Манфред Кох-Хиллебрехт - Homo Гитлер: психограмма диктатора
Бесцеремонное холодное отношение садистов, которые, сидя за письменными столами в чистых теплых кабинетах, прекрасно знали, что делали, поражает намного сильнее, чем произвол по большей части молодых и неопытных эсэсовцев из бригад «Мертвая голова», которые находились под строгим контролем, чем бесчеловечное отношение надзирательниц, необразованных подсобных рабочих, которые держались за место и боялись попасть на военный завод.
Холокост по своему значению превосходит обычные бойни, которые довольно часто имели место в различных частях Земли, именно своей холодной рациональностью и индустриальным подходом. Фактически он был плодом исполнения принятых законов, решений и точных указаний иерархически выстроенной системы, проявлением ее «бюрократического импульса». Имперское управление железных дорог установило для Имперского главного управления безопасности групповые тарифы, по которым жертвы депортировались в лагеря смерти, из расчета четыре пфенинга на каждый километр. «Дети в возрасте до 10 лет провозились за полцены».[10] Мальчики и девочки моложе четырех лет ехали умирать бесплатно. Однако мерзость пропитала не только немецких чиновников, которые приложили к этому руку. Убийство евреев было прежде всего делом «винтовки, кнута и кулака».[11] Именно с этой точки зрения мы и должны рассматривать Гитлера.
Дэниель Голдхеген считает, что Холокост стал временем разгула низменных страстей. Он представил себе, что чувствовали солдаты резервных полицейских частей, когда они отнимали младенцев у еврейских женщин и убивали их. Голдхеген приписал это ненормальное поведение полицейских немецкому антисемитизму, который в течение целого поколения отравлял немецкую культуру и, в конце концов, довел людей до того, что они в бешенстве принялись убивать евреев. Однако подобные аргументы способны убедить немногих. Жестокость нацистов сидела в них гораздо глубже и была направлена не только против евреев. Приспешники Гитлера мучили коммунистов, пытали в камерах социал-демократов, издевались над советскими военнопленными в каменоломнях Маутхаузена и устраивали на тех немногих, которым удавалось бежать из этого ада, зверскую «охоту на зайцев». Антисемитизм не имел никакого отношения к убийству многих тысяч поляков и украинцев.[12]
Кроме того, не следует забывать, что Холокост был общеевропейским мероприятием под немецким руководством. Только тот, кто мыслил идеологическими штампами, не желает признавать, что были немцы, которые открыто отстранялись от чудовищного обращения с евреями. Когда Виктор Клемперер впервые появился на улицах Дрездена с желтой «звездой Давида» на пальто, он не встретился ни с одним проявлением народного презрения, наоборот, многие горожане стали обращаться со своими униженными нацистами согражданами с особой предупредительностью. Многие немцы рисковали своей головой, укрывая евреев. Не в последнюю очередь благодаря Стивену Спилбергу весь мир знает о предпринимателе Оскаре Шиндлере, который взял на свой завод из концлагеря Краков-Плашов почти 900 евреев и спас их от смерти.
Голдхеген спекулирует на психическом состоянии преступников. Однако материалов судебных процессов, которые он использовал в качестве исходного материала для построения психограммы, явно недостаточно. Для этого намного больше подходит анализ страстей и влечений Гитлера. Так мы сможем установить, насколько в действительности жестокость была составной частью его душевной организации. Эти темные инстинкты с самого начала отвечали его темпераменту. Причем он не только считал их положительными качествами, но и побуждал других людей поступать подобным образом и превращаться в преступников.
Ночью 10 августа 1932 года пять штурмовиков убили шахтера, который был членом компартии. 22 августа суд в Бойтене приговорил их к смерти. Адольф Гитлер послал осужденным телеграмму, в который заявил о своей солидарности с ними и поклялся, что их освобождение является для него «вопросом чести». Фон Папен заменил смертный приговор пожизненным заключением, а в марте 1933 года после прихода нацистов к власти преступники оказались на свободе.
8 ноября 1938 года Геббельс передал Гитлеру сообщение, что еврей совершил покушение на атташе немецкого посольства в Париже Рата, и спросил, следует ли организовать стихийные всплески народного негодования. Эти два человека знали друг друга достаточно давно, чтобы прекрасно понимать, какие зверства скрываются за этими гладкими формулировками. В результате Геббельс устроил в Германии жуткие по размаху погромы. Штурмовики и простые члены партии жгли синагоги, громили магазины, принадлежавшие евреям. По официальным данным, был убит 91 человек.
