Михаил Кириллов - Перерождение (история болезни). Книга третья. 1997–2002 гг.
Думаю, что правильно было бы упомянуть о человеке, который имеет прямое отношение к полученной мной награде. Все эти годы, как и прежде, со мной был мой учитель – академик Е. В. Гембицкий. Наше знакомство относится к 1962 году, когда оба мы работали у Н. С. Молчанова – в известной терапевтической клинике Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова в Ленинграде. Я был клинический ординатор, он – профессор. Позже Е. В. Гембицкий в течение 10 лет был главным терапевтом Советской Армии.
Хорошо было расти под его руководством. Он заботился, поощрял, поддерживал, сердился, если падала результативность, и всячески поднимал жизненный тонус… Все мы состоим из наших учителей. Изменить себе – значит изменить учителю. Надо держаться и не спешить на посадку.
И в эти годы, как правило, не вдаваясь в политический анализ, не откликаясь на мои «политические страдания» напрямую, он постоянно напоминал о важности сохранения профессиональной, в том числе научной, высоты, продолжения увлеченной работы с больными – как самой продуктивной формы сопротивления происходящему развалу здравоохранения и науки в стране. Это оружие нам ближе, как бы говорил он, пользуясь им, мы наиболее эффективно можем что-то делать для Родины. И сделано было немало. И им – тоже.
Если бы не возможность работать, быть полезным больным и ученикам, а это составляло основу моей ежедневной реальной жизни все эти трудные годы, чтобы со мной было? Однако только добросовестной профессиональной деятельности в сложившейся ситуации, конечно, недостаточно.
* * *Ноябрь. Позвонив в Москву, случайно узнал о смерти еще одного моего друга со времен учебы в Военно-медицинской академии, того, кто писал мне эти годы из Солнцево. Вместе нам думалось точнее. Теперь чуть ли не один в окопе остался. Год странный: что-то возносит в академики, проректора, выходят книги… и вместе с тем – утрата за утратой.
* * *Декабрь. Еду в Ленинград в составе комиссии МЗ по аккредитации Ленинградской педиатрической академии. Мне повезло: здесь в родном городе о камень споткнешься – все равно приятно.
Впечатления очень серьезные. Общая социальная и демографическая. ситуация в Ленинграде тяжелая: рождается до 30 ребятишек в день (раньше в 10 раз больше), а 120 человек кладут в могилу. Это в трехмиллионном городе. К концу августа стало ясно, что не смогут начать сезон многие больницы. В Мечниковской больнице (Санитарно-гигиенический институт) пустые клиники, работает только морг на платной основе, по двору бегают собаки и кошки…
В клингородке педиатрической академии такие же перспективы. Роддом закрыт на ремонт, который и не начинается. Клиники (815 больных детей) живут на базе гуманитарной помощи, бюджетного финансирования нет. Сотням сотрудников уже 4 месяца не выплачивают зарплату. Гуманитарная помощь оказывается западными посольствами, консульствами, фирмами, пароходными компаниями, даже армией США (продукты, не использованные в ходе операции «Буря в пустыне»…). Главный врач клингородка ходит с протянутой рукой, звонит в посольства: дают – то гульдены, то марки, то тонну фасоли, то сухофрукты. Полученное обменивается на мясо, на масло, на молоко, нужное детям. Когда в конце августа встал вопрос о прекращении приема детей, сотрудники не согласились встать на колени и до сих пор держатся за счет милосердия. Руководителей клиник характеризует высочайший профессиональный уровень, самоотверженное отношение к детям, знание людей, проблем, готовность к худшему.
Возникла концепция уничтожения педиатрии как самостоятельной клинической и педагогической ветви медицины. Все это вытесняется концепцией семейного врача, пришедшей с Запада. Ставится задача закрытия единственного в мире педиатрического учебного заведения с громадной клиникой, созданного более шестидесяти лет тому назад по решению Советской власти, не закрывавшегося даже в годы блокады и выжившего в эвакуации. Очевидна несостоятельность этих намерений. Россия слишком бедна, чтобы воспринять западную модель. Сейчас же от этого проигрывают дети рабочего Ленинграда. Главный педиатр города, профессор И. М. Воронцов, отказался от своего поста в знак протеста против соответствующего административного нажима городских геростратов. Профессиональный протест становится политическим: имя этого профессора широко известно в городе. Я беседовал с ним. Мотивы и понимание происходящего у нас едины. Что делать? Вот вопрос. Кто виноват? Это не вопрос. Вполне можно поставить и следующий вопрос: что делать с теми, кто виноват? Персональный подход не составит труда. Бывая во многих семьях в Ленинграде, я слышал один и тот же тревожный вопрос: закроют ли детские клиники?!
