Японская разведка против СССР - Кириченко Алексей Борисович "Стильно"
Что касается самого Гурьянова, то на первых порах мои отношения с ним были нормальными и меня даже избрали в состав партийного бюро отдела. Однако затем трещина в отношениях стала катастрофически увеличиваться. Вероятно, и по моей вине тоже. Ну что я мог поделать со своим характером и нежеланием приноравливаться к тому, кто творил неправое дело?
Впервые я проявил свой неуживчивый характер, когда только что пришедший на работу в отдел Игорь Рыбников, который впоследствии работал на руководящем посту в российской контрразведке, а сейчас находится за границей, попал в тривиальные неприятности, устроенные в баре участковым милиционером, который обвинил его во всех смертных грехах.
Почему-то Гурьянов на примере этого начинающего работника, у которого была впереди вся жизнь, решил устроить показательный воспитательный процесс и уволить его из органов КГБ, дабы другим было неповадно баловаться по вечерам коньяком. Члены партийного бюро не стали перечить принципиальному начальнику, но это меня не остановило и я выступил с предложением ограничиться только партийным разбирательством и удовлетвориться обещанием провинившегося больше не допускать подобного. Я остался на заседании партийного бюро в меньшинстве, но на партийном собрании остальные коммунисты меня поддержали и гроза над Рыбниковым пронеслась.
Дальше — больше. На одном из партийных собраний Гурьянов стал запугивать оперативный состав, что у него есть несколько сигналов, по которым будут вскоре проведены служебные расследования в служебном и партийном порядке. Все настороженно притихли и, видимо, пытались угадать, кто же эти тайные злоумышленники. Язык мой — враг мой. Я не выдержал и попросил оратора назвать маскирующихся нарушителей, потому что нехорошо держать в неведении весь коллектив.
Моя публичная перепалка с Гурьяновым окончательно расставила все по своим местам, и я стал для него неудобной личностью.
После собрания ко мне подходили до этого малознакомые сотрудники и говорили, что я правильно врезал «Коту Леопольду», как его между собой звал оперативный состав за беспрерывные призывы: «Ребята! Давайте жить дружно!»
Однако это был своего рода рекламный призыв, а в повседневных делах он вел себя по-другому и на каждого сотрудника пытался заполучить компрометирующие материалы, чтобы держать людей в повиновении. К сожалению, это для него было характерным и при решении служебных вопросов, о чем читатель узнает из моего дальнейшего повествования.
Вскоре Гурьянова «ушли» из отдела как не справившегося со своими обязанностями, но по обычной советско-российской причине — «в связи с переходом на другую работу». Впрочем, может быть, за этим стояла и более серьезная причина, чем дезорганизация деятельности одного из основных функциональных подразделений советской контрразведки. Ведь Гурьянов корешился с генералом О.Д. Калугиным, был его заместителем, когда тот возглавлял внешнюю контрразведку ПГУ, а затем поддерживал тесные отношения, когда и одного и другого попросили из ПГУ.
Но до ухода Гурьянова из отдела у меня с ним была ожесточенная борьба, в которой я не сдался, о чем расскажу ниже.
Восточные дела
Органы государственной безопасности СССР брежневских времен получили в наследство от НКВД некий страх перед иностранцами и предубеждение, что другие государства только тем и озабочены, как бы свергнуть советскую власть, которая, в свою очередь, и сама норовила пощекотать нервы империалистам и даже создавала новые и поддерживала старые коммунистические партии или близкие по духу им организации. Если наши враги об этом думали — значит, нас опасались, а значит, ценили. Не то, что ноне.
По этой причине родилось весьма своеобразное явление — почти что полное недоверие властей к советским людям, выезжавшим в заграничные командировки или поддерживавшим контакты с приезжавшими в СССР по своим делам иностранцами. Желание же советского гражданина изменить свое место жительства и переехать из социалистического рая в капиталистический ад расценивалось партийными органами как предательство и преступное деяние.
