Виктор Бронштейн - Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом
Когда Егор познакомил меня со своим отцом, носителем не только французского языка, но и весьма характерной еврейской внешности и манер, было заметно, что с ним, как, впрочем, и со всеми нами – потомками по преимуществу победивших красных – в детстве на «французских языках» не говорили, оставив этот «пережиток прошлого» уничтоженным белым.
Лежала степь, и крест стоял над степью,
и ветер в перекладинах гудел.
Мы шли на красных сомкнутою цепью,
но предрешён был доблести удел.
И предпочла бесстрастная победа
армейской чести Каинову кость,
когда под пентаграммой Бафомета
кишела зависть и кипела кровь.
Из рода в род плебейская свобода
всё отвратительней… Но, заводя уют,
здесь внуки взбунтовавшегося сброда
о нас романсы пишут и поют.
Златя кресты, лобзая образа,
вы нас при всех потугах – не поймёте.
…Так дребезжи на каждой верхней ноте
стеклянная, актёрская слеза.
Я не уверен, что повторение подобного уникального опыта даст точно такой же результат и в других семьях, но пробовать стоит. Сам Господь, вновь услышав у российской люльки хороший французский, наверное, сильно удивился и обрадовался воскрешению боголюбивого XVIII века хотя бы в одной советско-еврейской семье и поцеловал Егора в лоб как первого вестника возрождения благостно-патриархальных аристократических традиций.
И сам факт, что Егор с явным удовольствием познакомил нас с отцом, не скрывая обычный двухэтажный деревянный дом в центре Иркутска, также свидетельствует о его открытости, присущей людям, ни в коем случае не заточенным на обман.
О человеческой надёжности Егора свидетельствует и его преданность одной любви с институтских времён и по настоящее время, и глубокая любовь к своим троим деткам, которым выпало нечастое в наше время везение расти в атмосфере взаимной родительской любви.
Всё вышесказанное не оставляет никаких сомнений в порядочности и честности моего нового приятеля, а следовательно, в отличие от предшествующих горе-партнёров по Испании и Германии, у него просто не может быть злого умысла относительно вклада наших денег в представляемую им американскую фирму, как и в любых других совместных делах. Значит, можно смело взаимодействовать с ним по интересной для меня и моих иркутских друзей-приятелей лондонской теме.
От слов к делу
Поездку в Лондон мы совместили с моим днём рождения, который каждый год гонит меня в дальние пути-дороги. По– видимому, где-то в подсознании у меня гнездится мысль, что чем дальше убегаешь от дома и места, где родился, чем тише празднуешь, тем труднее ангелам, отвечающим за быстрое течение времени, отыскать беглеца и поставить отметины в виде новых лет, а также морщинок и седины.
«Поэт вне возраста живёт…»
Поэт вне возраста живёт.
Он, как размашистый кустарник,
Приствольных не ведёт кругов,
Где нудный счёт былых годов.
О нём всё знает ветер-странник.
Он нежит мыслей лепестки,
Что на рассвете появились.
А рядом мудрости ростки
Полны надежды и тоски —
В них дни и годы схоронились.
По ветру пущенной листвой
Удел кустарника метаться.
Так и поэт летит мечтой
То в небе, то над мостовой,
Чтоб до снегов к любви прорваться.
Правда, в этом году в день моего рождения музыка всё же звучала, причём не потихоньку, а на весь Лондон, но, к счастью, не для одного меня и вовсе не в ресторане.
Нагулявшись по главному парку Лондона и непременно сходив в сокровищницу картин, в обед с женой и дочерью в тихом русском ресторане «Новиков» подняли мы по бокалу сухого вина. Подарки при этом получили мои дорогие гостьи. Но и они не остались в долгу. Вручили мне три билета на Санкт-Петербургский филармонический оркестр, превзошедший все ожидания. Он как будто специально был послан на мой день рождения в Лондон. Подсознательно я, наверно, с самого детства ждал именно такого подарка. Будучи очень мнительным ребёнком, я часто тревожился перед сном и выплакивал родителям одну и ту же жалобу – что мне очень тоскливо. Увы, после ранней смерти дедушки, родителям, умотанным на работе в послевоенные 50-е годы, и очень боевой и трудолюбивой бабушке, к сожалению, с большевистской закваской, было не до сказок, и очень часто от мамы звучала одна и та же загадочная и непонятная отговорка: «Сейчас мы вызовем для тебя симфонический оркестр». И вот в день рождения, через год после ухода любимой 90-летней мамочки в иные миры, долгожданная отговорка детской поры наконец– то выполнена, как знать, может быть, и не без маминого участия.
