Сергей Бушуев - Водитель трамвая
Нарядчики же брали с хохлов и деньги (я знаю об этом точно — не спрашивайте от кого и откуда) но чаще — подарки. Спросите, какой смысл хохлам платить и втираться в доверие? Ответ весьма прост. Хохлы приезжали на заработки. В отношении их не действовали нормы трудового права. Их могли поставить работать и в утреннюю смену после вечерней и заткнуть любую дыру в наряде. И ещё много чего в том же духе. Хохлы ели это всё в лучшем виде. Им надо было заработать. За большие «выходы» соответственно больше платили. Вот они и просили нарядчиц ставить их на подобные «выходы». За деньги и всякие подарки. При этом москвичам (подразумевалось) деньги, разумеется, не нужны. Их можно ставить работать и поменьше. Вот многих это и не устраивало.
Отличить же хохла в наряде было очень легко. Их табельные номера начинались на пятёрку. 5005 например, или 5208. И так далее. Москвичи разделялись, как я уже упоминал на три класса. Табельные номера водителей первого класса начинались на 1, второго на 2 и третьего соответственно на 3. Я ругался с Тамарой несколько раз. Но по другим поводам. До хохлов мне не было никакого дела. Поскольку эта грёбаная Тамара меня изначально невзлюбила особенно, вскоре я понял: руганью толка не будет. И начал действовать по-другому. А именно.
Хохлы не были бы хохлами, если бы оставались работать на праздники. Но подобных жестов доброй воли от них не дождёшься. Поэтому праздничные дни окучивали москвичи. То есть: хохлы разъезжались по своим семьям и Новый год встречали относительно по-человечески. Москвичи в тот же Новый год обязаны были трудиться. Такой вот бонус. Разумеется, я не имею в виду блатных или «передовиков производства» с солидным стажем. Тем давали отдохнуть. Заслужили. А вот молодых и «малоуважаемых» гоняли. При этом как вы знаете, в праздники транспорт ходит дольше обычного. А, следовательно, москвичи же попадали и под продление. Это когда вы должны закончить не в полвторого ночи, а в пять утра. И будете кататься всю новогоднюю ночь, возя алкашей. Безусловно, под продление попадали не все. Меня, к примеру, начальники не смогли бы заставить. Зная мой характер, они и не пытались. Я бы просто обматерил их всех и тупо загнал бы вагон в положенное (вне зависимости от каких-либо продлений) время в депо. Но избежать праздничных рабочих смен мне не удавалось. Из всего вышесказанного следовал простой вывод: людей работавших — вернее соглашавшихся работать без демонстративного раздражённого сопения носом на праздничные смены катастрофически не хватало. Вот и ставили кого только возможно. Лучше всего конечно тех, кто особо не нравится или не вписывается в местную серую возню. Я подходил идеально. И не только я. При этом, если спросить у кого-нибудь из трамвайных урководителей какого, мол, хрена вы отпускаете на праздники хохлов по домам — это же они должны трудиться (благо и платят в праздники чуть ли, не в два раза больше обычного), следовал невразумительный ответ. Нечто вроде: вы же понимаете, они такие бедненькие, им так тяжело, они и так работают тут без выходных и проходных, надо дать им повидаться с семьёй. Как будто в обычные дни им повидаться с семьёй намного сложнее. На самом деле у меня есть куда более простое объяснение. Я предполагаю, что и здесь хохлы ИМ платили. Потому и жили так. А на нас — чаще всего молодых водителях — выезжали. В прямом смысле данного слова.
Так вот. Один Новый год я честно отработал на линии. Правда, в утреннюю смену. Явился в депо в пять с чем-то утра: трезвый и злой. Как нарядчица Тамара. Выехал из депо. Лил дождь, была оттепель. На улице Курчатова встретил целую группу «вечёрочников» на трамваях. Они ехали в депо после продления. В Новый год катались почти до шести утра. Но они знали за что: их ставили работать в вечерние смены постоянно. Тут ничего не попишешь. Не хочешь продления пару раз в год, быстро поставят работать общий наряд: утро и вечер. А это для людей привыкших ложиться спать в три часа утра просто пытка. Поэтому когда я их встретил, некоторые даже помахали мне рукой. А один — с усами — улыбнулся. Но это они. У них была причина не возбухать. А я? Мне — то, какого чёрта это нужно? Никаких «льгот», послаблений и прерогатив я не имел. И унижаться ради них не собирался. Поэтому на следующий Новый год, узрев свой табельный номер напротив «выхода» бороздящего просторы Москвабада в праздничную ночь я поступил до безобразия просто, предсказуемо и радикально: взял больничный. Поступить так означало пойти на прямую конфронтацию со всем административным аппаратом депо. Но мне было на это наплевать. Как они ко мне относились, также и я стал относиться к ним. Уйдя на больничный 27 декабря я вышел уже после десятого января.