Вероятно, боясь того, что придется отбиваться от настырных попыток практичных иностранцев любыми путями переехать к нам на жительство, если в CCCР жизнь народа станет лучше, чем на уходящем в прошлое Западе, наши руководители не стали предпринимать усилий по ее улучшению и, как гениально сказал когда-то В.И. Ленин, решили пойти «иным путем»: действовать методом довоенным — «держать и не пущать». Да и в самом деле, куда легче зажать сотню непокорных, чем улучшать жизнь двумстам пятидесяти миллионам.
Сказано — сделано. И мы пошли проторенным западными спецслужбами путем: внедрять почти в каждую делегацию под каким-либо прикрытием оперативного работника, который вскоре получил наименование «маленького Дзержинского». Был ли от этого какой-либо прок — одному богу известно, ибо кто желал рвануть в капитализм, тот и бежал. А зачем держали? Если бы объявили, что коли есть такая необходимость покинуть СССР — скатертью дорога, советские двери всегда открыты, — глядишь, и беглецов поменьше было бы, ибо запретный плод всегда слаще.
В этих же так называемых контрразведывательных целях в наиболее важных учреждениях и на предприятиях были специально введены должности для офицеров действующего резерва КГБ, которые своим наметанным взглядом должны были отслеживать все опасные для государства негативные процессы и устраивать засады на пути недремлющих вражеских лазутчиков.
Необходимость этого еще можно было доказать в Москве и крупных портовых городах, где постоянно полно иностранцев. Но зачем это нужно делать на остальной территории Советского Союза, 80 % которой были закрыты для посещения иностранцами? Но доказывали эту необходимость, а кроме того, постоянно учили, как бороться с ненавистным врагом.
Однажды я приехал в командировку в Кишинев, куда заместителем председателя КГБ Молдавской ССР недавно назначили моего знакомого Мунтяна Д.Х. Я не сразу смог с ним встретиться, так как он проводил чекистские занятия с оперативным составом. Как оказалось, ежемесячно они занимаются этим делом дня два. Как откровенно признался мой знакомый, учатся потому, что нечем людей занять, а оперативных работников нужно всегда держать в боевой форме. Интересно — видимо, сейчас в этом новом самостоятельном государстве тоже обучают, как бороться с главным противником. Но только кто он, главный? Наверняка Россия? Не Румыния же…
Я три года проработал в действующем резерве КГБ СССР и думаю, что во многом это надуманная должность, порожденная теми глобальными предначертаниями, которые ставили перед страной наши руководители, старавшиеся подчинить всех, однако чему? Но нельзя объять необъятное. Еще римляне говорили: «Кто везде — тот нигде». Примерно так я думал, но приказ есть приказ, и я приступил к новому участку работы.
Мое появление в Институте востоковедения АН СССР не прошло «неприятелем» незамеченным, тем более что его директор академик Е.М. Примаков специально собрал расширенную дирекцию, на которой представил меня как своего помощника по вопросам государственной безопасности.
Мое появление в Институте востоковедения, хочу надеяться, никого из сотрудников не напугало. Мне, правда, один приятель рассказал, что какая-то оперативно подконтрольная дама каркала по телефону, что «скоро в ИВАНе головы полетят», предсказывая этим самым, что начну я терзать народ. Но я скоро выяснил, что в этом почтенном научном заведении мне не с кем бороться, и все головы остались на месте.
Дело в том, что в переданных мне накопившихся за долгие годы досье ничего заслуживающего оперативного внимания не было. Правда, было несколько сигналов о том, что некоторые сотрудники делились в откровенных беседах с друзьями о своих намерениях уехать за границу, в Израиль, например. В тот период времени это считалось едва ли не изменой Родине. Сейчас в России на это смотрят сквозь пальцы, тем более что к въезжающим в Россию лицам стали относиться едва ли не более подозрительно, да и к нам въезжает больше, чем уезжает.