Музыка дня рождения звучала совершенно потрясающе, унося меня в детство и в юность, воскрешая и маму, и всех родных, одолевая не только время, но бесконечные и байкальские, и средиземноморские, и карпатские просторы, где жили когда– то мои предки. Вихрям бессмертной музыки, подхватившей мою душу, легко покорялись не только бескрайние земные просторы, но и мерцающие наподобие свечей звёзды с опоясывающим небосвод Млечным Путём. Всем своим существом я ощущал их феерический негасимый пламень. Он был так же реален, как и жаркие пионерские костры возвращённого ураганом симфонии детства. В потоках всесильной музыки душа воспарила, по-видимому, так высоко, что стала разом видна вся моя жизнь, быстро летящая во вселенском просторе, оживляемом сиянием бесчисленных созвездий, прочно вплетённых в наши судьбы знаками зодиака. Где-то далеко внизу, как звёзды, во множестве сияли купола православных церквей, и в мозгу всплывали заветные картины, ещё не так давно выплескивающиеся в стихотворения.
…Порой я будто бы лечу,
Прорвав туман над куполами,
И православным всем кричу:
«Нам чудо, братья, по плечу —
Мы возродили храмы с вами!».
Закрыл глаза, и по всему телу действительно разлилось блаженное ощущение полёта, которое до этой поры приходило ко мне только в самых незабываемых снах, лицом я как будто ощущал ласкающий ветерок.
Больше всего на свете в этот момент я желал продолжения симфонии и полёта.
…И нет с тех пор чудесней снов:
Я в небесах давно, как птица!
Отбросив груз земных оков,
Купаюсь в пене облаков,
Мне сёстры – звёзды и зарница.
Леса и горы – братья мне,
А ветерок как песнь любимой;
В его ласкающей волне
Плыву в лазурной вышине
Над красотой необозримой!
Пролетая над всей своей жизнью, я, как наяву, видел прадеда, умершего полвека назад, который, когда мне было года три, подарил скрипку, и деда, растапливающего с присказками печку ранним морозным утром под звуки непременного гимна, всегда ровно в шесть утра рвущегося из старого динамика, видел и весёлую молодую мать, пустившуюся в пляс, и выскочившего в круг отца. Недалеко от них с серьёзными лицами стояли внуки и правнуки, которым не довелось встретиться ни с кем из родственников старше меня.
В этой картине поколений, воскрешаемой потоками музыки, со своими книжками стихов и прозы я ощущал себя как бы связным времён.
«В молитве я предков своих вспоминал…»
В молитве я предков своих вспоминал,
Желая им светлого рая,
И парус-мираж на меня наплывал,
И чаек тревожилась стая.
Как пастырь суровый, Байкал мне внимал,
Спокойный от края до края.
И лодку из прошлых времён посылал,
Связному времён доверяя.
Но музыка закончилась, полёт оборвался, душа с небес возвратилась в какое-то потаённое место моего «я». Возвратились огромные люстры и старинный потолок здания, больше похожего на храм, нежели на концертный зал, и, как всегда, потекли без устали обновлённые мысли.
Прославленные оркестры слушал я не впервые, но такого волшебства ранее не случалось. Например, недавно в Иркутске гастролировал по приглашению нашего великого земляка, блистательного пианиста Дениса Мацуева, израильский симфонический оркестр. Но он не вызывал таких неповторимых мистических эмоций. Может быть, оркестр был слабее, а может быть, всему виной день рождения, пролетающий за тридевять земель от дома, на туманном Альбионе, омываемом со всех сторон холодным и таинственным океаном, загадочно серебрящимся под луной уже миллионы лет.
Когда зал, несмотря на все санкции и антирусскую пропаганду, неистово и долго аплодировал стоя, выпрашивая всё новые и новые минуты наслаждения, меня переполняла гордость и за оркестр, и за композиторов, и за балет, и за писателей-классиков, и по большому счёту – за всю Россию.
В общем, подарок пришёлся мне по душе, музыка была божественной. В этом году, наверное, меня ждёт немало музыкальных открытий. Недаром же есть поговорка: «Как встретишь год, так и проведёшь его». Тридцать первого декабря мы с женой посвятили праздничный вечер Иркутскому музыкальному театру, где выступал Денис Мацуев, а после концерта едва успевали встретить Новый год на одной затерянной в звёздной и морозной ночи прибайкальской базе в интригующе незнакомой компании и обстановке. Тяга окрашивать день рождения незабываемыми красками высокого искусства у меня давно. Ещё лет десять назад, когда с Геннадием Гайдой мы вырывались в столицу и каждый вечер в течение двух недель, а по выходным ещё и днём, посещали театры, я писал:
