Борис Вадимович Соколов - Кто воевал числом, а кто – умением. Чудовищная правда о потерях СССР во Второй Мировой
Установленное для ноября 1942 года соотношение между числом пораженных в боях и количеством убитых представляется нам близким к среднему за войну в целом. Тогда безвозвратные потери Красной Армии (без пленных, умерших от ран и небоевых потерь) в войне с Германией можно оценить, умножив 5 тыс. человек на 4656 (4600 – сумма (в процентах) потерь пораженными в боях за период с июля 1941 года по апрель 1945 года, 17 – потери пораженными в боях за июнь 1941 года, 39 – потери пораженными в боях за май 1945 года, принятые нами за одну треть потерь соответственно июля 1941 года и апреля 1945 года). В результате мы приходим к цифре в 23,28 млн. погибших. Из этого числа следует вычесть 939 700 военнослужащих, числившихся пропавшими без вести, но после освобождения соответствующих территорий вновь призванных в армию. Большинство из них не было в плену, часть бежала из плена[35]. Таким образом, общее число погибших сократится до 22,34 млн человек. По последней оценке авторов книги «Гриф секретности снят», небоевые потери Красной Армии составили 555,5 тыс. человек, в том числе не менее 157 тыс. человек были расстреляны по приговорам трибуналов[36]. Тогда общие безвозвратные потери советских вооруженных сил (без умерших в плену) можно оценить в 22,9 млн человек.
Для получения итоговой цифры военных потерь необходимо также оценить количество советских военнопленных, умерших в плену. По итоговым немецким документам, на Восточном фронте было взято 5754 тыс. военнопленных, в том числе в 1941 году – 3 млн 355 тыс., в 1942 году – 1653 тыс., в 1943 году – 565 тыс., в 1944 году – 147 тыс., в 1945 году – 34 тыс. При этом авторы документа, представленного западным союзникам в мае 1945 года, оговаривались, что за 1944–1945 годы учет пленных неполный. При этом число умерших в плену оценивалось в 3,3 млн человек[37]. Однако, по более ранним данным ОКВ, в период с 22 июня по 1 декабря 1941 года на Восточном фронте был захвачен 3 806 861 военнопленный, а по заявлению, сделанному правительственным чиновником Мансфельдом 19 февраля 1942 года в Экономической палате рейха, советских военнопленных насчитывалось 3,9 млн. человек (почти все они были захвачены в 1941 году) [38]. В число 3,8 млн пленных 1941 года наверняка вошли примерно 200 тыс. пленных с оккупированных территорий, отпущенных из лагерей еще в 1941 году[39]. С учетом примерно 450 тыс. пленных, недоучтенных в 1941 году, а также пленных, взятых союзниками Германии (Финляндия захватила 64 188 пленных, из которых умерли 19 276 – 30 %, Румыния – около 160 тыс. пленных, из которых умерло 5,2 тыс.) [40], общее число советских военнопленных я оцениваю в 6,3 млн человек. Из этого числа на союзников Германии приходится около 220 тыс. человек. На Родину из германского (а также финского и румынского) плена вернулись 1 млн 836 тыс. человек, еще примерно 250 тыс., по оценке МИД СССР, сделанной в 1956 году, после войны остались на Западе[41]. Общее число погибших в плену, добавляя сюда 19,7 тыс. красноармейцев, погибших в финском плену, и 5,2 тыс., погибших в румынском плену, я оцениваю примерно в 4 млн человек. Это составляет 63,5 % от общего числа пленных.
Столь высокая смертность советских военнопленных вызывалась как неприменением к ним условий Женевской конвенции, сознательным уничтожением нацистами евреев и политработников, так и объективными причинами, прежде всего острой нехваткой продовольствия. Численность советских пленных 1941 года на полмиллиона превышала численность германской сухопутной армии на Востоке, которая насчитывала 3,3 млн человек и сама ощущала дефицит продовольствия. Так что немцы при всем желании не могли прокормить такое количество пленных, что обрекло большинство из них на смерть зимой 1941/42 года. Быстро вывезти их в глубокий тыл в Польшу также не представлялось возможным из-за нехватки вагонов и низкой пропускной способности железных дорог.
