Корнелиус Райан - Самый длинный день. Высадка десанта союзников в Нормандии
Миссис Теодор Рузвельт мирно спала в своем доме на Лонг-Айленде. Около трех ночи она проснулась и больше уснуть не могла. Автоматически она включила радиоприемник. Как раз в это время передавали официальное сообщение о высадке союзников в Нормандии. Она хорошо знала своего мужа и была уверена, что он сейчас находится в гуще событий. Миссис Рузвельт, вероятно, была единственной женщиной в Америке, у которой муж и сын находились на десантных плацдармах: муж на «Юте», а двадцатилетний капитан Квентин Рузвельт на «Омахе» в составе 1-й дивизии. Женщина села на кровать и, закрыв глаза, прочитала старую фамильную молитву: «О Боже, поддержи нас в этот день, пока тени не станут длинными и не наступит вечер».
В лагере для военнопленных «17-В», расположенном в Австрии недалеко от города Кремса, новость вызвала восторг, который трудно было сдержать. Первым новость услышал рядовой американских военно-воздушных сил, которому удалось смастерить радиоприемное устройство. Сержант Джеймс Ланг, сбитый над Германией более года назад, боялся поверить в новость. Лагерный комитет по контролю за новостями пытался уберечь 4 тысячи военнопленных от излишнего оптимизма. «Не питайте слишком больших надежд, – предупреждали они, – дайте нам возможность подтвердить или опровергнуть новые известия». Новость охватывала барак за бараком. Люди рисовали карты Нормандии и пытались угадать, на каком участке вторглись союзники.
К этому времени военнопленные знали о вторжении больше, чем сами немцы. Простые жители Германии не слышали никаких официальных сообщений. По иронии судьбы «Радио Берлина», опередив публикацию официального заявления Эйзенхауэра на три часа, оказалось первой радиостанцией, сообщившей о высадке союзников. Начиная с шести тридцати немцы на коротких волнах непрерывно передавали поток озадачивающих мир новостей. Коротковолновые передачи были недоступны для простых немцев – за их прослушивание грозил тюремный срок. Но тысячи немцев настраивались на швейцарские, шведские и испанские радиостанции и следили за развитием событий. Потом новости быстро распространялись среди обывателей. Многие относились к новостям скептически. Но другие, особенно женщины, у которых мужья служили в Нормандии, воспринимали их с большим вниманием и беспокойством. Одной из таких женщин была фрау Пласкат.
Днем она собиралась пойти в кино с фрау Зауэр, женой другого офицера. Но когда до нее дошли слухи о том, что союзники высадились в Нормандии, она почти впала в истерику. Она тут же позвонила фрау Зауэр, которая уже тоже знала о вторжении, и сказала, что в кино сегодня не пойдет.
Фрау Зауэр была грубоватой дамой да еще с прусскими корнями. «Ты не имеешь права так себя вести, – резко сказала она приятельнице, – ты должна верить в фюрера и вести себя как положено жене офицера».
Фрау Пласкат быстро ответила: «Я никогда больше не буду с тобой разговаривать!» И после этого бросила трубку.
В Берхтесгадене все окружение Гитлера, БСЭ.ЗЭ. лось, ожидало официального сообщения союзников и не решалось передать ему последние новости. Было десять часов утра (девять по немецкому времени), когда адъютант Гитлера по морским делам адмирал Карл фон Путткамер позвонил на службу Йодлю, чтобы узнать последние новости. Ему сказали, что «имеются определенные данные о том, что вторглись значительные силы противника». Собрав всю имевшуюся у него информацию, Путткамер со своим штабом быстро подготовил карту. Потом адъютант Гитлера генерал-майор Рудольф Шмундт разбудил своего начальника. Тот вышел из спальни в домашнем халате, спокойно выслушал доклад, а потом вызвал командующего OKW фельдмаршала Вильгельма Кейтеля и Йодля. Пока они ехали, Гитлер оделся. Он был уже взволнован.
Совещание, по воспоминаниям Путткамера, было «чрезвычайно нервным». Информации было немного, и на основании услышанного Гитлер пришел к заключению, что это не вторжение главных сил союзников. Он повторил это много раз. Совещание продолжалось несколько минут и внезапно закончилось. Как потом вспоминал Йодль, Гитлер, обращаясь к нему и Кейтелю, крикнул: «Хорошо, скажите мне, это вторжение или нет?!» После этого фюрер повернулся и вышел из комнаты.
Вопрос о том, чтобы использовать находящиеся в резерве OKW бронетанковые дивизии, о которых просил фон Рундштедт, на совещании даже не поднимался.
В десять пятнадцать в доме фельдмаршала Эрвина Роммеля в Ульме раздался телефонный звонок. Звонил его начальник штаба генерал-майор Ганс Шпейдель. Целью звонка было первое обсуждение вопроса о вторжении.[38] Роммель слушал. Он был подавлен.
