Николай Загородный - Раскрытие тайны
— Молодой, а здоровенный мужик, не в каждую дверь войдет, — неприязненно сказал Васильков, не подозревая, что его слова завершили словесный портрет врага, мысленно уже давно нарисованный подполковником.
Гаршин поблагодарил Василькова за ценные показания, пообещал всё проверить и попросил обходчика нигде и никому не рассказывать о виденном.
— Понимаю, как же, понимаю, — сказал Васильков и, попрощавшись, ушел.
— Так вот, Иван Иванович, как складываются обстоятельства, — обращаясь к самому себе, задумчиво проговорил Гаршин. — Простые наши люди не дают врагу жить на нашей земле.
Он вызвал машину и поехал в депо к начальнику отдела кадров.
— А вон и сам Бражник, — получасом позднее сказал Гаршину начальник отдела кадров депо, когда подполковник приехал к нему. Из окна отдела кадров хорошо были видны огромные деповские ворота, откуда только что вышел высокий, широкоплечий человек в замасленной спецовке паровозного слесаря. Лицо у него крупное, скуластое, шаг широкий, походка тяжелая Бражник шел с опущенной головой, как обычно ходят люди, погруженные в свои переживания. Гаршин долго следил за ним взглядом, пока тот не скрылся за поворотом депо.
Да, облик Бражника всё больше совпадал с представлением Гаршина о том человеке, который совершил преступление на линейном участке. Наблюдая сейчас за Бражником, подполковник на какое-то мгновение представил, как тот нес на себе убитого Спиридоныча.
— Так… Давайте, товарищ Шмелев, познакомимся с его личным делом, — обратился к начальнику отдела кадров Гаршин.
Личное дело Бражника не содержало ничего такого, что могло бы дать в руки подполковника какие-либо новые важные факты.
Бражник — уроженец одного из местных сел. В 1945 году окончил ремесленное училище и с тех пор стал работать в депо. Был вначале комсомольцем, но ненадежным: возились ребята с ним долго, и уговаривали, и прорабатывали, но тот частенько хулиганил, один раз даже был уличен в мелкой краже. «Мало зарабатываю», — оправдывался он тогда. Но вот уже больше года, как Бражника не узнать. На работе на него не жалуются, стал исполнительным Смотрит за собой, деньги, видно, всегда имеет и немалые.
Все эти последние подробности Гаршин узнал из рассказа зашедшего по его просьбе в отдел кадров начальника депо Голубкова.
— А откуда у него деньги? — спросил Гаршин Голубкова.
— Я, правда, этим особенно не интересовался, но в депо у нас заработки неплохие, люди, сами знаете, покупки всякие хозяйственные делают, вон сколько домов новых только в этом году понастроили, и каких домов!
— Мы занимались проверкой, кто из работников станции в пятницу вечером, когда произошло убийство Кочеткова, был свободен от дежурства по смене, — заговорил Гаршин. — Я снова просмотрел список не занятых в тот вечер на смене людей и обнаружил в нем фамилию Бражника. Но тогда, при проверке, он, по-видимому, не вызвал у нас никаких подозрений. А вот теперь очень важно установить, что же он делал и где был в те часы.
— Бражник в тот вечер работал, — неожиданно сказал Голубков.
— Как работал? — горячо спросил Гаршин.
Голубков рассказал о том, что в пятницу вечером он дал указание «расшить узкие места» в депо — срочно заканчивали ремонт двух паровозов. Для этого на вторую смену была оставлена бригада паровозных слесарей, в том числе и Бражник.
— Правда, я припоминаю, мастер мне в тот день говорил, что Бражник и еще двое слесарей отказывались остаться на вечернюю смену из-за своих личных дел, но через некоторое время Бражник пришел к мастеру и сказал, что будет работать.
— Значит, совершенно точно, что Бражник работал весь вечер и никуда не отлучался?
— Совершенно точно. Это может подтвердить наряд и мастер Шубин.
«Выходит что-то не так», — подумал Гаршин. Рушилось здание обвинения, которое уже было подготовлено у него в мыслях.
Так это не Бражник совершил преступление на линейном участке? Значит, должен быть кто-то другой. Но кто? Ведь еще несколько минут назад Гаршин считал, что для него уже почти всё ясно. Он полагал, что имеет все основания для того, чтобы немедленно задержать Бражника, произвести у него обыск. Что же теперь?
— Значит, вначале, говорите, товарищ Голубков, Бражник отказался остаться на вторую смену, а потом пришел? — снова обратился к начальнику депо и мастеру Гаршин.
