Александр Кучинский - Тюремная энциклопедия
Руководит «петухами» главпетух, через которого осуществляется общее (блатное) управление этой частью зоновского мира.
Кроме истинных «петухов» в этой группе неприкасаемых находятся и так называемая «чухна», «чушки», сами сломившиеся к «петухам» по причине «самоопущения» – нечистоплотности, тотальных «косяков» и т.д.
Подгруппы
Есть еще небольшие группы зеков, незамкнутые какими-то рамками, а определяемые как «класс» лишь в словесном выражении. Так, среди «мужицкого сословия» есть группы «упирающихся рогом» («быки», «рогометы»), то есть работающие бесхитростно и тупо до седьмого пота, на грани «косяка», ибо любое перевыполнение плана чревато повышением самой нормы. Есть бессловесные пожилые зеки, не имеющие никакой поддержки ни изнутри, ни извне, называемые рьяной молодежью презрительно «мышами» и «овцами», «старыми мухоморами».
«Барыги», торгующие чаем, да и вообще – всем, что есть, обыкновенные спекулянты. Это публика ругаемая и поносимая за глаза всеми: пашущими «мужиками» и блатными. Однако именно через них попадает в пределы зоны чай, доставляется водка. Цена на эти и другие «предметы первой необходимости» устанавливается не сама собой, «сверху», «командным методом»: «свободный рынок» с конкуренцией в зонах не в чести. Барыга, самовольно взвинтивший цену, рискует быть ограбленным, искалеченным, а то и убитым.
«Маклеры» – вечно что-то меняющие, выкручивающие льготы, лекарства, конфеты, тряпье. Они сродни барыгам.
Взаимоотношения всех строго, как мы видим, определены «тюремно-лагерным законом». У всех свое место, очерченное четкими границами. Впрочем, если не забыть, что зона – модель общества, то можно предположить, что происходящее на свободе (купля-продажа, рост цен, уличный и милицейский беспредел) зеркально отражается за колючей проволокой. На свободе неизменны моральные принципы – однако они попираются сплошь и рядом. В тюрьме и зоне непоколебимы «понятия» и «наказы» воров в законе – видимо, и они игнорируются некоторой наиболее «отмороженной» частью каторжанского социума. Слава Богу, если не везде это так…
Азартные игры
Карты в тюрьме и в зоне – одна из немногих возможностей скрасить тягостный «досуг», разнообразить вялотекущую жизнь острыми впечатлениями. Именно карты подводят зека к конфликтной черте – независимо от везения или умения. Выигрываешь – приобретаешь врага или, в лучшем случае, недоброжелателя. Проигрываешь – сам становишься подобным. Любая игра проходит в пике до нервного срыва с психопатическими вскриками, угрозами и оскорблениями.
«Двадцать одно» (никогда не называется – «очко»), «тридцать одно» («бура»), стос, терц – неполный перечень самых распространенных игр в тюрьме и зоне.
Все игры сопровождаются огромным количеством неписаных правил и «примочек» (нюансов), которые нужно знать досконально. В затруднительных случаях играющие обращаются к авторитетному «катале», к «авторитету», вору в законе.
В карты никогда не играют просто так. И никогда не говорят: сыграем «просто так», ибо это выражение означает игру на то, что ниже спины. Говорят: играем «без интереса» или «под интерес».
Играют обычно один на один. Время – по договоренности, до отбоя например… Или – пока есть ответ в денежном или вещевом выражении. В долг (на представку) играют один раз. Проиграл – плати, нет – значит, ты ставил фуфло (см. Приложение-словарь), ты – фуфлыжник и тебе дорога – в «козлятник», в «петушатник» или под нож кредитора.
Изготовление карт в тюрьме – мастерское действо подручными средствами. Пережевывается и протирается сквозь носовой платок хлеб – получается отличный клейстер; склеивается бумага, режется прямоугольниками, (книги, газеты, тетради), – и по трафаретам наносится рисунок (всегда найдется шариковый стержень).
В зонах же всегда найдется монопольная колода фабричного изготовления.
Азартными в тюрьме и в зоне являются все без исключения игры – шахматы, шашки, домино.
