Сборник - Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело
Возвращаясь к событиям, происходившим в квартире в доме № 5 по Тележной улице, следует упомянуть, что человек, задержанный в ней утром 3 марта, оказался подсудимым Тимофеем Михайловым. Прибытие его в конспиративную квартиру, его вооруженное сопротивление, его отказ объявить о своем звании – вся обстановка его задержания прямо указывала на него как на одного из лиц, которых круг, исходящий из злодеяния 1 марта, должен был обнимать собой.
4 марта обнаружен подкоп по Малой Садовой. Вы помните обстоятельства этого обнаружения. Из сырной лавки Кобозева, помещающейся в подвальном этаже дома графа Менгдена, странным образом 3 марта исчезли хозяева лавки, навлекавшие и прежде на себя подозрения. Из лавки Кобозевых, как оказалось по осмотре, был устроен подкоп: пробито было отверстие под окном подвального помещения, смежного с лавкой, и от этого отверстия проведена минная галерея, устроенная по всем правилам технического дела, под мостовую Малой Садовой. Цель подкопа, его назначение по одному даже поверхностному обозрению представлялись совершенно ясными: по Малой Садовой имел привычку проезжать покойный государь император в Михайловский манеж, и проведенная из лавки Кобозевых подземная галерея находилась на его пути, в ней заложен был заряд черного динамита, а в лавке приготовлена была батарея, посредством которой мог быть произведен взрыв. На случай, если бы взрыв не удался, сделаны были другие приготовления для покушения, к несчастью удавшегося. Чтобы не возвращаться более к подкопу в Малой Садовой, имеющему эпизодическое значение в настоящем деле, я постараюсь в немногих словах очертить перед вами все, к нему относящееся. Вы удержали, конечно, в памяти, что в подкопе при его обнаружении все оказалось готовым: заряд, заключавший около двух пудов динамита, был положен; в галерее сделана забивка; элементы батареи уже действовали; концы проволоки были заострены; оставалось только произвести ток, и взрыв последовал бы непременно. Действие взрыва, подготовленного в подкопе, о котором во вчерашнем заседании так много шло пререканий между экспертизой и подсудимым Кибальчичем, было бы, что бы ни говорил подсудимый, – убийственное: образовалась бы посредине Малой Садовой улицы воронка около трех саженей в диаметре, и все, находившееся на месте ее и вокруг, должно было погибнуть. Погибли бы экипаж, люди, его сопровождавшие, и люди, проходившие по тротуару, в домах обвалилась бы штукатурка, стены могли дать трещины – словом, область разрушения должна была быть велика. Правда, подсудимый Кибальчич много говорил на суде о том, что он, дававший технические советы при устройстве подкопа и заложении мины, старался не более и не менее как о минимальном количестве заряда и о минимальном, следовательно, вреде от взрыва для частных лиц; но если даже он старался, старания эти, как удостоверяют эксперты, не увенчались бы успехом. Не следует далее упускать из вида, что по обыску в лавке Кобозевых оказались сыры, на которых по обозрении и сличении найдено, по крайней мере на некоторых, то самое клеймо, которое было на сырах, найденных в квартире Желябова. Очевидно, что Желябов или продовольствовался этими сырами из лавки Кобозева, или поставлял их в лавку: таким образом, во всяком случае между лавкой Кобозева и квартирой Желябова уже устанавливается связь. Затем все сведения о Кобозевых, которые я не буду повторять: явно ложные обстоятельства мнимой их торговли, посещение их подозрительными людьми, наконец, исчезновение их 3 марта после обыска в Тележной улице, – свидетельствуют о том, что в лице Кобозева и его жены мы имеем прямых участников злодеяния 1 марта.
Этим, впрочем, указания на виновных не исчерпываются. Через неделю после обыска в Тележной улице, 10 марта, на Невском проспекте, по странной случайности в той же местности события, против Екатерининского сквера околоточным надзирателем Широковым была задержана женщина, которая с первого же слова захотела откупиться взяткой в 30 руб[лей], а когда это не удалось, должна была признать, что она сожительница Желябова, Лидия Войнова, в действительности же – Софья Перовская. У Перовской большое революционное прошлое. Она разыскивалась по обвинению в покушении на жизнь усопшего государя императора 19 ноября, последовавшего на другой день после александровского покушения на Курской железной дороге под Москвой. Это прошлое во всяком случае указывало на нее как на лицо, вероятно, принимавшее в злодеянии 1 марта участие. Кроме того, отношения ее к Желябову были также основанием для того, чтобы производящие исследование остановили на ней особое внимание.
