Эдуард Паркер - Татары. История возникновения великого народа
В 765 году генерал Пугу поднял восстание под предлогом воображаемого народного недовольства и вместе с тибетцами и уйгурами совершил набег. Однако вскоре он умер, не успев нанести Китаю серьезного урона. Идигянь поспешил обвинить Пугу во всех грехах и предложил Го Цзы-и вместе атаковать тибетцев, если сын Пугу, брат хатун, будет прощен. Хатун умерла в 768 году, ей на смену была прислана младшая сестра. Китай в этот период был так истощен, что для того, чтобы доставить девушку и 20 000 кусков шелка уйгурскому кагану, в повозку запрягли полуголодных животных, принадлежавших первым лицам государства. Ощущая свою незаменимость, уйгуры становились все более дерзкими. За каждого коня, пригоняемого ими в Китай, они требовали сорок кусков шелка, а всего количество коней уже доходило до 20–30 тысяч. Послы их сменяли друг с друга с пугающей быстротой, и каждый ожидал радушного приема. Наконец, словно издеваясь, уйгуры попросили императора принять еще 10 000 лошадей. Несчастный император, не желая более притеснять свой народ, вынужден был искать компромисс. Другими словами, татары продемонстрировали доминирующую силу, которую Китай не в силах был сломить. Один уйгурский убийца был помилован без суда, другого освободили из тюрьмы его товарищи. В 778 году уйгуры совершили набег, разгромили китайскую армию, посланную им навстречу, и убили 10 000 человек. Вторая экспедиция китайской армии оказалась более удачной.
В следующем году император скончался. Чтобы сообщить об этом уйгурскому вождю, к нему был направлен евнух. Посол встретился с каганом у Великой стены, и тот даже не поздоровался с китайским послом. Один из министров кагана по имени Дуньмага попытался убедить кагана не накалять обстановку и не проявлять враждебность, однако каган не прислушался к этому совету. Тогда Дуньмага убил кагана, его родственников и еще 2000 человек, занял место правителя и стал именовать себя «Верховным Кутлуг-Билге-каганом». В 780 году из Китая прибыл посол, официально подтвердивший полномочия нового правителя.
По мнению уйгуров, они стояли выше, чем девять кланов – истинные виновники последнего набега. 2000 человек из девяти кланов пали от руки Дуньмаги за то, что дали Идигяню неверный совет. Вскоре после этого несколько уйгурских вождей и вождей девяти кланов, разжившихся богатствами в китайской столице, возвращались домой, и на обратном пути в их караване была обнаружена контрабанда – китайские девушки. Находку сделал один из усердных пограничных офицеров, протыкавший длинным шилом каждый тюк, чтобы проверить его содержимое. Контрабандисты из девяти кланов, напуганные известием о восшествии на престол Дуньмаги и устроенной им массовой резне, решили не возвращаться домой и предложили китайскому губернатору план убийства всех уйгурских вождей. Губернатор одобрил план и отправил императору послание, в котором говорилось, что уйгуры ничего не стоят без своих вассалов – девяти кланов. Затем губернатор направил к уйгурскому вождю своего офицера, дав ему указание вести себя как можно грубее. Каган, разумеется, разъярился и поднял на офицера свой хлыст. Тогда из засады появилось китайское войско, убившее и уйгуров, и других татар, захватившее 100 000 кусков шелка, несколько тысяч верблюдов и лошадей. Затем он доложил императору, что уйгуры засекли до смерти одного из китайских военачальников и попытались захватить город, поэтому он счел своим долгом нанести по мятежникам удар и теперь имеет честь возвратить императору похищенных девушек и т. п.
Император незамедлительно отозвал не в меру усердного пограничного офицера и направил евнуха в уйгурскую резиденцию для объяснения случившегося. В то же время были направлены указания особому послу, направлявшемуся к уйгурам, чтобы подтвердить новые полномочия кагана – посол должен был ожидать дальнейших приказаний. Он продолжил путь лишь в следующем году, взяв с собой гробы с телами убитого дяди кагана и трех других высокопоставленных уйгуров. Каган приказал своим приближенным выехать навстречу послу, которого немедленно обвинили в том, что он не воспрепятствовал злодеянию. Посол объяснил, что дядя кагана лишился жизни из-за ссоры с пограничным офицером и император не отдавал приказа о его убийстве. Пятьдесят дней посол и его свита находились под стражей, им не позволено было видеть кагана, и их едва не казнили – на этом настаивали некоторые уйгурские сановники. Наконец каган направил послание следующего содержания: «Мой народ требует вашей казни. Я – единственное исключение. Но мой дядя и его приближенные мертвы. Убив вас, мы лишь смоем кровь кровью, этим ничего не изменишь. Думаю, лучше будет смыть кровь водой. Я имею в виду вот что: кони моих офицеров стоят почти два миллиона, и вам лучше заплатить за них!» После этого он отправил к императору своих послов, и тот, проглотив оскорбление, выплатил требуемую сумму.
