Василий Авченко - Правый руль
Владивостокский авторынок Зелёный Угол и без того бился в агонии. В июле 2009 начальник Дальневосточного таможенного управления Сергей Пашко сообщил, что импорт транспортных средств через порты Приморья, Сахалина и Камчатки с начала года сократился в 10 раз: за пять месяцев ввезли всего 18 тысяч иномарок, тогда как годом ранее — 191 тысячу. Таможня не выполнила план по поступлениям в федеральный бюджет. Этим же летом стало известно о самоубийствах нескольких автобизнесменов, не сумевших вернуть заёмные деньги. Местный оппозиционер Александр Криницкий утверждал, что «как минимум 15 человек из тех, кто торговал автомобилями и брал на это кредиты, покончили с собой». Одновременно в мэрии Владивостока торжественно презентовали планы застройки Зелёного Угла жилыми домами. На территории Зелёнки должны появиться, объявили в мэрии, 14 тысяч квартир (сначала говорили даже — 25 тысяч) на 50 тысяч человек — то есть почти 10 % от нынешнего населения Владивостока. Откуда возьмутся эти 50 тысяч, учитывая, что население продолжало вымирать и уезжать (повышение пошлин лишь подтолкнуло этот процесс), было непонятно.
Самый знаменитый владивостокский астролог Александр Ремпель переехал в Калининград, что усугубило апокалиптические настроения приморцев. На мой вопрос напоследок, запретят ли правый руль, Ремпель ответил (не как астролог, а скорее как трезвый аналитик): «Запретят, не позже 2012 года. Моё отношение к подобному давлению сугубо отрицательное. Я не вожу автомобиль, у меня даже нет прав. Запрет ввоза и в последующем запрет эксплуатации автомобилей с правым рулём нанесет Владивостоку, Приморью, Дальнему Востоку непоправимый ущерб. В плане не только условий существования автомобилистов, но и веры в светлое будущее… Массовые выступления недовольных будут. Но итог этой борьбы предрешён».
Летом я забрёл на Зелёный Угол. Сопки были по-прежнему все в машинах, разноцветные пятна их полированных кузовов терялись где-то у горизонта, у переломов земной поверхности. Но те, кто знал Зелёнку старых времён, называли рынок полупустым. С лиц «продаванов» исчезла спесь, они уже не были разбалованы сибиряками с пачками «кэша». Продавцы вели себя на редкость приветливо, чуть ли не как китайцы на рынках, и охотно шли на торг. Они опасались, что это знойное лето может оказаться для Зелёнки последним.
К концу 2009 во Владивостоке должно было открыться первое автосборочное предприятие. На площадке обанкроченного Дальзавода, когда-то — главной ремонтной базы Тихоокеанского флота, в 90-е вынужденного выпускать пельмени «Дальзаводские», решили собирать корейские джипы SsangYong. Отвёрточная сборка корейских джипов — это, конечно, лучше, чем пельмени, но хуже, чем то, чем завод занимался раньше. Впрочем, успокаивали знатоки, флоту всё равно скоро нечего будет ремонтировать.
2В те месяцы я переезжал с Енисейской на Чкалова. На новом месте я впервые стал бросать машину прямо под домом, договорившись с Валерой — охранником из круглосуточного магазинчика рядом. Ему я платил полтинник в день — против сотки на «цивильной» стоянке неподалёку. «Камрюхе» моей (полное её имя было Toyota Camry Gracia Wagon — большой красивый универсал, созданный не для перевозки картошки и холодильников, а для комфортной езды) стукнуло уже 12 лет. Мне этот возраст казался идеальным: с одной стороны, не страшно хранить под домом, с другой стороны — ещё походит, и ещё как походит. Но угроза скорого запрета правого руля наводила на тревожные мысли. Хотелось привезти машину посвежее годом — а там пусть запрещают. «Беспробежки» мне хватит надолго, заглядывать же в отдалённое будущее не хотелось. Где её брать — на Зелёнке? Выбрать на японском аукционе через интернет? Или всё же искать «пробежку» в хорошем состоянии? Времена, когда приморцы толпами ходили в Японию по «паспорту моряка», давно прошли, как прошла эпоха тотальной охоты. Охота превратилась в экзотическое развлечение, а мясо все покупают на рынке или, того хуже, в супермаркете.
Ещё одним вариантом был «распил». Распилы, или распилыши, появились во Владивостоке недавно. В своё время, после «клебановского» повышения пошлин 2002 года, пошли «конструктора»: машины «непроходных» с точки зрения таможенных платежей лет разбирались в Японии на кузов-двигатель-подвеску, таможились как запчасти, а потом собирались вновь. Паспорт транспортного средства (ПТС) на ввезённые запчасти не выдавали, поэтому приходилось искать паспорт от другого, обычно старого или разбитого автомобиля той же либо родственной марки. В этот ПТС ставились печати о замене номерных агрегатов — кузова и двигателя — после чего конструктор считался легализованным. Юридически оформление конструкторов было законной операцией, так как менять запчасти, в том числе кузов и мотор, ещё никто не додумался запретить. Вместе с тем было понятно, что конструкторы изобретены для того, чтобы занижать таможенные платежи и тем самым обходить барьеры заградительных пошлин. «Сколько у государства ни воруй — своего всё равно не вернёшь», — говорили по этому поводу.