Ряд свидетельских показаний не замедлил установить между подсудимыми и обвиняемыми тесную связь и близкое знакомство. Так, Рысаков бывал у умершего Ельникова. Посещения эти удостоверяются показанием служанки квартиры последнего, Смелковой, видевшей Рысакова у Ельникова еще 26 февраля, признаются самим Рысаковым и доказываются платком с меткой «Н.Р.», принадлежащим Рысакову и найденным у Ельникова. Подсудимый Желябов бывал иногда, как признает та же Смелкова, у того же Ельникова вместе с Рысаковым и Перовской. Желябов бывал и в лавке Кобозева, это удостоверяется старшим дворником Самойловым и его подручным Ульяновым, которые хотя и мельком, но видели, заметили его и признали, несмотря на то что Желябов, по его словам, так ловко может изменять свою наружность, костюм и походку. Свидетели признали его здесь, на суде, да и сам Желябов не отвергает того, что он был в числе ночных работников, готовивших подкоп. Нам всем памятно, как вчера Желябов с особым усердием останавливался на показании этих свидетелей, хотел их сбить, указывал на мелкие неточности их показаний, на невозможность им поверить, на несообразность их вывода. Вероятно, у вас, милостивые господа, мелькнул в голове вопрос: да почему же Желябов все это делает, когда сам признает, что бывал у Кобозева и работал в подвале? Ответ прямой: ему это нужно не для самого себя, а для Тимофея Михайлова, чтобы, по возможности, его выгородить из дела и снять с него обвинение, которое над ним тяготеет. Умерший Саблин также бывал у Рысакова, по крайней мере, в трупе его хозяйка квартиры Ермолина признала сходство с ним лица, посещавшего Рысакова. Далее, Геся Гельфман также была у Ельникова три раза, по показанию Смелковой, не заставала его дома и оставила ему записку. Подсудимый Михайлов бывал в лавке Кобозева, что удостоверено целым рядом лиц. Видели подозрительных людей, приходивших к Кобозеву, дворники и сказали об них околоточному Дмитриеву, которому было поручено вообще наблюдать за лавкой и который одного из этих лиц проследил по выходе его из лавки. Он видел, как этот человек вышел на улицу и направился к Невскому. Дмитриев в этом лице здесь, на суде, положительно признал подсудимого Михайлова. Он проследил его до извозчика, так называемого «лихача», которого Михайлов нанял к Вознесенскому мосту, и на другом лихаче поехал за ним, но потерял его из виду. Извозчик Гордин, показание которого вы слышали и который отвозил Михайлова, точно так же по росту и сложению признал подсудимого Михайлова за того человека, который его нанял за рубль к Вознесенскому мосту и потом велел отвезти в Измайловский полк. Он не признал его только по голосу, но голос есть признак для признания личности весьма шаткий. Если подсудимый Желябов так хорошо меняет походку и наружность, то можно предположить, что и Михайлов в числе прочих сведений, им в революционной партии добытых, приобрел и усвоил себе сведения о том, как следует изменять свой голос, в особенности при том условии, что ему пришлось сказать извозчику лишь несколько слов. На основании приведенных мной данных, я считаю удостоверенным тождество Михайлова с лицом, посещавшим лавку Кобозева. Затем, Перовская также бывала у Ельникова вместе с Желябовым. Они сошлись 26 февраля, придя к Ельникову вместе с Рысаковым, и ушли несколько раньше Рысакова. Отсюда вывод весьма простой и категорический… Участники злодеяния 1 марта обнаружены; их можно перечислить по одному, можно указать на каждого в отдельности без всякой ошибки. Это: во-первых – Рысаков, во-вторых – умерший Ельников, в-третьх – Желябов, в-четвертых – Перовская, в-пятых – Кибальчич, который был арестован 17 марта и который сознался, что он «техник», упоминавшийся Рысаковым, в-шестых – застрелившийся Саблин, в-седьмых – Геся Гельфман, в-восьмых – Тимофей Михайлов, в-девятых и десятых – называвшиеся Кобозевыми, мужем и женой, и, пожалуй, прибавим сюда, если верить показанию Рысакова, необнаруженного человека, виденного Рысаковым в конспиративной квартире под именем Михаила Ивановича. Из этих одиннадцати лиц двое умерли, трое пока не разысканы и шесть находятся здесь, перед вами налицо. Подсудимый Желябов вчера по поводу свидетельских показаний говорил, между прочим, что вам на этой скамье придется еще видеть других лиц. Надежда подсудимого Желябова, что на этой скамье будут прочие его соучастники, – надежда основательная и справедливая. Желябов в данном случае не ошибается.
