Ричард Роуан - Очерки секретной службы. Из истории разведки
Для успешного ведения шпионажа японцы охотно нанимались судовыми стюардами, парикмахерами, поварами, прачками или прислугой; это помогало им надежнее маскироваться. Задолго до войны Порт-Артур кишел японскими шпионами, выдававшими себя за китайцев или маньчжуров. По утверждению китайцев, каждый десятый кули был японцем. Китайская прислуга некоторых полков порт-артурского гарнизона-1-го Томского, 25-го и 26-го Сибирских стрелковых — была завербована японцами. Японскими агентами были и носильщики Ляошаньской железной дороги. Охотнее всего японцы — в том числе и старшие офицеры — поступали на тяжелые работы по строительству русских укреплений.
Расположение электросиловых станций и главных линий передачи, «скрытое» расположение прожекторов между укрепленными высотами, планы минных полей, преграждающих доступ в порт, — все это становилось известным японскому командованию через агентов разведки.
В первые месяцы 1904 года русские задержали двух человек в монгольской одежде, которые оказались японскими офицерами. Они пробрались в Маньчжурию, где намеревались повредить важную телеграфную линию, а также взорвать железнодорожное полотно и причинить возможно больший ущерб расположенным поблизости ремонтным мастерским.
Военный суд приговорил обоих шпионов к лишению воинского звания и к смертной казни через повешение; повешение было заменено расстрелом по приказу генерала Куропаткина, который принял во внимание высокие чины осужденных.
В дальнейшем руководители японского шпионажа посылали с опасными поручениями китайцев, и это оказалось выгодно по многим причинам; в первую очередь потому, что китайцы, как коренные местные жители, вызывали сравнительно мало подозрений.
Организация японского военного шпионажа носила печать систематичности, в течение долгого времени характерной для японской политики. Вдоль всего фронта были созданы бюро, руководимые офицерами разведки, контролировавшими всю службу на отведенных им участках. Они выплачивали жалованье, получали и отбирали сообщения и готовили сводки для вышестоящих инстанций. В русском тылу эти бюро располагали своей агентурой, разумеется китайской, которая вела работу в городах, на железных дорогах и во всех местах сосредоточения армии Куропаткина.
Каждый такой шпион, со своей стороны, работал ещё с двумя-тремя лицами, на обязанности которых лежала доставка японцам собранных им сведений. Эта шпионская организация казалась неуклюжей, но на практике она действовала быстрее любой другой из числа созданных в тылу противника. Глубина русского фронта никогда не превышала 60 верст. И шпион, используя трех гонцов, мог получать срочные запросы и отвечать на них в течение трех-четырех суток, почти непрерывно посылая информацию.
Китайцы, доставлявшие эти опасные сведения, были разносчиками или кули из беднейшего городского населения. За доставку сообщения им платили всего пять рублей, и они были весьма довольны этой платой, не сознавая, какому страшному риску себя подвергают.
Японцы создали и другой вид шпионажа: группы в три-четыре человека, действовавшие из центральной базы. Каждой такой группе давалось вполне определенное задание — разведать какую-нибудь оборонительную позицию или дислокацию армейского корпуса, а также проследить за движением войск на ограниченном участке фронта. О предстоящем рейде квалерийского корпуса Мищенко на Инкоу и железнодорожные коммуникации японцев ставка фельдмаршала Оямы знала за несколько дней до того, как план был передан частям, которым поручалось его осуществить.
Шпионские группы щедро снабжались средствами, ибо каждая такая группа должна была иметь свой особый центр. Для этой цели обычно избиралась какая-нибудь лавчонка, например булочная, посещаемая всякого рода публикой, в том числе солдатами и офицерами, из разговоров которых можно было почерпнуть немало полезного. Там же можно было задавать с виду ничего не значащие вопросы, не возбуждая подозрения. Такого рода шпионажем обычно занимался лишь старший агент группы; прочие же агенты исполняли обязанности конторщиков, официантов, а вне лавки попрошайничали или занимались торговлей вразнос.
Русская контрразведка, возглавлявшаяся генералом Гартингом, который ежемесячно расходовал целое состояние, начала добиваться кое-каких результатов. Главное затруднение заключалось в передаче сведений. Пришлось прибегнуть к новым уловкам и хитростям; наиболее остроумная из них состояла в том, что шифрованное сообщение вплетали в косу китайского гонца. Венецуэльский авантюрист Рафаэль де Ногалес одно время был агентом японской разведки и работал в Порт-Артуре вместе со старым китайцем, которого он называл Вау-Лин. У этого шпиона было несколько полых золотых зубов.
