Владимир Илюшенко - Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие
И наконец, вдохновители (инспираторы, заказчики). Это те, кто принадлежал к высшей церковной иерархии, однако создавал атмосферу нетерпимости ко всему, что отклонялось от средневековой модели православия, те, кто стоял на позициях агрессивного национализма. Говорю (и подчеркиваю это) лишь об отдельных князьях Церкви, зависевших от тайной государственной власти и в то же время оказывавших на нее немалое влияние. Эти люди, по сути, враждебны христианству, пронизанному духом истины, любви и свободы. Для них православие — русский этнографический заповедник, охраняемый государством, и, более того, религия ненависти к общему врагу — иноверцу, инородцу, инакомыслящему. Люди бездарные, они полны были лютой ненависти и зависти к о. Александру, одаренному свыше сверх всякой меры.
Эти люди убедили своих патронов, что о. Александр — «скрытый иудей», он представляет смертельную угрозу для России, для Русской Православной Церкви, для безопасности государства. Пока он будет жив, он будет мутить народ и угрожать священным интересам Державы. В подобном же духе они воспитали свою паству. Эти люди, очевидно, ведали, что творили. К ним в полной мере относятся слова Христа: «…кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы ему повесили мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской» (Мф 18,6). Я не завидую участи этих людей.
Христианский святой — человек, всецело посвятивший себя служению Богу. О. Александр Мень отдал себя без остатка Богу и людям. Известный религиозный мыслитель Георгий Федотов однажды сказал: «Святые неизбежно становятся мучениками». Так и произошло с о. Александром. Он был убит за Христа, за свою пламенную веру в Него.
Клевета сопровождает о. Александра и после смерти. Нападки на него становятся всё более ожесточенными. Его книги, за редчайшими исключениями, не продаются в церквах и монастырях, где его самовольно объявляют еретиком, а теперь уже и сжигаются, как это проделали недавно в Екатеринбурге по приказу (или по благословению?) местного епископа Никона. Реакция Патриархии была холодно–отстраненной, прикровенно–одобрительной. Это печальный знак. Это свидетельство глубокого духовного неблагополучия, точнее, глубокой духовной болезни, охватившей не только общество, но и Церковь.
О. Александр не раз напоминал, что Отцы Церкви, как и русские религиозные мыслители, подчеркивали, что существуют две формы религиозности: ««открытая», свободная, человечная, и «закрытая», мертвящая, унижающая человека. Вечным примером столкновения между ними является антитеза Евангелия и фарисейства». Он не разделял взгляда, по которому любая религиозность служит этическому возрождению. Нет, тот, кто заявляет о любви к Богу, а брата своего ненавидит, тот, по слову апостола, лжец: «…служение истине и Богу невозможно без верности нравственным заветам, данным человеку».
О. Александра чрезвычайно беспокоила ситуация, сложившаяся у нас и в Церкви, и в обществе. Он понимал, что темные силы могут обуздываться только духовным началом, но если идеалы отсутствуют, никакая политика и никакая экономика не помогут. Он писал: «Одни лишь социальные перемены помогут не больше, чем манипуляции крыловского квартета». В правоте его слов мы убедились сегодня в полной мере.
«Мы живем в последствиях колоссальной исторической патологии… которые и сейчас живут в душах людей», — его диагноз был точен. И это относится не только к России, но и ко всей современной цивилизации, потому что «мир стоит на распутье, дойдя до последней роковой черты… мы должны знать, что если не пойдем верной дорогой, наше столетье может стать последним в истории. Не волен ли Творец начать ее сызнова?..»
Однако несмотря на грозные знаки Апокалипсиса, о. Александр был полон надежды. Он любил повторять слова Альберта Швейцера: «Мое знание пессимистично, но моя вера оптимистична». Он разделял этот оптимизм. Он говорил: «…надежды мои чисто мистические, потому что я все равно верю в победу светлых сил. Я убежден, что сила зла базируется на нашей трусости и тупости, но то, что на протяжении эры беззаконий всегда находились стойкие люди, праведники, мученики… — утешает, это залог того, что дух непобедим и черные призраки все равно рассеются рано или поздно».