Детская патология изменилась: открыто целое отделение для детей, больных сифилисом, а о гонорее речи вообще уже не идет, растет недоношенность младенцев… В Ленинграде в декабре уныло: темно, сыро, холодно, торчат черные деревья, ветер несет снежную крупу. А в отделениях клиник такая теплота, такая забота о ребятишках, которые в больницах играют так же, как дома, такое желание им помочь, что мне стыдно было приходить в эти коллективы в качестве проверяющего. Профессора, сидящие без денег, даже еще что-то новое внедряют. Это Эрман, Ульрих, Воронцов, Сомов, Кобатадзе и другие мечтатели и труженики.
Прикинули с главным врачом Н. В. Кременецкой и ее замом Т. П. Веревитиной: каковы же перспективы? «До февраля на гуманитарке продержимся, а дальше – вряд ли. Перспектива к весне: постепенное закрытие, превращение в больницу типа ЦРБ (неотложная патология, гнойная патология, венерология…). Отмирание, как и вообще в нашей стране, начнется с «пальцев», с тонких технологий, с прекращения мечты».
Аналогичные процессы происходят и в Саратове. Мне, теперь как проректору, приходится это анализировать. Недофинансирование, сокращение коек и штатов по этой причине, дороговизна лекарств, их недоступность для десятков тысяч пациентов, начиная с анальгина. Расслоение людей происходит не по тяжести течения болезней, а по возможностям их лечения – это и есть элитаризация медицины. Бесплатная помощь при ряде заболеваний становится не обеспеченной. Все это – обвинение режиму.
* * *Декабрь. В купе поезда «Ленинград – Москва» заспорили и проговорили часа два с 27-летним врачом – выпускником нашего университета, а ныне коммерсантом от медицины, обосновавшимся в Ленинграде. Копит деньги, всю семью содержит. Мотается по делам фирмы в Сингапур и в Гонконг. Очень увлечен открывшимися возможностями, хотя всюду нужно успеть и – что особенно важно – иметь голову. Я сказал ему, что рад его частному успеху, но все же не могу понять, почему он не видит, что Россия, над которой он пролетает туда-сюда, лежит и подыхает, что по 1 миллиону в год уменьшается ее население, что рождаемость вдвое меньше смертности.
Поразительно: вчера еще советский человек, а сегодня до такой степени социально ослепший обыватель. Ведь это же не Сингапур, а Родина. Крыть ему было нечем. И вопросы: «Кто виноват?», «Что делать?» и «Что делать с теми, кто виноват?» – оказались неизбежными, если, конечно, мы не принадлежим к тем, кто после одного удара подставляет другую щеку. Его частный успех ничего в целом не меняет и изменить не может. «Да, но тогда неизбежна гражданская война, кровь, экспроприация награбленного? Это страшно!» «Конечно, – отвечаю. – Но ведь гражданская война уже идет. Она уже «бескровно» уносит по миллиону в год. И это не идет ни в какое сравнение с революцией по количеству пролитой крови и слез». Парень, очень толковый, если и не принял моей аргументации, то понял меня. А поскольку наш спор его ни к чему не обязывал немедленно, согласился со мной, что, по крайней мере, слепым быть неприлично. Обещал подумать. Легли в 2 часа ночи, поезд приходил в Москву в 7 утра.
* * *Декабрь. По возвращении из Ленинграда доложил на врачебной конференции о плачевном положении дел в педиатрии и в здравоохранении в целом.
* * *Предвыборная кампания в Саратове в разгаре, скорее, на финише. На какие только уловки не идут администрации школ, больниц, университета, чтобы протащить нужного (или рекомендованного) чиновника в депутаты городской Думы. Ходят по палатам, наставляют сотрудников, угрожают, что иначе больница, к примеру, не получит денег, что власть больных кормить не будет. Холуи. Видеть их и работать с ними очень тяжело.
Результаты выборов по нашему округу: % голосовавших (если только это так) едва превысил 25 (как и по другим округам). За Татьяну Шаповалову (от рабочих) – 800 голосов, за чиновника (от которого зависит больница) – 1200, за того, кто все скуггил, – меньше 100, а за директора фирмы по охране учреждений (темная лошадка) – 2500. В 2 районах выборы не состоялись. От КПРФ прошли трое. От РКРГ1 – ни одного, хотя в 7 из 10 округов РКРП была на втором-третьем местах. Жаль, что не прошел Грыжин со «Знамени труда». И вновь неприятно поразило раболепие обывателей, пенсионеров. Кинули пенсию за ноябрь к выборам, даже в день выборов – в воскресенье, и, отстояв очередь за подачкой, благодарно, по-холопски, рванули голосовать за чиновников. Вот уж поистине как скотина, которой хозяин бросает сена, а она за ним – хоть на убой.
