Джон Армстронг - Украинский национализм. Факты и исследования
Ответы были учтивые, но не ободряющие. Илларион ответил в сердечном, даже смиренном тоне, но не преминул отметить, что в то время как литургия Украинской православной церкви действительно пострадала от российского проникновения, литургия грекокатолической церкви проникнута латинскими элементами и нуждается в очистке от иностранных влияний[554]. Алексий ответил на второе письмо в дружественном тоне, но сказал, что унификация если и произойдет, то только через изменениє в человеческой натуре, возможно к концу мира и разнообразие имеет свои преимущества для поиска добра[555]. Все еще не лишенный надежды, Шептицкий обратился в открытом письме от 3 марта 1942 года за поддержкой к украинской православной интеллигенции, которая, как он отметил, имеет большое влияние в своей церкви[556]. И эта попытка оказалась безуспешной. Вероятно, единственное, чего он добился, так это подтолкнул автокефальную церковь в генерал-губернаторстве дать решительный ответ на его предложения: на соборе епископов в Варшаве в мае 1942 года было заявлено что пожелания Шептицкого легко могли бы быть выполнены, если только все греко-католики присоединятся к автокефальной церкви.[557]
Неудача митрополита, несомненно, объяснялась прежде всего расколом, разделяющим православных и католиков: первые считают подчинение власти папы отказом от традиции христианской церкви, которую, по их убеждению, они поддерживают. Серьезная дополнительная причина отклонения предложений Шептицкого зимой и весной 1942 года заключалась в следующем: жесты примирения с Римом были бы расценены многими из светских православных как предательство, что, весьма вероятно, ослабило бы церковь, принимающую участие в таких мерах. Это было существенное соображение, ибо к середине зимы конфликт между сторонниками Алексия и Поликарпа перерос в активную борьбу за верховенство.
24 декабря 1941 года, после того как второй собор Волынских епископов дал Алексию сан митрополита, Дионисий назначил Поликарпа администратором всей Волыни. Шестью неделями позже архиепископ Александр, который, напомним, не был приглашен на собор автокефальной церкви, присоединился к Польской автокефальной церкви в созыве нового собора в Пинске[558]. Хотя Александр не был украинцем по происхождению, он имел полное право, согласно православным нормам, участвовать в делах украинской церкви, так как его архиепископская епархия была включена теперь в территорию Украины, как было определено границами рейхекомиссариата. Весьма кстати пришлась его поддержка для группы церковных иерархов, оппозиционно настроенных к Алексию, и они без труда признали его полномочия по созыву собора. Поскольку другой инстанцией при созыве собора был Дионисий, учредительная ассамблея новой украинской церкви была сформирована неукраинскими прелатами. Но инициаторами являлись убежденные украинские националисты Поликарп и Илларион. С ними был и Палладий, третий украинский епископ Польской православной автокефальной церкви. Вместе они и решили создать новое церковное формирование, которое станет известно как Украинская автокефальная православная церковь, которая должна была объединиться как можно быстрее с остатками церкви под тем же названием, которую основал Лыпкивськый[559]. Несколько позже Дамаскин Каменец-Подольский отверг Алексия и перешел к новой группировке[560]. Позиция украинских националистов укрепилась, когда в феврале были посвящены в епископы два волынских священника – Абрамовыч и Губа, которые вошли в иерархию как Никанор и Игорь.[561]
Хотя основная причина учреждения новой церкви и ее быстрого роста за счет церкви, возглавляемой Алексием, заключалась в националистических украинских настроениях, которые требовали существования чисто национальной церкви, лишенной любой связи, как бы надуманно это ни выглядело, с Россией, немецкая политика также играла определенную роль в расколе православной общины. В основе своей нацистская политика была проникнута сильной ненавистью к религии. Базовый принцип отбора германских кадров для работы на востоке: «Все христианское мировоззрение делает человека неспособным к работе на востоке, ибо сообщество церковных песнопений ставится выше потребностей рейха»[562]. Но, несмотря на явное неприятие церкви, даже Розенберг и его ведомство с их фанатичным антиклерикализмом допускали компромиссы ради обеспечения тактических выгод, хотя считали, что католическое христианство было главной религиозной угрозой на востоке. Верхи католической церкви давно надеялись, что представится возможность донести доктрины католицизма до народов Советского Союза. После начала войны они пытались направить на Украину множество священников, включая несколько обученных в украинском колледже в Риме, миссионерами. «Восточное министерство» решительно выступило против этих попыток, и, если не считать нескольких священников, которым удалось проникнуть на Украину капелланами в составе итальянских войск, усилия Ватикана ни к чему не привели[563]. Точно так же были пресечены попытки польских католиков развернуть деятельность на востоке Украины среди верующих Волыни.[564]
Деятельности православной церкви немцы не собирались чинить явные препятствия, если она была украинской по характеру. Более того, планировалось разрешать любые другие чисто украинские секты. Немцы надеялись, что множество религиозных образований ослабит православную церковь как таковую, ибо «разложение и культурная отсталость духовенства готовили почву для большевизма»[565]. Когда, однако, была учреждена Украинская автокефальная православная церковь как чисто национальная церковь, она показалась остминистериуму вспомогательным орудием укрепления украинского национализма и вбивания клина между украинцами и русскими. Посему сочли, что автокефальную церковь под руководством Поликарпа следует признать и обеспечить ей позиции явного превосходства по отношению к автономной церкви, возглавляемой Алексием.[566]
Как часто бывало, политика, сформулированная в министерстве Розенберга, не дала практических результатов на Украине. Рейхскомиссариат решил следовать диаметрально противоположному курсу. Так, в июне 1942 года он провозгласил свободу конфессий, но приказал всем религиозным организациям действовать в пределах своего генеральбецирка[567]. В частности, позднее было принято решение распустить руководящие органы и автономной, и автокефальной церквей – соборы, возглавляемые соответственно Алексием и Поликарпом.[568]
Одной из причин ограничения церковной деятельности было создание автокефальной церковью новой иерархии. В мае в Киеве собрался второй собор епископов автокефальной церкви и возвел в сан ни много ни мало целых семь епископов. В основном это были волынские священники, но двое – из светских, игравших главенствующую роль в формировании нового органа, – Степан Скрипник, ставший епископом Переяславским под именем Мстислав, и киевский профессор Гаевский, который стал епископом Сильвестром[569]. Были приложены все силы к тому, чтобы заручиться поддержкой уцелевших лыпкивцев, и это с успехом удалось, очевидно, потому, что не требовалось новое рукоположение, хотя поначалу существовали трения между новым и старым автокефальными органами[570]. После новых возведений в сан число высших священнослужителей возросло до четырнадцати: стало два архиепископа (Поликарп и Александр, а Илларион продолжал оставаться в польской церкви, то есть в генерал-губернаторстве) и двенадцать епископов с достаточно большим числом священников под их началом на пять сотен приходов[571]. Церковная деятельность и единство уже начинали настораживать тех немцев, которые боялись любого независимого центра украинской жизни. Например, генерал-комиссар Николаева в письме Эриху Коху выражал недовольство, что автокефальная церковь, сильная на севере этого района, становится «национальной церковью», и отмечал, что за всеми священниками ведется пристальное наблюдение[572]. Сам Кох испытывал сильную неприязнь к Мстиславу, который у него именовался как «Скрипник, известный украинский политик из Киева»; при этом Кох утверждал, что епископ пытается стравить вермахт и чиновников рейхскомиссариата.[573]
В результате возникшего недоверия рейхскомиссариат отказался поддерживать автокефальную церковь в ущерб автономной церкви. Из-за бегства националистически настроенных украинцев автономная церковь все больше становилась конфессией русофильских элементов или по крайней мере тех, которые стояли за равенство между русскими и украинцами в культурной и политической жизни. Чиновники рейхскомиссариата начали склоняться к поддержке автономной церкви, видя в ней противовес националистическим силам. Поначалу рейхскомиссар решил, что следует поддерживать равновесие сил двух церквей[574]. Позднее окружение рейхскомиссара стало использовать автономную церковь как средство ослабления автокефальной церкви, когда та стала набирать силу. Временами использовалась и тактика укрепления автокафельной церкви, но общей тенденцией стала, похоже, та, которую проявил штадткомиссар Киева, который открыто обнаружил первичность интересов прорусской церкви для германских официальных лиц, передав ей на публичной церемонии главный кафедральный собор Киева – Святого Владимира.[575]