С учетом умерших пленных общие потери советских вооруженных сил можно оценить в 26,9 млн человек. Следует учитывать, что разницу между 4 млн и 3,3 млн погибших пленных, учтенных немцами, составляет около 700 тыс. человек. Сюда входят как пленные, умершие после взятия в плен без регистрации немецкими органами, так и пленные, бежавшие из лагерей и умершие потом либо в партизанских отрядах, либо просто в деревнях, где они скрывались от немцев. В число 700 тыс. умерших входят также те военнопленные, которые служили в вермахте, СС и вспомогательных полицейских формированиях и погибли в боях с Красной Армией или с партизанами.
Для определения истинной величины безвозвратных потерь Красной Армии может быть предложен еще один способ. С учетом того, что в более мелких сражениях недоучет потерь мог быть меньшим, предположим, что общий недоучет безвозвратных потерь в сборнике «Гриф секретности снят» был как минимум трехкратный. Его авторы, как признает начальник Историко-мемориального центра генерал А.В. Кирилин, работали с базой персональных данных по донесениям фронтов о безвозвратных потерях[42]. А на персональном учете, как признавало руководство наркомата обороны в апреле 1942 года, состояло не более одной трети безвозвратных потерь. В «Грифе секретности снят» общий объем безвозвратных потерь, с включением сюда вернувшихся домой пленных и пропавших без вести, определен в 11 444 тыс. человек. Из них надо исключить 1658 тыс. умерших от ран, болезней и несчастных случаев и расстрелянных трибуналами и покончивших с собой (эти потери не входят в число убитых и пропавших без вести) [43]. Если полученное число умножить на 3 и вычесть 2776 тыс. вернувшихся пленных и пропавших без вести и опять прибавить 1658 тыс. погибших, то получится, что всего погибло около 28 240 тыс. военнослужащих Красной Армии. Отсюда надо вычесть примерно 250 тыс. советских военнопленных, оказавшихся в эмиграции. Общее число погибших уменьшится до 27 990 тыс., что всего на 1090 тыс. больше цифры в 26,9 млн погибших советских военнослужащих, полученной с использованием данных о помесячной динамике пораженных в боях[44].
Есть еще один вариант подсчета советских военных потерь – по соотношению потерь офицеров Красной Армии и вермахта. Офицеров ведь считали точнее, и в СССР учет их безвозвратных потерь после войны занял много лет и был в основном завершен только в 1963 году. С июня 1941 по ноябрь 1944 года безвозвратные потери офицеров германской сухопутной армии на Востоке составили 65,2 тыс. погибшими и пропавшими без вести. С июня 1941 года по ноябрь 1944 года германские сухопутные силы потеряли на Востоке 2417 тыс. погибших и пропавших без вести, в том числе 65,2 тыс. офицеров, что дает соотношение солдат к офицерам в безвозвратных потерях 36,07:1[45]. Столь высокая величина этого показателя говорит о высокой точности учета, так как офицеров считали точнее, чем рядовых, тем более что он близок к соотношению солдат и офицеров в личном составе действующей сухопутной армии. Там офицеров было 81 314 из 2 741 064, что дает соотношение 32,71:1 (уменьшение показателя происходит, очевидно, за счет большей доли офицеров в высших штабах) [46].