— Ха! — заявила «китаёза» Тамара едва увидела меня в их комнатушке. — Вот ещё один отдохнувший и встретивший Новый год!
При этом её противное лицо исказила гримаса злобы, и она дважды фыркнула.
«Ах ты, старая сука, — помнится, подумал я про себя, — твоё — то, какое дело? Занимайся своими делами. Ну, ничего, я тебе на следующий Новый год ещё лучше устрою!»
Спустя год ситуация повторилась зеркально. С единственным отличием. Нет, я также обнаружил свой табельный номер в числе «счастливцев», вытянувших чёрную метку. И также ушёл на больничный. С двадцать седьмого декабря. Только в том же году по весне я поступил учиться в колледж. В государственный. Было такое заведение на улице Зои и Александра Космодемьянской. Колледж книжного бизнеса. Глупость несусветная разумеется. Я о названии и назначении. Но, тем не менее, он оказался самым дешёвым по деньгам. Я поступил на заочное отделение. Учиться, нужно было приезжать раз в неделю, я ездил раз в две недели. И платил за обучение пять тысяч в год. Спросите, какой смысл? А всё весьма просто. В данном колледже я сдавал сессию — а она длилась очень долго. Больше двух недель. Почти три. И так два раза в год. Я, разумеется, брал академический отпуск. И получал по средне сдельной. Очень неплохо, поверьте! По сути, к положенному по закону отпуску я прибавил ещё два! Плюс получал образование — а в нашей стране ни одна бумажка никогда не бывает лишней — и заодно отдыхал от трамвайных ужасов. Но самое приятное заключалось в следующем: зимняя сессия начиналась сразу после январских праздников. Смекаете? Правильно: я уходил на больничный и сразу же после него предъявлял бумагу в отдел, если я не ошибаюсь эксплуатации, дескать, мне нужно учиться и идите в задницу со своим трамваем. Говорил я вслух не так, но про себя — будьте спокойны — произносил именно это. И даже похлеще. При этом я нисколько не скрывал своего ликования. И особенно порадовался, когда явился в очередной раз к мерзкому «китайцу» дабы встать в наряд и вновь услышал мол, отгулявший вернулся.
— Да я и дальше буду гулять! — с деланным равнодушием провозгласил я.
— С какой это стати? — заскрипела она.
На что я ей, молча, ткнул в лицо бумагой, подписанной в отделе эксплуатации и широко улыбнувшись, сообщил:
— Ну как же, я ведь молодой, и не хочу прогнить весь свой век в вашей конторе! Потому буду учиться. Так сказать. Молодым у нас везде дорога.
Тамара только злобно пыхтела в ответ. Впрочем, я не слушал её пыхтение. Оставил ей бумагу с указанием числа, до которого я собираюсь сдавать сессию, дабы она знала с какого числа ставить меня в наряд, и удалился, на сей раз, даже не хлопнув дверью.
С этой крысой (а разрешите мне называть вещи и людей своими именами) я оставался на ножах до последнего. При встрече в депо я с ней не здоровался и брезгливо проходил мимо, не обращая на неё внимания. Тамара же в свою очередь ставила меня как можно хуже. С точки зрения трамвайных понятий. Например, под выходной могла «зарядить» допоздна — со вторым «маршрутом». Хотя делать этого нельзя. После двенадцати начинается мой выходной. Какого чёрта я торчу на работе? Но особенно ей нравилось впоследствии ставить меня дежурить. Хотите узнать, что это за шоу и как оно со мной проходило? Извольте.
Теоретически дежурными должны быть все водители стаж работы которых более одного года. Периодически. На деле дежурными были одни и те же. Догадываетесь кто? Правильно. Далее ещё веселее. Из тех, кто сидел в депо дежурным, чаще всего уезжали опять же одни и те же. Догадываетесь кто? Продолжение куда забавнее. Сейчас объясню.
Каждый водитель обязан дежурить три раза в месяц. Вернее два. Два раза в месяц. Плюс ещё один день, когда его посылают на так называемый «спальный» вагон. Но на деле это тот же дежурный. Со «спальным» вагоном всё просто. Вы выезжаете из депо, прибываете на конечную станцию (какую скажут), ставите трамвай на прикол на запасной путь и более ничего не делаете до конца смены. Затем либо гоните его обратно в депо либо вам туда же на конечную присылают сменщика. Смысл прост: если на линии кто-то ломается (а это случалось каждый день: русская техника ничего не поделаешь), он берёт «спальный» вагон. А вы буксируете неисправный в депо. То есть смысл «спального» вагона: на всякий случай. Для быстрой замены. Однако чаще всего, когда меня ставили на «спальный» или «резерв» как он назывался официально — это означало дежурство.
