Василий Стенькин - Без вести...
По Волге шел лед. Льдины сталкивались, громоздились, кружились. Николай смотрел как зачарованный, не замечая вокруг себя шумной городской жизни. Он разделся до пояса и стал плескаться в мутной воде, прохожие глядели на него кто с удивлением, кто с насмешкой.
По пути к центру города прочитал вывеску: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР. Управление по Куйбышевской области». Подошел ближе. А что, если зайти? Нет! Допросы, тюрьма. Нет!
Огарков ускорил шаги, но тут же повернул назад. «Зайти. Рассказать правду. Свои же — поймут». Но страх опять удержал его. «Явлюсь с повинной, только не сюда». Он решил уехать из города, где провел самые счастливые юношеские годы.
Вернулся на Клавину квартиру, взял свой чемодан и, оставив записку, ушел. «Куда? В Москву! Там лучше разберутся в моем деле...» — решил он.
Москва... Николай вошел в первый попавшийся подъезд огромного серого здания на площади Дзержинского, спросил старшину:
— Как попасть в КГБ?
— Бюро пропусков на Кузнецком.
В бюро пропусков так прямо и сказал, что он американский агент и явился с повинной. Его слова приняли с недоверием. Но после расспросов все же провели к подполковнику Васильеву.
Невысокий седой Васильев скорее был похож на школьного учителя.
Внимательно выслушав взволнованную исповедь Николая, подполковник спросил:
— Вы обедали?
— Нет. Я прямо с поезда.
— Так... А что, если я распоряжусь подать обед сюда?
Огарков пожал плечами, дескать, вам виднее, решайте, а сам подумал: «Все ясно: ночевать придется в тюрьме».
— Значит, вы должны выдавать себя за воспитанника детского дома? — спросил полковник, продолжая беседу. — Какого?
— Чарджоуского.
— Вы знаете этот город?
— Да. Я там действительно был в детском доме. До тридцать четвертого года.
Подполковник спрашивал о таких мелочах, которые по мнению Николая, вообще не могли никого интересовать. Говорил он спокойно, не повышая голоса. Иногда задумывался, видно, формулировал про себя следующий вопрос.
Огарков не таким представлял себе этот допрос. Немцы допрашивали его не так: Николай вспомнил, и у него вдруг заныла спина...
Около шести часов вечера подполковник вдруг поднялся.
— Пожалуй, прервем нашу беседу, на сегодня хватит. Вы сейчас поедете в гостиницу, — он протянул Огаркову листок с адресом, — там для вас забронировано место.
— Это ваш филиал? Тюрьма? — грустно пошутил Николай. — Я же преступник. — Он заметил удивление в глазах подполковника и спросил:
— А если я убегу?
— Зачем вам бежать, когда вы сами пришли сюда? И сразу хочу разъяснить, чтобы не было недоразумений. Советский человек, завербованный иностранной разведкой, не подлежит привлечению к уголовной ответственности, если он ничего не сделал для исполнения заданий разведки и сам явился сюда с повинной. Вы поняли меня, Николай Егорович?
— Понял, но... Верится трудно. Уж больно не похоже на то, что нам говорили...
— Пытки, оскорбления. Так, что ли?
На третий день Огарков в сопровождении подполковника Васильева и еще одного офицера выехал на место, где были зарыты запасные рации и водолазные костюмы, в которых их сбросили с катера.
Найти их оказалось трудно: сотни похожих одна на другую сосен, вот вроде бы та, под которой все зарыто, но стрелка миноискателя не двигалась с места.
Ночевали они в казарме пограничников.
Николай спал беспокойно: он понимал, что если не сумеет найти шпионское снаряжение, его показания возьмут под сомнение. Правда, подполковник никакого вида не подавал, но второй офицер иногда довольно подозрительно поглядывал на Огаркова. На третье утро подполковник привел Огаркова на берег. Сказал несколько загадочно:
— Решил облегчить вашу задачу. Осмотритесь хорошенько.
Николай с изумлением узнал скалу, возле которой они тогда вылезли из воды...
— Вы... — голос у Николая сорвался. — Вы... Знали?.. Видели?..
Васильев улыбнулся, не ответил.
Теперь уже проще было разыскать сосну, под которой было зарыто шпионское снаряжение. Скоро Николай указал: — вот она, здесь спрятано.
Оставалось найти Игнатия и Виктора. Ждать три месяца до их встречи не годилось: Игнатий сможет собрать и передать в шпионский центр важные сведения. Надо было изловить как можно раньше. О приметах Игнатия и Виктора, об их документах были оповещены многие управления. Огаркову показывали фотокарточки подозреваемых, все это были не они.
