Карл Деметр - Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650–1945
После катастрофы высшая власть приняла меры. 25 июля 1807 года король учредил комиссию по реорганизации армии. В этой важной комиссии вначале было больше консерваторов, чем реформаторов, но король своей рукой набросал направление ее деятельности. Этот документ состоял из девятнадцати пунктов. Пункт 5 непосредственно касался социального состава офицерского корпуса. В нем король писал: «Не следует ли произвести изменения относительно приема буржуазии и принимать ее в большем количестве?» Это единственное предложение, этот раздумчивый вопрос, заданный с легким оттенком нежелания, запустил масштабный процесс и в действительности открыл новую главу в истории прусского офицерского корпуса – и, конечно, в истории Германии.
Первый проект отчета, представленный комиссии, был подготовлен противником реформ подполковником фон Лоттумом, и он дал на заданный в пятом пункте вопрос следующий ответ: опыт других германских государств показал, что допущение в армию офицеров буржуазного происхождения не сулит ей никаких выгод. Но если считается, что такой шаг привлечет на сторону армии многих влиятельных граждан (что весьма вероятно), то это достаточное основание для подобной рекомендации. Но в таком случае следует принимать лишь представителей респектабельных и культурных буржуазных семейств, чтобы их связи не оказались несовместимы с их будущим социальным положением. Сходная точка зрения была высказана подполковником фон Борштелем в его докладной записке от 20 сентября 1807 года. Тот факт, что прусское офицерство в целом поддерживало идею о предоставлении армейских должностей выходцам из буржуазных семей, находит свое подтверждение в тексте докладной записки, поданной комиссией, и в открытом признании Бойена. Но с точки зрения Лоттума, поддержанной Борштелем и многими другими, предоставление должностей буржуазии должно было быть ограничено строгими рамками, что гарантировало бы преобладание в армии представителей беднейшего прусского дворянства. Слова, сказанные Фридрихом Майнеке о Борштеле, можно с тем же успехом отнести к Лоттуму и тем, кто придерживался подобного образа мыслей: «Крепкий ствол его аристократических и военных убеждений теперь предстояло украсить либеральными гирляндами».
Сторонники реформ в самой комиссии не строили иллюзий относительно этого факта, но после того, как консерваторы были заменены реформаторами, комиссия стала склоняться в пользу нововведений. Первый проект Лоттума, содержащий множество оговорок, был полностью отклонен, и отчет, который в конечном итоге был представлен королю, носит несомненный отпечаток взглядов Шарнхорста и Гнейзенау – ярых сторонников реформы.
В конце концов их взгляды (и в какой-то степени сам текст документа, например два вступительных предложения) были воспроизведены в королевском указе, вышедшем в Кенигсберге 6 августа 1808 года (спустя почти 12 месяцев) со следующим заголовком: «Правила назначения на должности прапорщиков и выбора офицеров для пехоты, кавалерии и артиллерии». Он начинался следующими словами: «В дальнейшем при выборе претендентов на какую-либо должность будут учитываться только образование и компетентность в мирное время и выдающаяся храбрость и бдительность во время войны. Отсюда следует, что любой житель Пруссии, обладающий этими качествами, может добиваться высочайших военных должностей. Все преимущества, которыми до сих пор пользовалось в армии дворянское сословие, отменяются, и все граждане, независимо от происхождения, будут иметь одинаковые права и обязанности…»
В действительности этот указ лишь только применил текст первого прусского указа о реформе, датированного 9 октября 1807 года, к условиям вступления в офицерский корпус. Этот указ, отменивший все различия между классами, и в частности крепостное право, дал буржуазии и крестьянству право приобретать у дворян земельную собственность и позволил дворянам заниматься предпринимательством. Из этого логично последовали такие меры, как отмена телесных наказаний в армии и тому подобное. И как любая другая крупная реформа, она вызывала вопрос: действительно ли это реформа или же на самом деле это революция – революция сверху. Во всяком случае, указ от 6 августа 1808 года, если рассматривать его вместе с другими нововведениями, произвел над прусской армией и государством очень серьезную операцию, повлекшую за собой множество осложнений. Подтверждением того, что выбранное лечение все-таки оказалось действенным, может служить победная освободительная война и полное восстановление прусского государства, его армии и офицерства. Преграда была устранена, и пациент снова смог дышать.
