Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады
– Привет вам дети мои, от ваших братьев в цепях, от матери Украины и от меня, ее слуги. Одна душа у нас и одна правда, один ум и одно сердце, одна ярость и один гнев. Встанем же за поруганную веру и родную землю, опоганенную панством, за обращаемый в быдло народ. Не дадим врагу терзать нашу родину. Вперед, за правду и волю, и впереди нас всегда будет лететь крылатая победа!
Одним сердцем ответили Богдану казацкие полки:
– Мы все пойдем за тобой на поляков! Насильная присяга нам не присяга. Веди, батька, на ляхов и погибель панству! Отомстим тем, кто называет нас хлопами!
Продажных войсковых есаулов Барабаша и Кареимовича зарубили, почти не заметив, и казаки, вдруг поддержанные невесть откуда взявшимися боевыи чайками, быстро окружили две тысячи наемников. Служившие за плату жолнеры сдаваться не стали, поскольку при этом теряли жалованье, и поэтому в недолгой яростной схватке им пришлось потерять только жизнь, а не наемные деньги. Хмельницкий помчался к оставленным Желтым Водам, а наказной атаман Федор Джеджалий повел реестровиков за ним. Казацкие разъезды успели перехватить двух лазутчиков, посланным комендантом Кодака Гродзинским к Стефану Потоцкому: «Сообщаю моему любезному пану печальную весть – 24 апреля около Каменного Затона, шедшее водой Запорожское Войско, взбунтовалось и побило полковников и старшину». Шли казацкие полки к батьке гетману и катилась впереди них волна жуткого боевого смеха, предшественника победы: «Цо, пышное панство, щось не тэ, шо мэтэ? Зачекайте трохи, бо идем до вас гуртом на вечерю. Ждите, ляхи, пошлем вас к вашим любимым дьяблам на бигос. Не таковы вы совсем, чтобы вас миловать!»
Неведомыми путями услышала этот еще неслышимый грозный смех полудалекая окрестная шляхта и послышался вокруг Днепра шорох разговоров непобедимого в корчмах и балах гонорового панства: «Ясновельможные, как бы собственные хлопы не наделяли бигоса из наших потрохов и не сварили из них себе на потеху добрый борщ. Мы не можем рисковать собой в этой надвигающейся буре, ведь мы же защитники Отчизны!» В мае 1648 года ни о какой поддержке армии Николая Потоцкого многими расстроившимися надворными шляхетскими командами и хоругвями Вишневецкого и Конецпольского уже не могло быть и речи.
В ночь на 2 мая две тысячи днепровских реестровиков незаметно вошли в лагерь Богдана Хмельницкого, которому была нужна не просто победа, а полный убийственный разгром войска Стефана Потоцкого, так и не узнавшего о том, что Днепр никогда не посылает подкреплений своим врагам. Семь тысяч взбунтовавшихся казаков с четырьмя тысячами татарских всадников на правом фланге стояли против четырех тысяч польских жолнеров и двух тысяч своих реестровых товарищей по оружию, и Хмельницкий не собирался давать Стефану Потоцкому ни одного шанса не только для победы, но даже для спасения. Весть о полном смертельном разгроме полков регулярной армии Речи Посполитой должна была лететь впереди победившего казацкого войска и сковывать привычным страхом Польскую Корону.
2 мая на виду всего польского лагеря гетман Богдан Хмельницкий провел торжественный смотр своих полков, услышавших его громовые слова, докатывавшиеся, казалось, и до пышного шатра Стефана Потоцкого, раскинувшегося на левом берегу Желтых Вод:
– Рыцари-братья! Мы взялись за сабли не ради славы и добычи, а ради обороны наших жен и детей и самой жизни. Поляки, в благодарность за то, что мы проливали кровь, обороняя и расширяя Польскую Корону, отнимают у нас честь, вольность и веру. Не будем же мы невольниками на своей собственной земле, постоим за мать Украину и весь наш народ!
Все народы защищают вечно свою жизнь, свободу и собственность, даже звери и птицы до изнеможения защищают норы и гнезда свои. Не будем влачить тяжкие оковы рабства в постыдной неволе! Ляхи – наши непримиримые враги. Они уже все отнимают у нас, даже честь, права, собственность и свободу говорить и верить. Осталась при нас наша жизнь, но и та ненадежна, преисполнена горестей, страхов и отчаяния.
Предки наши, известные всему миру со времен Киевской Руси, соединяясь с литвинами и поляками добровольно и ради общей защиты от врагов, пришли в общий союз разом с собственной природной землей, со всеми своими городами, селениями и законами. Поляки ничего ни нам, ни литвинам не давали ни за грош, хотя заслуги наши известны всей Европе, да и сами поляки очевидно доказывали это своими хрониками.
Пролитая за Польскую корону кровь наша и гибель на полях ратных тысяч наших воинов награждаются от поляков одним презрением, насилием и тиранством, презрительно называют они нас хлопами и схизматами.
