Николай Семенов - На веки вечные
— Я готов нырнуть в ледяную воду,— сказал кто-то из саперов.
— Нырнуть? А трос за корму подцепить сможешь?— спросил его Агафонов, и по тому, насколько серьезно прозвучали эти вопросы, солдат понял, что слова насчет троса он может, и даже обязан, рассматривать как приказ.
— Так точно, товарищ подполковник, могу!
Парень быстро разделся, обвязался страховочным фалом и прыгнул в воду. Четыре раза нырял и наконец заарканил крюк тяжелым танковым тросом.
На вопрос комбрига, кто он и откуда, сапер, стуча зубами, ответил:
Андрей Прокопенко, с Полтавщины.
Буксируемая двумя танками провалившаяся в реку машина Соколова была вытащена. Воентехник первого ранга Козлов получил от комбрига приличную взбучку за лопнувший трос и категорический приказ надежно укрепить настил.
4.
День прошел без особых событий, и с наступлением темноты началась переправа. К двенадцати ночи штаб бригады и танковые батальоны сосредоточились в лесу восточнее Красково. Здесь и началась непосредственная подготовка к предстоящим боям.
...Комиссар батальона Набоков, дав указание парторгам и комсоргам рот на проведение открытого партийно-комсомольского собрания, решил проконтролировать работу хозяйственников. И сразу обнаружил непорядок.
— Почему кухню расположили среди танков? Здесь мы запрещаем жечь костры, а вы целый смолокуренный завод обосновали!
И, словно подкрепляя обоснованность тревоги комиссара, надрывно завыла сирена.
— Во-о-озду-ух!..
Повар мгновенно бросился под свою кухню. Тучный, высокий, в толстом полушубке, он легко вклинился между колесами, зато после отбоя не мог вылезть обратно. Пришлось трем солдатам поднимать кухонную технику. Нашлись, конечно, и зубоскалы.
— Кто испуган, тот наполовину побежден,— заметил Набоков, рассматривая смеющимися глазами изрядно перетрусившего кашевара.— Это, между прочим, Суворов сказал. И, между прочим, о военных поварах тоже.
После ужина в построенном на скорую руку между двумя танками большом шалаше собрался личный состав батальона. Комбат напомнил бойцам об особенностях наступления в лесисто-болотистой местности в условиях морозной зимы, о тех больших трудностях, которые предстоит преодолеть всем без исключения — и рядовым танкистам и командирам, сказал, какого рода помощь он, командир батальона, ожидаетот коммунистов и комсомольцев.
А потом слово взял комиссар.
— Через месяц страна будет праздновать двадцать четвертую годовщину Красной Армии,— сказал он.— А в праздники положено дарить подарки. И свой подарок Ждет от нас, танкистов, Родина-мать. Спросите, какой именно подарок? Скажу какой: это — освобожденная нами земля советская, это — вызволенные нами из фашистской неволи деревни, села и города наши. Там,— Набоков повысил голос, показал рукой на запад, — в наших домах хозяйничают оккупанты, там, не дождавшись нас, умирают отцы и матери, наши жены и дети. И нет нам покоя, нет нам праздника, покуда фашисты на советской земле! Завтрашний бой, нашс вами первый бой, должен стать началом пути к Берлину!..
Утреннее безмолвие в лесу. Конец января. После ночного снегопада деревья обновили свои белые шубы. На опушке, на полянах, в оврагах подросли сугробы.
Воины бригады выстроились на лесной поляне. Все в белых полушубках, а танкисты, кроме того, в меховых танкошлемах. На правом фланге 152-го танкового батальона стоят его командир майор Иванов и комиссар старший политрук Набоков. Дальше — 149-й танковый батальон. Комбат майор Ложкин и комиссар старший политрук Комиссаров о чем-то назидательно толкуют бойцам первой шеренги.
Вид у людей бодрый, подтянутый. Все ждут командира бригады.
Наконец подъехал на своем КВ и он сам, комбриг. На башне танка — Боевое Знамя. Подполковник Агафонов и старший батальонный комиссар Прованов легко спрыгнули с машины. Лица у воинов светлы и суровы: первый раз видят они Боевое Знамя — святыню бригады. Теперь под этим Знаменем им предстоит сражаться с немецко-фашистскими захватчиками за честь и независимость родной страны. Для кого-то из бойцов этот, теперь уже близкий, первый бой станет и последним. Немало могил останется на долгом пути к Победе...