Три года спустя уйгуры обратились к императору с предложением заключить брачный союз. Император, все еще переживавший прошлое унижение, заявил своему премьер-министру: «Этот брачный союз станет причиной войны между нашими потомками. Я не могу согласиться на это». Премьер спросил: «Надеюсь, ваше величество не думает о том, как засекли до смерти наших послов на глазах дочери Пугу?» – «Да, – ответил император, – я все еще помню об этом. Только положение Китая в тот момент помешало мне отомстить за оскорбление». – «Однако это Идигянь, зная, что ваше величество захочет отомстить, ждал лишь предлога к войне, – возразил министр. – Он пал от руки нынешнего кагана. С другой стороны, последний, несмотря на гибель своего дяди, продемонстрировал определенное великодушие. Думаю, что предложение о браке следует принять. Разумнее всего будет вспомнить правило, которого придерживались пятьдесят лет назад тюркские каганы Меркрин и Сулу, ограничившие свиту до двухсот человек, а количество лошадей, приведенных для продажи, до тысячи голов». Император уступил, и каган в благодарность за принцессу (которая поочередно была супругой четырех каганов) предложил императору свои услуги в борьбе против западных тюрков (некоторые из них присоединились к уйгурам, когда Суябом овладели карлуки).
Каган Дуньмага обратился к императору за разрешением изменить название своего народа на более воинственное. Император согласился, и китайцы стали называть племя Дуньмаги «хуйгурами», или «стремительными соколами». Подобно этому германцы, называвшие себя немцами, обратились к римскому императору за позволением называть себя не германами, а германцами. (Здесь возникает другой вопрос: мусульман Татарии стали называть уйгурами спустя несколько столетий после описываемых событий, а в эпоху Чингисхана так называли исключительно татар-мусульман, тогда как новое название – «уйвуры» – применялось в отношении всех уйгурских государств возле Урумчи и Пиджана, а также к историческому народу, происходившему из региона Каракорума. В XIII веке мы встречаем упоминание Каракитая, называвшего правителя Самарканда «царем гуй-гуй». Этой путанице в терминах мы обязаны тому факту, что уйгуры исчезли из поля зрения китайцев на одно-два столетия. Нет ни одного китайского источника, который бы рассказывал о том, когда и как уйгуры восприняли через сарацин мусульманство. Арабы и персы называли всех кочевых татар их прежним именем – именем единственной известной им доминирующей нации, существовавшей между ними и Китаем, то есть тюрками.)
В 789 году каган умер, ему наследовал сын Долосы. В период между 751 и 766 годами Урумчи, и Баркуль, и современная провинция Ганьсу попали в руки тибетцев. Единственным связующим звеном между этими регионами стала территория уйгуров. Разумеется, уйгуры стали взимать огромные суммы за безопасный проход по своей земле. Как мы уже говорили, Шато вынуждены были присоединиться к тибетцам, поскольку Китай не мог предоставить им защиту в Урумчи. Росло и могущество карлуков, и уйгуры вынуждены были отступить на юг. На смену Долосы пришел его племянник Ачжо, успешно сражавшийся против тибетцев и карлуков. Ачжо умер в 795 году, не оставив наследников, и уйгуры вынуждены были избрать правителем одного из министров по имени Кутлуг. Любопытно, что этот каган удостоился теплого приема в Китае, поскольку среди его подданных было несколько манихейских миссионеров (два года спустя в китайских анналах мы встречаем упоминание о манихейских храмах с персидскими священниками, эти храмы находились в тогдашней уйгурской столице Караходжо). В 808 году на трон взошел другой каган, он попросил у императора новую жену – прежняя к тому времени уже скончалась. Несмотря на то что Китаю политически важно было сохранить уйгуров в качестве своих союзников, чтобы использовать их в борьбе против тибетцев и развязать Китаю руки в подавлении мятежей на своей территории, император своего согласия на брак не дал. В 821 году каган снова обратился к императору с той же просьбой. На этот раз новый император удовлетворил ее. Но вскоре после этого каган скончался, и посол сообщил о согласии императора его преемнику. За невестой отправилось пышное уйгурское посольство. На сей раз это была настоящая дочь императора. В посольстве было около 2000 племенных вождей, а в подарок Китаю было отослано 20 000 лошадей и 1000 верблюдов. Однако лишь пятистам уйгурам позволено было войти в столицу. Приблизительно в это время катаи признали сюзеренитет уйгуров и Китая.