Тогда его послали в Ленинград: пусть потолкается на рынках, на вокзалах, в магазинах, может, и встретится с Игнатием.
В начале Васильев настаивал, чтобы Огарков склонил Игнатия к явке с повинной. Но куда там, разве такой заклятый враг согласится! Пришлось дать согласие на его задержание.
Две недели Николай и его невидимые спутники шатались по городу. И в дождь, и в пронизывающий ветер с Финского залива... Наконец, они встретились. Столкнулись на Среднем проспекте и узнали друг друга...
Игнатий сделал вид, что не заметил Огаркова и круто повернул в сторону. Видно, сообразил, что появление Николая в неположенное время в этом городе не случайно.
На оклик он даже не оглянулся. Началось преследование. Игнатий метался, словно волк, нивесть как попавший в большой город.
Наконец, Игнатий понял, что скрыться ему не удастся, тогда раздавил зубами ампулу с ядом, пробежал еще несколько шагов и упал... Все, конец. А ведь Николай утверждал, что яда у напарников нет...
У Игнатия нашли записную книжку: ему удалось собрать ценную информацию, кое-что он, конечно, успел передать своим шефам.
— Да, плохо мы сработали, Николай Егорович, — вздохнул Васильев. — Где его рация, где коды, шифры, средства тайнописи? Все это для нас утрачено. Может быть, он передал другому агенту? А тот живет себе спокойно, слывет за честного человека.
— Не думаю, — неуверенно ответил Николай.
— Будем искать Каштанова.
Подполковник будто не заметил смущения Николая.
В общем, настал день, когда Огаркову снова пришлось поехать в Ленинград. В половине девятого вечера в зале касс предварительной продажи билетов они встретились.
— Ну, как? — спросил Виктор, не скрывая волнения.
— Средне, — неопределенно ответил Николай.
— Что-то старшой опаздывает.
— Слушай, Виктор, давай плюнем на него и сдадимся.
— Эка, выдумал... Страшно.
— А если Игнатий не придет?
— Не придет, так запасная встреча через неделю.
— А если и на запасную не придет?
— Да что ты каркаешь, как старая ворона, — со злостью бросил Каштанов, внимательно вглядываясь в проходящих мимо: он искал глазами Игнатия.
— Слушай, а ведь наша песня спета.
— Как так? Думай, чего брешешь...
— Здесь ресторанчик есть, «Кавказский» называется. Пойдем, посидим.
Виктор согласился, но с явным недоверием.
За столом Огарков сказал:
— Понимаешь, есть закон: тех, кто приходят с повинной, не карают.
— Ты что-то хорошо стал знать законы. Может, побывал уже там?
«Сказать или не сказать? — мелькнуло в голове Николая, — Может быть, позже... Черт его знает, как отнесется...»
— Побывал, — все же честно признался Огарков.
— Что же ты тогда голову мне крутишь? С этого надо было начинать. Пошли! К чертям все! И я сдамся.
Видно и он думал все это время, терзался... Нужен был только толчок.
...Через две недели Николай Огарков и Виктор Каштанов выступали перед советскими и иностранными журналистами. Их, понятно, засыпали вопросами. О чем только не спрашивали?!
— Какие вы получали задания от мистера Кларка, господин Огарков?
Николай даже вздрогнул от неожиданности: голос и акцент журналиста напомнили ему голос американца, обучавшего его шпионскому ремеслу.
— Мы должны были собрать сведения о предприятиях атомной промышленности.
— Каким образом вы должны были это сделать?
— Выяснить местонахождение... Побывать там, завести знакомых, осторожно расспрашивать их, собрать пробы земли, воды, листьев с деревьев.
— Вы уверены, господин Огарков, — не унимался тот же голос, — что мистер Кларк действительно американец?
— Да, видел его в форме американского офицера.
— Скажите, товарищ Огарков, вас снабдили подлинными советскими документами или поддельными?
— Нам говорили, что документы подлинные, а оказались фальшивые.
— Скажите, товарищ Каштанов, а еще какие задания вы получили?
— Приказано было собрать образцы советских документов. Разузнать в деталях, как живут, как ведут себя в быту крупные партийные и советские работники и военнослужащие. Эти сведения американская разведка использовала бы для клеветнических провокационных целей.
— Скажите, товарищ Огарков, вы по доброй воле, по убеждению пошли на службу в американскую разведку?