В эти дни, когда нашу страну сотрясают социальные бури, как призыв, обращенный к нам, с необычайной силой звучат слова Александра Меня: «Сегодня, когда напряженность в обществе достигла точки почти критической, я не хотел бы давать людям никаких поводов полагать, что у меня есть иллюзии, — я человек без иллюзий, — но я верю, что Промысел Божий не даст нам погибнуть, и всех, у кого есть искра Божья в сердце, я призываю к тому, чтобы твердо стоять и не поддаваться ужасу и панике: мы пройдем через все эти полосы в конце концов, пройдем, я убежден».
«Нет пророка в своем отечестве» — эти слова Христа оправдывались множество раз. Оправдываются они и сегодня. Но за пределами нашего отечества нашлось немало людей, которые поняли, с кем мы имеем дело. Их свидетельством об Александре Мене я и хотел бы закончить этот краткий очерк.
«Пусть каждый, прикоснувшийся к его светлой и мудрой душе, возблагодарит Бога за то, что и в наше безвременье есть подобные ему свидетели Веры, Жизни, Правды — и Божией, и человеческой» (митрополит Сурожский Антоний).
«Он излучал необыкновенное духовное и интеллектуальное сияние. Он был Человеком Мира…
Это варварское убийство — трагедия для всей страны, которая более чем когда‑либо за всю свою историю нуждается в Благой Вести и Евангелии.
Убийство человека, отдавшего жизнь Богу, — это бунт против Бога и рана, нанесенная собственному народу» (архиепископ Парижский кардинал Люстиже).
«Великий пророк, в котором была великая любовь к Иисусу. Мужественный человек, в котором, без сомнения, Бог был источником жизни.
Он глубоко тронул меня. Я бы хотел провести минуту в молчании, чтобы побыть в общении с отцом Александром Менем. Давайте побудем в общении с ним…
Господь посылает своих пророков, чтобы показать нам путь, чтобы направить наши жизни. Господь посылает своих пророков, и Его пророки возвращаются к Нему.
…Я думаю, что есть тайна в его жизни и есть тайна в его смерти. И теперь, когда он возвращается к Богу, происходит то, что каждый из нас, на своем малом пути, становится Александром Менем, каждый — на своем собственном пути…
И вот так совершается история христианства, от поколения к поколению: пророков убивают, и мы призываемся нести Весть до тех пор,,пока и сами сможем отдать свои жизни. И поэтому важно, что — каждый из нас по–своему — мы становимся Александром Менем.
Я призываю вас доверять, верить Богу, живущему в вашем сердце, слышать его. По существу, это и есть Весть Александра Меня. Так он жил, и так призваны жить все мы — как ученики Иисуса» (Жан Ванье, христианский проповедник).
Отца Александра гнали при жизни. Его гонят после смерти. «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах…» (Мф 5, 11—12).
I
Строчки из дневника
Время от времени я вел дневниковые записи. Со дня смерти отца Александра (9 сентября 1990 г.) они, как уже сказано, становятся почти ежедневными. Часть из них я воспроизвожу здесь. Быть может, это и не дневник в традиционном смысле слова. Скорее, это размышления, и прежде всего размышления над тем, что это такое — феномен отца Александра.
В дальнейшем я использовал эти записи в своих статьях и публичных выступлениях. Они несут на себе печать определенного дня и определенного настроения, но перечитав их, я понял, что основное в моем восприятии отца Александра оставалось неизменным. Да, неизменным, но его образ, неотступно стоявший передо мной, все время уточнялся, обогащался и укрупнялся.
Это пристальное вглядывание в отца неожиданно для меня самого стало открывать в нем нечто новое, и, мне кажется, в итоге я стал лучше понимать его и точнее оценивать эту исполинскую личность. Теперь я вижу, что ходил вокруг отца Александра как бы концентрическими кругами, возвращаясь подчас на то же место, к одному и тому же его качеству, но рассматривая его каждый раз в несколько ином ракурсе.
Ограничусь здесь записями начала 90–х годов, когда я думал об отце Александре особенно напряженно.
Ночь с 9 на 10 сентября 1990 г.
Как страшно жить, Господи!
Отец Александр — убит.
Это известие потрясло меня до основания. И разве меня одного?
Не зря он повторял мне в последнее время: «Memento mori». Не зря он так часто возвращался к мысли о быстротечности нашей жизни, о том, что скоро мы должны будем дать отчет Отцу нашему Небесному за всё — за каждый прожитый день, за каждый час, за то, как мы распорядились Его великим даром.