(В зоне забивают не «козла» а «барана). Все играют „под интерес“, пусть и небольшой: сигаретки, конфетки…
При игре очень важное значение придается «словам» – карточным терминам, жаргонным выражениям («фене»). Никого не удивляет нынче слово «штука», означающее тысячу. Однако в лагере при игре в «двадцать одно» под сигаретки проигрывающий партнер неожиданно спросил: «Ты сколько ставишь?» – «Две штуки», – ответил другой и бросил на кон сигареты. И проиграл. Проигрывавший ранее предъявил ему счет – две тысячи (штуки) сигарет – 100 пачек, огромное количество по лагерным меркам. Нашлись и «очевидцы». Лишь после длительной разборки с участием авторитетных блатных решено было переиграть до «ответа». Выиграл в конце концов тот, кто допустил «косяк» с двумя «штуками». Но могло повернуться и по-иному, многое зависело от личностей игроков и настроения авторитетов.
Играют и в нарды. Это практически разрешенная игра в зоне. Но проигрыши равнозначны карточным, а страсти – не менее жестоки. Российский зек быстро овладел этой азиатской игрой, представляющей смесь случайности (вбрасываются два кубика на вариант хода) и тонкого расчета. Говорят, это любимая игра (после шахмат) экс-чемпиона мира Анатолия Карпова. Но, думаю, за колючкой нашлись бы мастера, раздевшие бы и Карпова – вплоть до казны Фонда Мира.
Есть и хорошие шахматные самоучки, но более всего – шашистов. К зеку Виталику Э. приехал сразиться майор из управления, чемпион МВД, мастер спорта – и проиграл под улюлюканье едва ли не всей зоны. А на Виталика, сбросив шкуру «офицерского благородства», наехали «кумовья» (оперчасть). Благо, что срок у него подходил к «звонку» – отделался десятисуточным в ШИЗО…
Азартные игры – один из основных источников неприятностей и конфликтов в тюрьме и зоне, как со стороны ментов, так и между партнерами.
Карточный синдром
Тюремные игры имеют богатую историю. Они были едва ли не основным развлечением. Профессиональный преступник не мог обойтись без холодка в своем животе, без которого не мыслилось ни одно серьезное преступление, и охотно переносил это ощущение азарта в камеру. Карточные игры вору сопутствовали всегда. Ими он не только зарабатывал на жизнь, но и гадал на фарт, проверял благосклонность фортуны и попросту развлекался.
Вместе с картами в тюремных камерах появились и другие игры. Многие из них родились именно в тюрьмах, где изворотливый арестантский ум искал для себя все новых и новых развлечений. Игры сливались воедино, комбинировались, отходили, вновь возвращались. Безобидные ставки граничили с истязаниями, деньги – с побоями. В каменных стенах играли в кости, домино, спички, монеты, бумажные купюры, металлические пуговицы, щепки, хлебные шарики, устраивали тараканьи бега и крысиные бои… Однако на первом месте по-прежнему оставались карты. После посещения сахалинской каторги Чехов, наблюдавший местные карточные сражения, заметил:
«Ссыльный развлекается тайно, воровским образом. Чтобы добыть стакан водки, который при обыкновенных условиях обходится только в пятак, он должен тайно обратиться к контрабандисту и отдать ему, если нет денег, свой хлеб или что-нибудь из одежи. Единственное духовное наслаждение – игра в карты – возможно только ночью, при свете огарков, или в тайге. Всякое же тайное наслаждение, часто повторяемое, обращается мало-помалу в страсть; при слишком большой подражательности ссыльных один арестант заражает другого, и, в конце концов, такие, казалось бы, пустяки, как контрабандная водка и игра в карты, ведут к невероятным беспорядкам. Как я говорил уже, кулаки из ссыльных на тайной торговле водкой и спиртом наживают состояния; это значит, что рядом с ссыльным, имеющим 30–50 тысяч, надо искать людей, которые систематически растрачивают свою пищу и одежду.
Картежная игра, как эпидемическая болезнь, овладела уже всеми тюрьмами; тюрьмы представляют собою большие игорные дома, а селения и посты – их филиальные отделения. Дело поставлено очень широко, и говорят даже, что здешние картежники-организаторы, у которых при случайных обысках находят сотни и тысячи рублей, ведут правильные деловые сношения с сибирскими тюрьмами, например, с иркутской, где, как выражаются каторжные, идет «настоящая» игра. В Александровке уже несколько игорных домов; в одном из них, на 2-й Кирпичной улице, произошел даже скандал, характерный для притонов подобного рода: застрелился проигравшийся надзира тель. Игра в штосе туманит головы, как дурман, и каторжный, проигрывая пишу и одежду, не чувствует голода и холода и, когда его секут, не чувствует боли, и, как это ни странно, даже во время такой работы, как нагрузка, когда баржа с углем стучит бортом о пароход, плещут волны, и люди зеленеют от морской болезни, в барже происходит игра в карты, и деловой разговор мешается с картежным: «Отваливай! Два с боку! Есть!»…