Красная Армия за тот же период (без ВМФ и ВВС и с исключением политического, административного и юридического состава сухопутных сил, представленного в Германии не офицерами, а чиновниками) потеряла около 784 тыс. офицеров только погибшими и не вернувшимися из плена. Это дает соотношение около 12:1[47]. В немецкой армии на Востоке доля безвозвратных потерь офицеров до конца 1944 года составила около 2,7 %[48]. Определить долю офицеров в боевых безвозвратных потерях Красной Армии достаточно сложно. Она значительно колеблется по различным боям и зависит от того, какое соединение, стрелковое или танковое, участвовало в боях. Так, за период 17–19 декабря 1941 года в 323-й стрелковой дивизии потери начальствующего состава среди убитых и пропавших без вести составили 3,36 %[49]. Для 5-й гвардейской армии в период с 9 по 17 июля 1943 года соотношение потерь рядовых и офицеров составило 15,88:1, а с исключением политического и других «чиновничьих» составов – 18,38:1[50]. Для 5-й гвардейской танковой армии соответствующие соотношения в период с 12 по18 июля 1943 года составят 9,64:1 и 11,22:1[51]. Для 48-го стрелкового корпуса 69-й армии в период с 1 по 16 июля 1943 года данные соотношения достигают 17,17:1 и 19,88:1[52]. Надо учитывать, что основные потери в живой силе в войну несли именно общевойсковые, а не танковые армии (в последних доля офицеров была значительно выше). Поэтому общее соотношение безвозвратных потерь офицеров и рядовых красноармейцев в целом будет гораздо ближе к тому, что было установлено для общевойсковых, а не для танковых соединений. При этом надо учесть, что использованные советские донесения содержат значительный недоучет безвозвратных потерь, причем в большей степени за счет рядовых, а не офицеров. Этот недоучет был очень значительным. Так, по донесениям 183-я стрелковая дивизия 48-го стрелкового корпуса потеряла в указанный период 398 убитых и 908 раненых (пропавшие без вести не были учтены), причем для убитых соотношение солдат и офицеров было 25,5:1. Однако численность личного состава дивизии, даже без учета возможного пополнения, сократилась с начала боев и до 15 июля с 7981 человек до 2652, т. е. реальные потери составили не 1300, а 5329 солдат и офицеров[53]. Очевидно, разница в 4029 человек образовалась главным образом за счет неучтенных пропавших без вести, среди которых наверняка солдаты резко преобладали над офицерами. Для сравнения можно взять другие дивизии 48-го корпуса, по которым есть данные и по пропавшим без вести. У 93-й гвардейской стрелковой дивизии соотношение солдат и офицеров среди убитых было 18,08:1, а среди пропавших без вести – 12,74:1, у 81-й гвардейской соответственно – 12,96:1 и 16,81:1, у 89-й гвардейской – 7,15:1 и 32,37:1, у 375-й стрелковой – 67,33:1 и 31:1. В последнем случае столь большие цифры, очевидно, получились из-за малой величины безвозвратных потерь – 3 офицера и 233 рядовых, что повышает риск статистической погрешности. Замечу также, что в 375-й дивизии был огромный недоучет потерь. Ее численность сократилась за время боев с 8647 до 3526 человек, что дает реальные потери не в 236, а в 5121 человека. В тех случаях, когда среди пропавших без вести доля офицеров оказывается большей, чем среди убитых, это должно указывать на то, что здесь был огромный недоучет пропавших без вести солдат, так как судьбу офицеров обычно определяют точнее. Поэтому в случае с дивизиями, где доля офицеров среди пропавших без вести была больше, чем среди убитых, мы примем для пропавших без вести то же соотношение, какое было установлено для убитых, и исключим из подсчета 375-ю дивизию. В этом случае подсчеты для 48-го корпуса без одной дивизии дадут соотношение солдат и офицеров в безвозвратных потерях, равное 21,02:1. С исключением же политсостава, юридического и административного, соотношение станет равно 24,16:1. Интересно, что это практически равно соотношению, которое получается для немецкого объединения – III моторизованного (танкового) корпуса генерала Эберхарда Макензена, но за более длительный период времени. Этот корпус действовал на Восточном фронте в период с 22 июня 1941 года по 13 ноября 1942 года и за это время потерял погибшими и пропавшими без вести 14 404 человека, в том числе 564 офицера, что дает соотношение 24,54 солдат и унтер-офицеров на одного офицера[54]. Отмечу, что в немецком моторизованном корпусе доля танковых частей и подразделений была значительно ниже, чем в советской танковой армии, поэтому в соотношении в потерях солдат и офицеров он был ближе к армейским корпусам, чем советские танковые армии к общевойсковым армиям. Кстати сказать, число погибших солдат на одного погибшего офицера в немецком корпусе оказывается ниже, чем по Восточной армии в целом. Разница, вероятно, возникла за счет того, что в корпусе была выше доля танковых частей, где доля офицеров была выше, чем в пехоте. Кроме того, в корпусных донесениях не учитывались раненые и больные, умершие в госпиталях, среди которых доля офицеров была ниже, чем среди убитых и пропавших без вести.