Вспомните недавние жертвы наших воинов, преданных коварством и изменой и замученных поляками самым неслыханным варварством. Вспомните сожженных живьем в медных быках наших гетманов Наливайко и Сулиму, вспомните отрубленные головы наших полковников, которых ляхи на решетках жарили, колесовали и жилы из живых тянули и всеми лютейшими муками лишали жизни. Все рыцари наши замучены за отечество свое, за свободу и за веру отцов наших, презираемых Польшей. Эти мученики, убитые, вопиют нам из гробов своих, требуя за невинную кровь отмщения, и зовут вас на оборону отечества своего!
Над лагерем загремел тысячеголосый крик:
– Отомстим за страдальцев наших и за поругание веры нашей или умрем со славой! Клянемся тебе, гетман Богдан, служить верой и правдой своему народу, святой церкви и матери нашей Украине! Веди нас, Богдан, куда честь, польза и отвага наша требует во славу Отчизны!
Утром 3 мая Богдан Хмельницкий послал в лагерь Потоцкого парламентеров: «Не губите, панове, себя понапрасну. Победа в моих руках, но я не хочу вашей крови. Уйдите с казацкой дороги!» Никто в польском лагере ничего не понимал и это было именно то, чего хотел казацкий гетман, создававший у врагов привычный им хаос. Утром 5 мая был назначен бой.
На уже горячем майском рассвете казацкие полки стояли готовые к атаке. Через небольшую реку было видно, что десятки польских пушек четырьмя батареями были выставлены по фронту и левому флангу лагерного прямоугольника. Хмельницкий еще ночью обсудил с полковниками план предстоящего боя. Бойцы Кривоноса слева перейдут реку и имитируют удар на сильное польское правое крыло и постараются выманить хоругви гетманенка из лагеря на открытое место и тогда по ним ударят главные казацкие силы в лоб, а татары с тыла. Если поляки не выйдут из укреплений, Кривонос завяжет бой на своем месте, а реестровые полки Джеджалия и Кричевского ударят на поляков справа на их левое крыло, а за ними конники Богуна и Ганджи зайдут панам в тыл. Со стороны Кривоноса в тыл Стефану Потоцкому пойдут и татары Тугай-бея. Если поляки засядут в укреплениях, их нужно отсечь от воды и на майской жаре они сломаются в три дня. Никто из восставших в лобовую атаку на убийственные орудийные батареи не пойдет. Гетман выехал к казацкому строю и произнес свою первую речь перед боем:
– Рыцари-молодцы славного Войска Запорожского! Настоял час поднять наше грозное для врагов оружие. Не страшитесь этих пугал в леопардовых шкурах. Наши отцы были их наголову, а вы – сыны тех же могучих предков. Пусть ляхи пугают себя этими пятнистыми попонами и перьями на шапках. Вспомните славу дедов ваших, которые мужеством и отвагой разнесли ее по всему свету. Вы одного с ними дерева дети. Покажите, хлопцы, свое завзятье шляхте и добудьте славы рыцарства. Пришел час постоять грудью за православную веру. Кто за Бога, за того Бог! Гей, витязи, сегодня наша главная битва, сейчас либо пан, либо пропал, а победа – в наших руках!
Договорил Богдан и тут же пошел затяжной весенний дождь, предвещавший удачу. Заулыбались казаки, видя, как быстро размокает еще не засохшая с морозной зимы земля, а значит, железные крылатые гусары не смогут разогнаться в свою смертельную атаку. Четыре реестровые пушки Кричевского повели частый неприцельный огонь по противнику и черный дым быстро и полностью затянул Казацкий фронт, скрыв перестроения полков к атаке.
Бойцы Кривоноса быстро перешли неглубокие Желтые Воды и атаковали польский лагерь с его правой стороны, ведя непрекращающийся огонь из самопалов и мушкетов. Хмельницкий видел, как всадник в леопардовой шкуре начал выводить конные полки на казаков, но тут же был остановлен что-то громко кричащими полковниками. Богдан поднял булаву и качнул ее вправо – реестровые полки Джеджалия пошли в атаку на польский лагерь с его левой стороны. Казаки и поляки сцепились и пороховой дым стал затягивать поле боя.
Тугай-бей с ордой остался на месте, но всадники Богуна и Ганджи зашли в тыл польского лагеря и открыли там частую стрельбу. Шановное панство заперлось в лагере, обложенном с трех сторон. Сражение продолжалось весь световой день и казаки Кривоноса и Джеджалия смогли слева и справа в трех местах ворваться на валы и закрепиться на них. К вечеру у пушкарей, наконец, отсырел порох и тут же запертые в центре панского лагеря две тысячи реестровиков вырвались за фронтальные укрепления, перескочили Желтые Воды и радостно влетели в промежутки шеренг своих братьев по оружию. Видя, что польские пушки замолчали по всему периметру боя, Хмельницкий сам повел вперед центральные полки Кричевского и отрезал лагерь Потоцкого от воды. Напрасно метался между ретранжементами молодой гетманенок и кричал, жолнерам надсаживая голос:
