Александр Нефедкин - Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)
Никаких специальных боевых собак чукчи и азиатские эскимосы не разводили, для военных целей использовали тех же обычных собак, сибирских лаек — животных с пушистым хвостом, в основном серого окраса, а также белого, черного и других цветов. Естественно, собак наиболее активно использовали оседлые жители: их просто запрягали в нарты[72]. Предназначенных для езды кобелей кастрировали, и они служили до 12 лет, но лучший возраст для запряжки — 3―7 лет (Аргентов 1857: 97; Гондатти 1897а: 157―159). Зачастую женщины кормили своей грудью ценного щенка околевшей суки; его затем особо ценили (Трифонов 1872: 165, примеч. 2; Дмитриев 1892. № 51: 8; Кавелин 1931: 96; ср.: Тан-Богораз 1979: 25 (оседлые коряки)). С другой стороны, щенка, родившегося слабым, убивали (Митчель 1859. № 87: 183; 1865: 326).
Собаки, предназначенные для военных целей, использовались как для охраны жилища, так и непосредственно для боя. Так, к полевому укреплению приморских коряков, состоявшему из стены, сооруженной из ездовых санок, и рва в снегу, привязывали снаружи наиболее чутких собак для обнаружения приближения врага (Тан-Богораз 1979: 28). Естественно, животные чуяли приближение людей к обычному жилищу (Архинчеев 1957: 45; ср.: Митчель 1859. № 87: 183; Богораз 1900. № 167: 415; Тан-Богораз 1936: 244; Врангель 1948: 306; Бабошина 1958. № 60: 149; Burch 1974: 8; Лебедев, Симченко 1983: 95; Санги 1985: 310). Хотя стоит заметить, что эти собаки лаяли весьма редко, а обычно выли. Как отмечал Н. Ф. Каллиников (1912: 76, 168), одна-две собаки все время были привязаны около яранги оленных чукчей. Кроме того, собак для охраны могли привязывать и во внешней половине жилища, где оседлые жители держали их зимой (Акифьев 1904: 54; Bogoras 1910: 184; Толмачев 1912: 498; ср.: Обручев 1974: 113). Причем любимую собаку оседлые могли даже брать с собой в полог (Акифьев 1904: 56). Для привязи использовали ремень, но, поскольку собаки могли его перегрызть, в XIX в. стали использовать для этого цепочку (Богораз 1899: 359, примеч. 4).
В целом чукотские собаки были достаточно дики и бросались на домашних оленей, не отличая их от диких. Так, Г. Майдель (1894: 138) отмечает, что была «наклонность собак считать за свою неотъемлемую добычу каждого встреченного оленя» (об этом же см.: Лессепс 1801. Ч. II: 134; Каллиников 1912: 82). Он же описывает случайное столкновение собачьей и оленьей нарт, при этом 24 упряжные собаки тут же объели двух оленей (Майдель 1894: 139). Даже этот врожденный инстинкт собак прибрежные жители использовали в борьбе с кочевниками, которые передвигались на оленьих упряжках. Так, в эскимосском героическом сказании «Виютку-предводитель» воины, разбившись по парам, чтобы быть менее заметными, стояли в засаде и поджидали караван врагов. Каждый удерживал двух собак. Последних при приближении оленьих упряжек неожиданно выпустили. Собаки, бросившись на оленей, создали сумятицу и неразбериху среди едущих воинов, на которых тут же напали эскимосы. А поскольку копья — основное оружие ближнего боя кочевников — были прикреплены к нартам, то из-за внезапности нападения их не успели отвязать. Враги были напуганы криком и неожиданностью нападения (вспомним, что «у страха глаза велики») и были все перебиты (Меновщиков 1985. № 127: 308―309). Хотя в сказании прямо не говорится, но из контекста следует, что это были простые ездовые собаки (возможно, две передние, ведущие нарту), которые понимали приказы ездока. Чукчи также могли использовать ездовых собак, располагаясь в засадах в трех местах по пути следования каравана коряков. Причем собак в данном случае натравливали на людей (Воскобойников, Меновщиков 1959: 437).
Одна чукотская сказка упоминает, что злые духи кэле бродили небольшими группами, с громадными боевыми собаками, набрасывающимися на людей и рвущими их (Богораз 1900. № 167: 415). Судя по контексту, тут имеются в виду эскимосы. Собак могли использовать и для преследования убегающих врагов (Баранников 1974: 86 (коряки)).
Таким образом, специальных боевых собак эскимосы и приморские чукчи не разводили, однако при необходимости для военных нужд использовали тех же ездовых собак, которые могли выполнять несколько основных функций. Это, во-первых, охрана жилища — самая обычная задача собаки. Во-вторых, борьба с людьми при атаке или преследовании. И наконец, в-третьих, собак, опираясь на их природный инстинкт хищника, натравливали на оленей противника, тем самым лишая последнего обычного транспорта. Видимо, и оседлые коряки также использовали своих собак в войнах с оленеводами, что говорит о типичности данного явления (Тан-Богораз 1979: 25).