Да, в этот тихий морозный день никто из стоявших на поляне не знал, да и, конечно, не мог знать, что свое Боевое Знамя воины бригады пронесут, через многие страны Европы, через Гоби и Большой Хинган и войну завершат в Порт-Артуре, что их танковая бригада станет гвардейской и заслужит почетные наименования Житомирской и Венской, а на Знамени ее засияют два ордена Красного Знамени, ордена Суворова и Кутузова. И что под этим Знаменем вырастут двадцать два Героя Советского Союза, десятки тысяч воинов удостоятся государственных наград.
Раздалась команда:
— Смирно-о-о! Равнение — на Знамя!
Перед строем проходят с развернутым Боевым Знаменем командир танковой роты старший лейтенант Молеев и ассистенты — механики-водители Новлянский и Федоров. Под их ногами пока не растоптанный снег. Они идут уверенно и гордо. Еще бы! Сегодняшний день — один из самых значительных в истории бригады.
Подполковник Агафонов поздравил личный состав с днем рождения бригады, опустился на колено и поцеловал край алого полотнища. То же сделали комиссар бригады Прованов, другие командиры. Были краткие, зажигательные выступления, далеко окрест разнеслось суровое и проникновенное: "Клянемся!"
Скоро, совсем скоро начнутся наступательные действия Северо-Западного фронта. Одна из основных задач операции — завершить окружение гитлеровских войск в районе города Демянска. Танковая бригада Агафонова, сломив сопротивление противника, совершит рейд во вражеский тыл и во взаимодействии с другими частями фронта замкнет кольцо вокруг части сил 16-й армии генерала Буша. Но обо всем этом сейчас знает очень ограниченный круг людей. Но все знают, что схватки с врагом предстоят жестокие, кровопролитные. И они готовы на любые жертвы во имя освобождения родной земли.
Боевые действия начались 29 января. 149-й танковый батальон с переменным успехом продвигался в направлении на Старую Руссу. 152-й вместе со стрелковыми подразделениями за трое суток боев вклинился во вражеский тыл на 30 километров. Оба батальона за это время освободили ряд населенных пунктов.
Ожесточенные бои развернулись за село Рамушево. Гитлеровцы прочно закрепились на шоссе, ведущем к Старой Руссе. Само Рамушево тянется вдоль левого берега реки Ловать. В нем до войны насчитывалось более 160 дворов, но к этому времени их осталось лишь половина, да посреди села возвышалось каменное здание церкви.
Неоднократные попытки взять село с ходу не увенчались успехом, и в полночь комбриг вызвал к себе командиров батальонов, чтобы уточнить с ними план дальнейших действий. Командный пункт бригады находился в большом блиндаже, рядом с входом в который стоял танк КВ. Тут же прохаживался часовой. Мимо него по протоптанной в снегу тропе прошло несколько человек в белых халатах. Это бригадные разведчики во главе с капитаном Горбенко проконвоировали пленного.
В блиндаже топилась печь, сделанная из металлической бочки. Но все равно было холодно и поэтому все сидели одетыми. Танковая переноска тускло освещала лишь один угол землянки. Там, за узким длинным жердевым столом, склонились над картой комбриг, комиссар и начальник штаба.
Разведчики ввели пленного. Прованов снял со стены переноску и с головы до ног осветил немца. "Ну и экипировочка!" — удивился он. На голове гитлеровца — пилотка, на ней — наша шапка-ушанка, а сверху напялена рогатая каска. Все это повязано рваной плащ-накидкой. Туловище пленного закутано в грязные тряпки, на ногах — большие соломенные чуни.
Комиссар начал допрос. Немецким языком он владел почти в совершенстве. Первые вопросы, как всегда: "Фамилия? Из какой части?"
Постояв с минуту молча, пленный попросил позволения присесть к печке, объяснив, что у него сильно замерзли ноги. Получив разрешение, он снял огромные чуни — эрзац-валенки и протянул к огню обмороженные ноги. Все с любопытством стали разглядывать его диковинную обувь.
— У нас на родине в таких штукенциях несутся куры,— без улыбки проговорил Горбенко; напряжение от только что отгремевшего боя еще не покинуло его. Вместе с пехотинцами-разведчиками они вытащили из блиндажа трех немцев. Двоих забрали пехотинцы, а третий— вот он, стоит, вернее, сидит тут.
Комиссар неожиданно спросил пленного, хотел бы он вернуться в свою часть. Тот испуганно замахал обеими руками:
— Найн, найн!
Заговорил горячо, торопливо, будто боялся, что ему не дадут договорить. Он сыт по горло войной в России, где все, даже погода, против них, немцев. Они несут большие потери убитыми, ранеными и обмороженными. С питанием плохо — в сутки получают кусок хлеба и какие-то эрзац-концентраты. Часто их заставляют искать продукты у убитых русских солдат, у которых почти всегда можно найти сухарик, сахар, сало...
