Дмитрий Жвания - ПУТЬ ХУНВЕЙБИНА
Я, конечно, не стал его отговаривать, но меня беспокоило другое, а именно то, что он, обычно всегда обязательный и надежный, начал нас динамить. Мы продавали книги и газеты в вестибюле исторического и философского факультетов, раза три в неделю. Янек обещал прийти постоять за столиком с книгами - и не приходил. Это жутко злило. Лучше вообще не обещать ничего, чем обещать и не сделать.
Я видел, что группа распадается, вместо «первоначального накопления кадров» мог произойти окончательный распад. Я решил поговорить с Дейвом.
- Слушай, нужно что-то делать, иначе мы потеряем и Андрея.
- Что ты предлагаешь?
- Давай на время возродим распространение газет у заводов, это должно дисциплинировать ребят.
Дейв согласился.
Первым делом мы пошли к проходной завода «Звезда». Это было 11 декабря, сразу после известного скандального выступления Ельцина на VII съезде народных депутатов. Надо сказать, что распространение прошло успешно, мы продали несколько копий газеты, поговорили с рабочими.
- Особенно противно смотреть на Ельцина, - заявил один ИТР лет 50-ти. – Меня просто взбесило, когда он за поддержкой обратился к рабочим АЗЛК. Я сам инженер, но всегда буду вместе с рабочими.
- Ельцин идет к рабочим только тогда, когда ему это надо. Ни Ельцин, ни съезд ничего хорошего не сделают. Референдум ни к чему не приведет, - сказал работяга лет 45-ти.
Его поддержала работница, тоже лет за сорок:
- Все они друг друга стоят! Они дерутся за власть, а нам что с этого? Все они против рабочих, а рабочие – самые бедные. Платят мало, никакой социальной защиты. Ельцин тоже против рабочих. Начинал он, вроде, хорошо. Вера в него была. Но потом он доверие потерял.
Все эти высказывания записал на диктофон, а потом напечатал их в следующем номере газеты «Рабочая борьба». Андрей был на этом распространении, его оно воодушевило, а вот Янек не пришел.
В декабре 1992 года в обществе произошел небольшой всплеск интереса к политике, благодаря обострению противостояния между Ельциным и большинством Съезда народных депутатов. Перепуганный Ельцин тогда приехал на съезд то ли с похмелья, то ли прямо из бани, а потом обратился к населению за поддержкой, но население почти не откликнулось, это уже был не август 1991 года. Лишь на Васильевском спуске в Москве собралась толпа демшизы.
В те дни мы провели еще собрание в университете на тему: «Почему рыночные реформы потерпели крах?». Но нас опять постигла неудача – пришли все те же люди. Может, от нас отпугнул лозунг, который Дейв, наряду с другими лозунгами («Нет Ельцину!», «Нет съезду!», «Рабочей власти – да!») написал в объявлении – «Нет патриотам!»… Лучше было написать «Нет националистам!». В России понятие «патриот» имеет положительный смысл, и это надо учитывать.
Я настаивал на продолжении распространений у заводов, Дейв не возражал, Андрей никогда не подводил, а Янек продолжал динамить. А это очень злит, когда ты договариваешься с человеком встретиться в 6 утра, чтобы идти продавать газеты, приходишь, ждешь человека полчаса, рабочая смена проходит мимо тебя, а человек, твой товарищ, так и не появляется. В итоге ты не выспался, зря потратил время, газеты не распространил.
Однажды я еле сдержался, чтобы не ударить Янека, когда он после очередного срыва распространения, произошедшего по его вине, рассказывал, как его невеста сладострастно глотает…
- Янека нужно исключить из организации! Иначе мы потерям и Андрея, поведение Яна плохо на него влияет. Как мы можем требовать от Андрея выполнять все наши решения, если Ян будет их игнорировать?
Дейв согласился.
На ближайшем собрании мы попросили Яна объяснить, почему он не приходит на распространение газеты и вообще – не выполняет наши общие решения, принятые на собрании.
Ян отвечал невнятно, я внес предложение его исключить, Андрей и Дейв меня поддержали. Мы поступили жестоко? Может быть. Сейчас бы я просто стал игнорировать человека, делал вид, что его нет, не давал бы ему поручений, не обсуждал бы с ним организационные вопросы. Но тогда все было как будто против нас.
Ян просил перевести его в кандидаты в члены группы, но мы проявили непреклонность.
Потом мне позвонила мама Яна.
- Дима, не отгоняйте его от себя, Янек очень переживает, у него ведь нет друзей, кроме вас, - ее голос дрожал, я не преувеличиваю.
- Мы не можем поступить иначе, он нас подвел и не один раз, мы не компания друзей, мы – пусть маленькая, но организация, - мне было непросто сказать маме Яна эти слова.