То, что случилось, не было похоже на «рейд в Дьепп». Инстинкт, который почти никогда его не подводил, подсказывал ему, что настал день, которого он так долго ждал, – тот «самый длинный день». Он вежливо выслушал доклад Шпейделя, а затем без намека на эмоциональность в голосе произнес: «Как глупо с моей стороны. Как глупо».
Когда он отошел от телефона, фрау Роммель заметила, что «после разговора он стал другим, он был ужасно напряжен». В течение следующих сорока пяти минут Роммель дважды звонил своему адъютанту капитану Хельмуту Лангу в его дом под Страсбургом. Роммель каждый раз менял время их отъезда в Ла-Рош-Гийон. Одно это обстоятельство обеспокоило Ланга: это было так не похоже на решительного и точного фельдмаршала. «Его голос звучал подавленно, – вспоминал Ланг, – ничего подобного я раньше не замечал». Наконец, время отъезда было установлено. «Мы выезжаем из Фрейденштадта, – сказал Роммель, – ровно в час дня». Повесив трубку, Ланг подумал, что Роммель задержит отъезд, чтобы встретиться с Гитлером. Ланг не знал, что в Берхтесгадене никто, кроме адъютанта Гитлера генерал-майора Шмундта, даже не подозревал, что Роммель находится в Германии.
Глава 6
Спорадическую стрельбу немецких пушек калибра 88 миллиметров заглушал рев танков, грузовиков, тягачей и джипов, высадившихся на плацдарме «Юта». Это были звуки победы. 4-я дивизия двигалась вперед быстрее, чем можно было предположить.
На единственной свободной насыпной дороге, ведущей от плацдарма в глубь Нормандии и именуемой выход 2, стояли два человека. Оба были генералами. С одной стороны дороги стоял командир 4-й дивизии генерал-майор Раймонд Бартон, а с другой молодцеватый и цветущий бригадный генерал Тедди Рузвельт. Когда майор Герден Джонсон из 12-го пехотного полка подошел к ним, то отметил, что «Рузвельт с трубкой в зубах, опираясь на трость, разгуливает взад и вперед по пыльной дороге, как будто совершает прогулку по парку». Рузвельт заметил Джонсона и окликнул его: «Эй, Джонни! Держись этой дороги, и все будет нормально! Хороший день для охоты, правда?» Для Рузвельта те минуты были минутами его триумфа и победы. Его решение высаживать 4-ю дивизию в 2 тысячах ярдов от запланированного места могло иметь катастрофические последствия. Но теперь он наблюдал за движением колонн в сторону от берега и чувствовал огромное удовлетворение.[39]
Но Бартон и Рузвельт, несмотря на успех начальной фазы вторжения, хорошо представляли опасность, которая могла поджидать их впереди. Если колонны прекратят постоянное движение вперед, то они могут быть разбиты или даже уничтожены контратаками противника. Поэтому оба генерала быстро ликвидировали возникавшие пробки. Заглохшие грузовики безжалостно скатывали с дороги, танками сталкивали с дороги в болота. Около одиннадцати часов утра Бартон получил хорошее известие: выход 3, находившийся на расстоянии мили, тоже свободен. Чтобы разгрузить поток техники, идущей через выход 2, Бартон сразу направил его в сторону нового выхода. 4-я дивизия шла вперед для соединения с парашютистами.
Соединение началось. Сначала оно происходило между отдельными солдатами, когда возникали забавные ситуации. Капрал Мерлано из 101-й дивизии был, вероятно, одним из первых парашютистов, который встретил солдат регулярных частей 4-й дивизии. Мерлано с двумя другими десантниками приземлился среди береговых препятствий недалеко от плацдарма «Юта». Они почти две мили шли вдоль берега. Грязный и усталый Мерлано, встретив солдат 4-й дивизии, раздраженно спросил у них: «Где вы, черт побери, были?»
Сержант Томас Брафф из 101-й дивизии недалеко от Пуппевилля встретился с дозорным из 4-й дивизии, который «нес свой карабин на плече, как охотник, гуляющий по лесу». Солдат посмотрел на усталого Браффа и поинтересовался: «Не скажете, где здесь идет война?» Брафф, который приземлился в 8 милях от назначенного места и с небольшой группой под командой генерала Максвелла Тейлора всю ночь с боями выходил к заданному месту, прошипел в ответ: «Где-то там, за моей спиной. Иди туда, парень, ты с ней встретишься».
Недалеко от Одовилль-ла-Юбер капитан Томас Малви из 101-й дивизии, который быстро шел по грязной дороге по направлению к берегу, увидел, как «из кустов появился солдат с винтовкой на расстоянии 75 ярдов от него». Оба легли на землю. Оба испугались, передернули затворы и наблюдали друг за другом. Солдат потребовал, чтобы Малви бросил винтовку и шел к нему с поднятыми руками. Малви потребовал от солдата того же. «Так, – вспоминал Малви, – продолжалось несколько раз; никто не хотел уступать». До Малви первого дошло, что перед ним американский солдат, и он поднялся. На середине дороги они обнялись и похлопали друг друга по спине.