В течение всего времени правления Гитлера его стиль руководства определялся плохо скрываемыми ненавистью и насилием. Уже 13 мая 1941 года он показал свое истинное лицо, издав распоряжение «О военной подсудности в районе "Барбаросса" и об особых полномочиях войск». Солдаты вермахта почти полностью освобождались от уголовной ответственности за совершаемые военные преступления. «Судебное преследование возможно только в исключительных случаях, например при проявлении половой распущенности или преступных наклонностей».[13]
3.2. Призрак голода
Если отбросить всю прочитанную в юности Гитлером антисемитскую и социал-дарвинистскую макулатуру, которая не являлась «мировоззрением», остается весьма важный вопрос: какие духовные силы помогли фюреру прийти к власти и продвинуть свои армии до Каира и Сталинграда? В чем заключались первородные импульсы, толкнувшие Гитлера на совершение страшных преступлений?
Человеческая мотивация до известной степени иерархична. Очередь более высоких потребностей наступает только тогда, когда удовлетворены основные жизнеопределяющие нужды. Последние императивно определяют мотивацию поступков человека.[14] Как совершенно верно подметил Бертольд Брехт, сперва людям нужно дать пожрать, а потом вести разговоры о морали.
Неразумное и агрессивное стремление Гитлера к завоеванию жизненного пространства имело в качестве психоаналитической подоплеки глубинный страх перед тем, что однажды немецким матерям нечем будет кормить своих детей. В мозгу Гитлера «комплекс удовлетворения потребности» объединился с «комплексом земли-кормилицы», в результате чего возник «призыв к захвату Востока».[15]
На протяжении десятилетий призрак голода пугал жителей Германии. В коллективной памяти немецкого народа надолго осталась ужасная зима 1917–1918 годов. Таким образом, патологический страх Гитлера перед голодом, который лег в основу его политики и был близок и понятен большинству немцев, нуждается в тщательном рассмотрении.
Узники лагерей рассказывали, что страшное чувство голода оттеснило на задний план все другие мотивации. Это засвидетельствовали выжившие в германских и советских концентрационных лагерях, а также немецкие военнопленные, пережившие страшную зиму 1945–1946 годов в лагерях союзников в Рейнланде. Человеческая сущность сжимается и концентрируется. Все мысли вертятся только вокруг еды. Все иные раздражители, такие как влечение к другому полу, эстетическое восприятие природы, искусства или интерес к спорту, блекнут и теряют свою остроту.
Главным инстинктом Гитлера был голод и зависть к сытым. Похудевший молодой безработный слонялся по улицам столицы двуединой монархии. В застольных беседах в ночь с 11 на 12 марта 1942 года он признался: «В течение долгого времени мне было очень плохо в Вене. Месяцами я не ел горячей пищи. Я жил на молоке и черством хлебе». Агитируя поддержать «Программу зимней помощи немецкому народу» во время выступления в Берлинской опере 8 октября 1935 года, он сказал: «Не говорите мне, для вас тягостны эти пожертвования… Вы не знаете, что это значит, когда нечего есть, и еще меньше имеете представление о том, что чувствуешь, когда не можешь накормить своих близких». Один из людей, живших вместе с юным Гитлером в ночлежке, описывает его как худого опустившегося человека. В «Майн кампф» Гитлер вставил даже описание голодного бреда: «В его замученном создании голод создавал миражи сытой жизни». Сходным образом великий норвежский писатель Гамсун в одном из своих романов рисует перед читателями муки жертв голода, ютящихся в начале века на задворках жалостного города Христиания.
Как и у большинства немцев, естественной реакцией Адольфа Гитлера на годы голода стало обжорство. Будущий вегетарианец поглощал мясо с невероятной жадностью. Во время жизни в Мюнхене до начала первой мировой войны Гитлеру очень нравились хорошие колбасы, которые он покупал сразу же, как только ему удавалось продать одну из нарисованных им видовых открыток. После того как он в августе 1914 года записался добровольцем в баварскую армию, сразу после присяги ему выдали двойной продовольственный паек в виде свиного жаркого. Гитлеру это настолько понравилось, что еще много лет спустя он вспоминал об этом с нескрываемым удовольствием. На фронте каждый раз после получения небольшого денежного довольствия он в тот же день тратил его на продукты, предпочитая покупать мармелад.