«Каждую ночь, — вспоминает Ногалес — Лип вычерчивал при свече на грязном полу нашей комнаты план линии окопов, которые наблюдал в течение дня. После этого он заносил с помощью лупы наши заметки и рисунки на крохотный кусочек чрезвычайно тонкой бумаги, толщиной приблизительно в одну треть папиросной. После прочтения и одобрения мною записанного Лин сворачивал бумажку, вынимал изо рта один из трех или четырех своих золотых зубов, клал туда шарик, заклеивал зуб кусочком воска и вставлял его на место».
Эти зубные тайники хитроумного китайца иногда бывали набиты битком; в конце концов их все же обнаружили, и это научило японских шпионов не передавать столь важных сведений в письменной форме. Шпиону предлагалось заучить донесение наизусть и передать его на словах только японскому офицеру, заведующему бюро, в котором он служил. Шпион, изображавший из себя кули или разносчика, не имел при себе никаких письменных сообщений, и если он был достаточно осторожен и обладал искусством теряться в китайской толпе, вечно снующей с места на место, то проваливался только в самых редких случаях.
Излюбленной уловкой таких «разносчиков» была следующая. Замаскировавшийся шпион носил в своей корзине товары разного цвета — черного, коричневого, красного, серого или белого; цвета эти условно обозначали те или иные войсковые соединения. Определенный вид товара мог соответствовать тому или иному виду оружия. Так, трубочный табак мог обозначать тяжелые батареи, папиросы — полевые пушки. Чтобы запутать дело, разносчик торговал, например, трубками или мундштуками. На этих предметах незаметно наносились надписи иероглифами. Взятые отдельно, эти надписи не имели никакого смысла, но, будучи расположены в известном порядке, заключали в себе обстоятельные донесения.
По словам де Ногалеса, на японскую службу его завербовал «исполняющий должность министра Корейской империи» авантюрист по фамилии Эванс; он послал его в Порт-Артур продавать вразнос подешевке швейцарские часы. Очевидно, корейский сановник являлся ответственным руководителем японского шпионажа в Корее, Порт-Артуре и на Ляодунском полуострове перед началом русско-японской войны.
Глава тридцать вторая
Провал архипредателя
Мастер шпионажа Альфред Редль был мотом, развратником и бесстыдным предателем; однако на коллег-офицеров он производил такое благоприятное впечатление, что его считали вероятным кандидатом на пост начальника австро-венгерского генерального штаба. Редль был родом из довольно бедной и некультурной семьи, но получил назначение в штаб, а вскоре и повышение в одном из самых кастовых и недоступных военных учреждений Европы тех дней. Чтобы подняться на такую высоту без протекции, нужен был ум, бесконечное трудолюбие и непоколебимый апломб. Редль с лихвой был наделен всеми этими качествами. Он был превосходным лингвистом и хорошо знал главные страны Европы. Военная история и техника разведки были его коньком.
В 1900 году, когда начальником секретной службы был генерал барон фон Гисль, он назначил Редля начальником отдела шпионажа и контрразведки осведомительной службы «Кундшафтсштелле», или сокращенно «КС». До 1905 года Редль был директором австро-венгерской разведки, и успешная работа его отдела снискала ему полное признание командования армии. Он разоблачил и задержал нескольких наиболее ловких европейских шпионов; он сумел разузнать немало тщательно охраняемых тайн соседних держав; говорили, что он не знал неудач. Но больше половины своего времени Редль в действительности отдавал службе на пользу России.
Австрийскую «КС» он превратил в секретный музей контрразведки. Если к какому-нибудь посетителю возникал интерес, его могли сфотографировать анфас и в профиль, а также снять отпечатки пальцев, причем каждое слово, им сказанное, записывалось на специальной пластинке — и все это без ведома посетителя. Где бы этот посетитель ни сидел, на него всегда можно было направить две фотокамеры в наивыгоднейшем ракурсе. Во время беседы с посетителем вдруг начинал звонить телефон — это дежурный офицер сам «вызывал» себя к телефону, незаметно нажимая ногой под столом кнопку электрического звонка. В течение этого мнимого разговора офицер знаком указывал на закрытый портсигар, лежащий на столе, приглашая гостя взять папиросу. Металлическая крышка портсигара была соответствующим образом обработана и сохраняла отпечатки пальцев того, кто к нему прикасался.
