкостью приговорил врагов режима к смерти. Гильдишу он сказал: «Найдите Клаузенера и убейте его». Гауптштурмфюрер щелкнул каблуками и отправился в министерство связи на поиски руководителя католической организации. Пока агенты в ливреях приносят Герингу и Гиммлеру бутерброды и напитки, агенты гестапо кладут рядом с бутылками пива маленькие белые полоски бумаги, на которых написаны фамилии людей, которых они арестовали или отвезли в Лихтерфельдское кадетское училище. Геринг в диком восторге кричит: «Расстрелять их! Расстрелять!»
В эту минуту во дворец Геринга входит Гизевиус. Его поражает царящая здесь атмосфера. «Мое горло неожиданно сжал спазм, – вспоминает он, – я вдохнул воздух, насыщенный ненавистью и напряжением, воздух гражданской войны и, в первую очередь, крови – целых рек крови. На всех лицах, начиная с часовых и кончая обыкновенными ординарцами, лежала печать понимания того, что в стране происходит что-то ужасное».
В приемную Геринга, где все еще сидит дрожащий от ужаса Каше, вталкивают еще одну группу арестованных. Зубы офицера СА стучат от страха под холодным взглядом охраняющего его эсэсовца. Вызванный по телефону Каше, ни о чем не подозревая, явился во дворец и был встречен потоком оскорблений. Геринг обозвал его «гомосексуальной свиньей» и сказал, что его расстреляют. Встревоженные Гизевиус и Небе встретились у кабинета Геринга. «Мы приветствовали друг друга, – вспоминает Гизевиус, – как обычно – крепким рукопожатием и подмигиванием». Небе сообщает другу, что ему удалось узнать, несколькими намеренно бесстрастными фразами: «Первые жертвы, которых должны расстрелять, уже находятся в лагерях или подвалах гестапо». Еще в министерстве Гизевиус узнал, что большинство руководителей СА уже арестованы или скоро будут арестованы. Среди них «фрейлейн» Шмидт, адъютант Хайнеса, Герт, Сандер и Фосс. Первыми взяли людей Карла Эрнста. Сейчас они находятся в Лихтерфельде, а может быть, уже мертвы и их тела лежат на камнях плаца, отполированного многими поколениями курсантов, которые маршировали здесь под выкрики прусских сержантов.
Гизевиус смотрит и слушает. Все люди, непосредственно не занятые в операции, не могут не испытывать тревоги. Всем ясно, что началось крупномасштабное сведение счетов, а Гизевиус в свое время имел несколько стычек с Гейдрихом и гестапо. «Я ощущал запах опасности, – позже вспоминал он, – и посчитал, что в эти жаркие июньские дни надо будет избегать разговоров один на один. Кроме того, я решил, что мне надо находиться среди тех людей, которые могут меня спасти, если возникнет такая необходимость. Поэтому я держался поближе к Далюегу». Но Далюег и сам боялся, и Небе тоже – он считал вполне вероятным, что к концу дня будет убит, как сообщник.
Напуганы и Папен с Чиршским, ибо убийцы уже наносят свои удары. Приехав в Канцелярию вице-канцлера, они увидели, что ее наводнили агенты гестапо, и поняли, что их вызывали к Герингу для того, чтобы его люди смогли без помех оккупировать здание. Направляясь в кабинет Папена, они прошли через кабинет Чиршского, в котором был проведен обыск. Об этом свидетельствовал царивший там беспорядок: ящики стола были выдвинуты, а на полу валялись бумаги. Обыск был сделан очень грубо, и люди Гиммлера с торжествующими наглыми улыбками все еще были здесь. Они даже установили в кабинете пулемет. Один из сотрудников отдела кадров сообщает Папену, что Герберт Бозе, один из ближайших помощников вице-канцлера, написавший вместе с Юнгом Марбургскую речь, был убит за несколько минут до их прихода. В здание вошли два человека в черном, которые заявили, что хотят видеть Бозе, а когда он подошел к двери, молча застрелили его и ушли, оставив тело в кабинете. У двери стоит эсэсовец, который никого не пропускает внутрь. Когда Папен спросил, за что убили Бозе, ему ответили, что он оказал сопротивление полиции.
Неожиданно раздается взрыв. Это агенты гестапо взорвали замки на толстых сейфах в подвале (раньше в здании Канцелярии располагался банк), надеясь найти документы, компрометирующие вице-канцлера и его сотрудников. Несколько минут спустя агенты СД арестовывают Чиршского. Он обменивается с вице-канцлером долгим рукопожатием, после чего его уводят. Это третий арест среди коллег Папена. Когда Чиршский, в сопровождении двух эсэсовцев, спускается по лестнице, появляются двое полицейских (на этот раз это люди Геринга) и заявляют, что пришли арестовывать Чиршского.
«Меня уже успели арестовать, – говорит тот, показывая на эсэсовцев. – Уладьте это дело между собой, господа». И с презрительной усмешкой ждет их решения.
Наконец эсэсовцы отвозят его в гестапо в своей машине, а люди Геринга едут за ними по пятам. Таким образом, операция, продуманная и просчитанная заранее, допускает сбои и несогласования, что позволило некоторым людям чудом избежать смерти, а другие погибли по ошибке, поскольку все руководители заговора преследуют свои собственные интересы, а также имеют своих собственных врагов и протеже, которым сохранили жизнь в надежде на то, что они окажутся полезными в будущем.
Поэтому-то Геринг и не разрешает арестовать Папена. Вице-канцлера под охраной отделения эсэсовцев провожают до дома. «Телефон был отключен, – вспоминает Папен, – а в своей гостиной я обнаружил капитана полиции, в чьи обязанности входило обеспечение моей полной изоляции. Он сказал, что мне запрещено поддерживать контакт с окружающим миром и принимать посетителей». На самом деле офицера приставили к Папену для того, чтобы его не убили люди Гиммлера. Ему разрешено выдать вице-канцлера только тому, кто предъявит официальный ордер на арест, подписанный лично Герингом. Папен находился под домашним арестом вместе со своим сыном в течение трех дней, охраняемый эсэсовцами, которые никого к нему не допускали. Это сохранило Папену жизнь. Геринг сберег его в обмен на те услуги, которые тот ему оказал, а еще потому, что Папен был личным другом Гинденбурга, и вице-канцлер это знал. «Между мною и убийцами встал один человек – Геринг».
Но таких, кто благодарен Герингу, мало. Наоборот, его внимание в то утро означает смерть для очень многих, смерть, настигающую как античный рок – слепой и неумолимый. Геринг ликвидирует всех, кто его раздражает, или тех, чья жизнь каким-нибудь образом может ему угрожать. Гиммлер и Гейдрих ведут себя точно так же, и список жертв растет очень быстро. Тот факт, что человек давно уже оставил политику и отказался от всех своих притязаний в этой области, не имел никакого значения. Нацисты не умеют прощать. Лидеры рейха не могут полагаться на случай. Они не верят в наивные сказочки идеалистов и считают, что мертвый враг, в отличие от живого, уж ничем не сможет им навредить.