После введения запретительной пошлины на импорт кузовов конструкторы исчезли. Тогда-то — в 2009 — и появились распилы. На дорогах замелькали грузовики с кусками автомобилей в кузовах. «Половинки», расчленённые автомобильи тела, возили и раньше — на запчасти, но чтобы машины ещё в Японии (или на пароходе) разрезали надвое, а потом в России сваривали заново — такого мы не видели. Теперь эти самые «половинки» были разрезаны с особенной аккуратностью и нежно загружены в грузовики, а сами места распиловки укутаны непромокаемым материалом. «Честные конструкторы», запрещённые волей премьера Путина, начали вызывать ностальгию. Если раньше в объявлениях о продаже гордо писали «не конструктор», то сейчас уже, напротив, подчёркивали: «конструктор — не распил!».
О распилах начались сколь длительные, столь и бесполезные споры. Предметов спора было два — технический и юридический. Знатоки говорили, что «рамные распилы» с технической точки зрения совершенно безопасны. У рамных машин пилился только сам кузов (ведь пошлиной обложили именно его), тогда как несущая рама оставалась нетронутой. Другое дело — распил легковой («нерамный») — с несущим кузовом. При сварке такого авто следовало быть особенно внимательным, чтобы не «ушла геометрия» и не вылезла через полгодика ржавчина. Оптимисты указывали, что все заводские автомобили — изначально распилы со сварными кузовами. Скептики парировали: одно дело варить на заводе, другое — у себя в гараже… Никто ещё не знал, что такое распилы и как они поведут себя на дороге — статистики не было. Был только один доподлинно известный случай, когда при выгрузке в порту половинка распила, сорвавшись с талей, упала на парня, убив его на месте.
С юридической точки зрения рамные распилы тоже были предпочтительнее. Для того, чтобы оформить в ГАИ замену агрегатов и тем самым легализовать конструктор или распил, необходим не только выданный ранее на аналогичную машину паспорт транспортного средства, но и ГТД — грузовые таможенные декларации, свидетельствующие о легальности ввоза агрегатов. При оформлении рамного распила требовались ГТД на двигатель и раму, поскольку кузов у таких автомобилей не считается номерным агрегатом. Эти ГТД спокойно выдавались таможней, потому что и рама, и двигатель ввозились в отличие от пиленого кузова, который в данном случае гаишников не интересовал, целиком. С легковыми же распилами была засада: таможня выдавала только одну ГТД — на двигатель (ведь кузов формально не ввозился — ввозились его части). Поэтому ГТД на кузов приходилось тем или иным способом подделывать. Этот пунктик был миной замедленного действия, чреватой аннулированием регистрации автомобиля. «Пока мы здесь работаем — ни один распил не пройдёт», — заявит позже начальник приморской ГИБДД Александр Лысенко, но его подчинённые продолжат спокойно оформлять распилы…
Распилы имели, помимо технического и юридического аспектов, культурологическое измерение. Я сразу восхитился чутьём неизвестных словотворцев, вырастивших этот лексический кристалл, — «распилыш» — и проникся метафизикой распила. Распил — это воочию видимая реинкарнация или даже чудо воскрешения. Де-юре это та же самая машина с проведённой заменой агрегатов, но дефакто — другая. Таинству оформления распила предшествует ряд других сакральных операций, начиная с ритуального расчленения. В Японии будущих распилышей в прямом смысле слова убивают, разрезая на части. Обычно после такой операции машина идёт на разборку или попросту под пресс. Эти машины не просто изымают из рая — их именно убивают; по крайней мере, сами машины, умей они мыслить, восприняли бы акт разрезания именно так. Однако потом, уже в России, происходит воскрешение и натурализация иммигрантов-нелегалов, ввезённых частями в трюме парохода. Сварка здесь выполняет роль мёртвой воды из сказок, которой надо было сперва побрызгать разрубленное тело героя, дабы оно воссоединилось, а уже потом поливать его водой живой. Россия воспринимается воскрешёнными распилами с одной стороны, как не-рай, с другой стороны — как «тот свет», на котором, оказывается, тоже есть жизнь. Жизнь после смерти, то есть после прекращения самой жизни — логический нонсенс, подтверждённый практикой. Что важно, мы воскрешаем машины в буквальном смысле, как и хотел того мыслитель Николай Фёдоров — воскрешаем в их собственном теле. А что отныне и до конца этой новой жизни машина будет жить под чужим паспортом и, возможно, именем — так это уже детали. Торговля «пэтээсами», то есть паспортами давно умерших машин для оформления ввозимых распилов, описана ещё в «Мёртвых душах» Гоголя. Не помню, какой прайс был у Чичикова, но у нас стоимость мёртвых авто-мобильих душ, необходимых для легализации живых распиленных, измерялась уже десятками тысяч рублей для простеньких легковушек и сотнями тысяч рублей (то есть тысячами и даже десятками тысяч долларов) для «взрослых» джипов — «сафарей» и «крузаков».