ОСАДА И ОБОРОНА
Искусство осады и обороны укреплений у основной массы чукчей, у кочевых оленеводов, как и у номадов вообще, не было развито, хотя и существовало. У них не было каких-то специальных опорных пунктов для обороны — они рассчитывали на свою мобильную тактику и быструю перекочевку от врага или в его сторону. Действия в поле при этом имели решающее значение. Впрочем, напомню, что передвижение больших отрядов и стойбищ могло производиться на нартах лишь при наличии снежного покрова, который отсутствовал с конца апреля — начала мая до конца сентября — начала октября, летом же чукчи не перекочевывали и активных наступательных боевых действий на суше не вели.
Жители Чукотки использовали как естественные, так и искусственные укрепления. Очевидно, первый вид укреплений был более обычным, тогда как второй встречался реже. По своему характеру эти укрепления делились на стационарные и полевые. Причем даже постоянные укрепления не были перманентными, а строились лишь при непосредственной угрозе нападения. Это, с нашей точки зрения, выглядит нелогичным, поскольку у чукчей в XVII―XVIII вв. шли непрекращающиеся военные действия. Однако чукотское общество еще не достигло той фазы развития, когда появилась насущная необходимость в строительстве укреплений. Это, с одной стороны, объясняется тем, что отдельные семейные общины из-за своей малочисленности не могли возводить фортификационные сооружения, надолго не отрываясь от производственного процесса. С другой стороны, не было подходящего деревянного материала для строительства — имелись лишь камни, из которых оленные чукчи не умели выкладывать стены. Кроме того, у них не было и необходимых технических навыков.
При перекочевке первая задача состояла в том, чтобы удачно выбрать место для стойбища. При угрозе нападения превосходящих сил врага предпочитали отходить в более безопасное место (Богораз 1900. № 131: 336; Бабошина 1958. № 103: 248; Маlaurie 1974: 140; Леонтьев 1983: 129). А от Д. И. Павлуцкого, согласно чукотским преданиям, даже собирались бежать в Америку (Богораз 1902а: 71, 84). В новой местности, когда необходимо было выбрать место для укрепления, оленеводы делали это не всегда удачно — сказывалось незнание территории и отсутствие опыта в подобном предприятии. Поэтому и оборона не была удачной (Богораз 1900. № 128: 332―333).
В зимнее время стойбище располагали в долине — тут ветер был не так силен, да и противнику из-за возвышенностей не было видно жилищ, о которых, впрочем, можно было догадываться по дыму (Тан-Богораз 1979а: 221). К. фон Дитмар, со слов купца Трифонова, так описывает зимнюю стоянку чукчей (1856: 37): «Юрты [= яранги. — А. Н.] свои чукчи разбивают обыкновенно в долине и на всех окрестных высотах ставят часовых, которые при малейшем подозрении и опасности с быстротой стрелы на маленьких санях спускаются в долину и призывают мужчин к оружию». Некоторые подробности об охране стойбища можно почерпнуть в чукотском сказании, повествующем о войнах XVIII в.: «Старший брат стоял в карауле на самой высокой сопке, оттуда видна была вся северная тундра, — с этой стороны делали набеги таниты. Средний брат охранял южную часть тундры. Младший брат [малоопытный юноша. — А. Н.] охранял восточную тундру и берег моря, самую спокойную часть» (Бабошина 1958. № 95: 230). Таким образом, судя по данному сообщению, система охраны стойбища стояла на достаточно высоком уровне — с разных сторон долины располагались караульные. У последних в качестве транспортного средства были скоростные гоночные нарты. Вероятно, подобная охрана была организована таким способом при непосредственной угрозе нападения со стороны противника (ср.: Воскобойников, Меновщиков 1959: 432; 435; 437; Стебницкий 1994: 33). Естественно, караулы располагались в удобных, хорошо защищенных от неприятельских глаз местах (Воскобойников, Меновщиков 1959: 435). В мирный период или когда, по крайней мере, не было точно известно время прихода врагов, чукчи вели себя более беспечно: специально караулов не выставляли, а надеялись, скорее, на случайные сообщения (Бабошина 1958. № 90: 217; № 98: 239; Меновщиков 1974. № 87: 308―310; № 88: 310―312; Лебедев, Симченко 1983: 129). Да и в военное время стража, надеясь на ненастье, могла халатно нести службу (Бабошина 1958. № 101: 245). Вероятно, данная «беспечность» объяснялась нехваткой мужчин, которые должны были заниматься выпасом оленей и охотой, а может быть, простым презрением к врагу (Воскобойников, Меновщиков 1959: 427―428; Беликов 1965: 164; Меновщиков 1974. № 88: 310―312). Кроме того, и собаки волновались, чуя приближение чужих (Архинчеев 1957: 45).