Вскоре на историческом факультете мы познакомились с парнем по имени Алексей, студентом первого курса, который заинтересовался нашей деятельностью и нашими идеями. Мы его прозвали Леша-3 (Леша-1 – это Бер, а Леша-2 – Леша Петров). Леша-3 выглядел как типичный любитель хэвви-металл: длинноволосый, с бородой, с намечающимся пузиком. Он и действительно был поклонником группы Sepultura. Его отец был преподавателем, если не профессором, истории в каком-то ВУЗе.
«Вот он и заменит Янека!» - обрадовались мы. Казалось, наша тактика, наконец, начала приносить результаты. И действительно Леша-3 быстро включился в организацию, вместе со мной в январе ходил с газетами к проходной Кировского завода. Но говорил он явно что-то не то, что мы хотели слышать. Ладно бы, если бы он оправдывал Сталина, так он еще вдобавок оказался антисемитом. И мы отказались от его услуг.
Затем на нас вышел еще один студент-историк, маленький такой, наверное, не выше 162 см ., с русыми волосами, с плохой кожей лица. Не помню, как его звали. Общался он с нами, общался, уверял, что читает наши брошюры, мы уже решили, что он созрел для чтения книги самого Тони Клиффа. Я позвонил ему, мы договорились встретиться на выходе из станции метро «Ладожская».
Встретились. Я стал его убеждать, что активистом быть здорово, интересно, словом, круто. Он слушал как-то растеряно, в глаза не смотрел.
- Ты знаешь, наверное, я больше не буду с вами встречаться… - наконец-то выдавил он из себя.
- А почему? – я, по правде сказать, не ожидал такого поворота.
- Ты понимаешь, я недавно познакомился с девушкой, она высокая, красивая, блондинка. Но она правая, националистка, она не любит вас, левых, коммунистов. Она мне сказала, что если я буду продолжать общаться с вами, она меня бросит… А я не хочу, чтобы она меня бросала, у меня никогда не было такой красивой девушки… Ты понимаешь, мне трудно познакомиться с девушкой, я маленького роста, застенчивый, а тут такая удача… Она красивая… У меня это в первый раз…
Он чуть было не распустил нюни. Я очень разозлился. Конечно, человек, который ради высокой блондинки готов из левого превратиться в правого, нашей организации и задарма не нужен. Но я потерял время! Чтобы узнать, что до какого-то задрота снизошла неизвестная высокая блондинка, вовсе не обязательно ехать через весь город!
Так или иначе, мы остались втроем – я, Дейв и Андрей.
И тогда – в начале 1993 года – я пришел к мысли создать марксистский кружок, и приглашать на его заседания только тех, кого мы хорошо знаем. На наши приглашения откликался только Леша-2 (Петров), и то не всегда.
Я не понимал, что произошло, почему мы оказались в такой изоляции. Я посвящался нашей деятельность всего себя, тратил все свое время на дела организации. А работал я учителем истории в школе, заканчивал часа в три, на неделе у меня было три выходных. Столько усилий – и никакого эффекта! Нет, эффект был. Но не деморализация, как следовала ожидать, а озлобление на все и вся.
В школе я оказался случайно. Я надеялся, что поступлю в аспирантуру, но оппонент моей дипломной работы о «Красных бригадах», пожилая дама из семьи репрессированных, которая читала курс новейшей истории Запада, поставила вопрос о моей профнепригодности.
- Человек с такими экстремистскими взглядами не должен заниматься преподавательской деятельностью! В своей дипломной работе он оправдывает террористов, «Красные бригады» и РАФ! – заявила она на заседании кафедры.
- У нас пока нет запрета на профессии, как когда-то в Германии, - ответили ей коллеги, но направления в аспирантуру я от них не получил, они решили не рисковать. Так я оказался в школе.
Я искал место в аспирантуре самостоятельно, и в итоге по рекомендации профессора Виталия Ивановича Старцева поступил на кафедру Российской истории в Аграрном университете. Я хотел стать аспирантом не только для того чтобы заниматься научной работой, но и для того чтобы быть ближе к студентам. В школе от студентов я был отрезан. Но студенты-аграрии - абсолютно неподходящая аудитория. Правда, в Аграрном университете я оказался уже после разрыва с Дейвом и его партией, который произошел в конце лета 1993 года.
А в начале 1993 года мы втроем, я, Дейв и Андрей, собирались раз в неделю на квартире Дейва, чтобы обсудить книги Маркса, Ленина и Троцкого: «Гражданская война во Франции», «Государство и революция», «Пролетарская революция и ренегат Каутский» и другие. Мы с Дейвом регулярно появлялись с книгами и газетами в вестибюле истфака и филфака, но нас почти никто не обращал внимание.