Однако, оправившись, пациент не испытал никакой благодарности к докторам, которые его вылечили. Известно, что даже через много лет после смерти Шарнхорста Борштель (которого вынудили покинуть комиссию) не мог без ненависти и возмущения слышать упоминание имени этого великого человека. Еще один старый консерватор, генерал фон Йорк, когда принц Вильгельм в разговоре с ним попытался защитить новые правила распределения должностей, бросил ему прямо в лицо: «Если ваше высочество отняли у меня и моих детей наши права, то как вы можете поручиться за сохранение своих собственных?» Якобизм, ни больше ни меньше, – таково было обвинение, которое удрученное прусское дворянство предъявляло создателям новой системы.
Да и сам король, когда почувствовал, что снова уверенно держится в седле, пожалел о своем недавнем безрассудстве, и это проявилось в том, как он решил проблему военных училищ. Военные училища в том виде, в котором они существовали в Пруссии и других германских государствах еще со времен великого курфюрста, представлялись людям вроде Шарнхорста, Гнейзенау и даже Гумбольдта рассадником устаревшей идеологии классовой исключительности. Поэтому они хотели, чтобы подобные учреждения были упразднены. Но в этом вопросе военный министр Бойен проявил больше проницательности. Учитывая пожелания короля, он намеревался лишь привести дух этих учебных заведений в соответствие с новым характером армии, а именно с принципами равенства перед законом и поощрения таланта и энергии. В частности, он хотел включить в число семей, чьи сыновья могут быть приняты в военные училища, весь класс гражданских служащих. В соответствии с этим он особо подчеркивал высокое положение чиновников. Но даже это было для короля уже слишком. Поэтому он снова ограничился семьями офицеров. Это могли быть либо те семьи, чьи отцы погибли в бою, либо те, которым он мог даровать это право как знак своего особого расположения. На практике это означало, что в военные училища не принимали почти никого, кроме юношей из дворянских семей. В конце концов, офицеры, у которых к тому времени (1816) были сыновья, годные по возрасту для поступления в военное училище, уже были офицерами до 1808 года, а следовательно, они, скорее всего, были дворянами. Если учесть этот факт, то станет очевидно, что ограничение приема лишь сыновьями павших в бою офицеров приводило к тому, что в военные училища попадали лишь дворяне (если не считать исключительных случаев королевской милости).
Таким образом, король воссоздал заслон против возможных последствий своего собственного указа от 6 августа 1808 года, а именно чрезмерного притока буржуазии в офицерский корпус. В конце концов по совету Шарнхорста сотни «добровольцев» (егерей) из буржуазных семей были назначены офицерами ополчения, чтобы компенсировать потери, которые армия понесла с мая 1813 года, и к концу 1815 года почти треть всего офицерского корпуса состояла из этих егерей. Когда мир был восстановлен, многие из этих людей не стали возвращаться в гражданскую жизнь: или их не привлекала профессиональная карьера, или перспективы, которые она сулила, их не устраивали, или у них были другие соображения. Лучшие из егерей – всего около 1300 человек – получили должности в линейных полках как «сверхкомплектные» офицеры и постепенно заняли вакансии кадровых офицеров. Однако эти люди сильно разнились по своему социальному и интеллектуальному уровню, и среди них попадались личности весьма сомнительные, а также такие, которых принц Фридрих-Карл однажды назвал «чужеродными элементами». Несомненно, знакомство с этими людьми очень скоро вызвало у кадровых офицеров негативное отношение к реформам.
Однако это негативное отношение не имело бы никаких последствий, если бы оно, так сказать, не опиралось на поднимающуюся волну реакции и реставрации, которая затопила все, что было посеяно реформой. После сокрушительного поражения 1806 года юнкерский элемент прусского офицерства, сыгравший почетную роль в освободительной войне, вернул себе чувство собственного достоинства. Естественно, он старался покончить с унижением, которому он подвергся в результате указа о реформе, и вернуть себе утраченное положение. После освобождения и воссоздания государства началась упорная борьба за превосходство, и нигде это не проявлялось так отчетливо, как в офицерской среде. В ополчении практически все офицеры были выходцами из буржуазных семей, а что касается остальных подразделений, то в 1817 году в списках офицерского состава было 4138 дворянских и 3367 буржуазных фамилий, в 1818 году 3605 и 3053 соответственно. Очевидно, что преимущество юнкеров было совсем незначительным, и, естественно, они теперь старались использовать любую возможность отвести от себя опасность неминуемого поглощения. В то же время брожение умов получило такое широкое распространение, что не могло не коснуться самих юнкеров, и общее увлечение левыми взглядами затронуло их не меньше, чем все общество в целом. Но после того, как маятник был смещен влево в течение почти десяти лет, сдвиг вправо был продиктован самим законом равновесия.