— Да, так именно оно и было, — сказал Шубин.
Теперь у Гаршина созрело новое решение и, попрощавшись, он быстро вышел к машине.
Был уже поздний вечер. В открытые окна машины теплый ветер доносил запах наступившей осени. Кругом в домах гостеприимно мелькали электрические огни. Под цветными абажурами в покое домашнего уюта люди отдыхали, строили планы на будущее. По аллеям оставшегося позади парка еще прогуливались запоздалые парочки. А Гаршин снова, уже который день без отдыха, торопился к себе в кабинет.
— Самарцева! — бросил он на ходу дежурному, зная, что лейтенант никогда не уйдет домой раньше его самого. — Немедленно, не теряя ни минуты, установить тщательное наблюдение за слесарем Бражником, — говорил Гаршин, когда появился в его кабинете лейтенант. — Не терять из виду ни днем, ни ночью. Надо знать, где он бывает, с кем встречается. Понимаете меня?
— Так точно, товарищ подполковник, разрешите выполнять? — И Самарцев тут же вышел.
3. Тайное становится явным
Целую неделю люди лейтенанта Самарцева невидимой тенью почти по пятам ходили за Бражником. Они видели, когда их подопечный ложился и вставал, когда ходил на работу и когда возвращался. Но странное дело, за всё это время Бражник ни с кем не встречался, ни к кому не заходил, не посещал ни кино, ни клуба, хотя раньше был завсегдатаем этих мест. Возвратившись после работы домой, он обычно ложился на старенький диван и часами лежал, как тяжело больной. Чувствовал ли он, что за ним следят, или просто переживал какую-то душевную травму — установить это удалось только позднее. На восьмой день заведенный им порядок был нарушен. Поздним вечером, когда кругом уже погасли огни, Бражник неожиданно вышел на улицу, медленной и тяжелой походкой пошел он к одной из боковых улиц. Потом свернул в ближний переулок и, дойдя до соседней улицы, остановился у высокого забора. Оглянулся направо, налево, спокойно свернул за высокий дощатый забор и вошел в калитку ближнего дома под железной крышей с деревянным крыльцом. Постучался в дверь. Подождал около минуты. Снова постучал. Его встретил такой же крепкий, коренастый, но годами постарше рыжеголовый человек. Он ввел Бражника в полуосвещенную продолговатую комнату, которая напоминала жилье какого-то захудалого холостяка. Здесь всё, по-видимому, говорило о самом хозяине: и три жестких стула, стоявших у стены, и рассохшийся письменный стол, и плоская кровать, застланная серым суконным одеялом, и ничем не покрытый сундук, окованный давно поржавевшим железом. Только висевшая на стене в бронзовой рамке литография с картины, написанной по известному стихотворению Лермонтова «На севере диком…», говорила о том, что в душе человека, живущего в этой комнате, есть еще крупицы чего-то живого…
Первым нерешительно заговорил Бражник. Вскоре его перебил хозяин дома, слесарь больше не проронил ни слова. А тот говорил тяжелыми словами, точно вбивал гвозди в стену. И Бражник казался по сравнению с ним беспомощным слюнявым мальчишкой.
Через полчаса Бражник вышел, окинул взглядом улицу и направился домой, сопровождаемый невидимым спутником, — один из сотрудников остался у дома с деревянным крыльцом. Другой к тому времени уже был у лейтенанта Самарцева. Через несколько минут лейтенант докладывал Гаршину:
— Гусый Иван Гурьевич, помощник машиниста…
Гаршин посмотрел на часы. Стрелки показывали половину второго.
— Поздновато беспокоить, но надо. Берите машину и поезжайте домой к начальнику отдела кадров депо. Доставьте мне сюда личное дело Гусого, — распорядился подполковник.
Через час Гаршин перелистывал давно пожелтевшие страницы личного дела Гусого. Он тщательно изучал все, что могло привлечь внимание. 1910 год рождения. Родился в Хабаровске. Прибыл на работу с Южно-Уральской железной дороги. Военнообязанный. Одинок. В годы Великой Отечественной войны работал на одной из крупных станций Южно-Уральской дороги. За службу на станции Сосновка премирован, имеет две благодарности по приказу. Как будто все в полном порядке, но… У Гаршина вызвало недоумение, почему военнообязанный Гусый никогда не служил в армии. Допустим, он имел бронь в годы войны как работник железнодорожного транспорта, но до войны должен был отслужить положенный срок в Красной Армии. Гаршин немедленно отправил телеграфный запрос на Южно-Уральскую дорогу: когда и кем работал там Гусый Иван Гурьевич.
