Владимир Хрусталев - Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова
– Затем, – рассказывал мне камердинер, – после завтрака император обыкновенно занимался у себя, так и в этот раз. Он занимался в своих комнатах, которые как раз находились внизу, под комнатами, в которых жил Михаил Александрович.
Дети императора Александра III. Слева направо: Михаил, Ксения, Георгий и Николай. Гатчина, 30 ноября 1886 г.
В перерыве между занятиями император Александр III несколько высунулся за окошко, оперся на локти и так стоял и смотрел в окно.
Михаил Александрович это заметил, сейчас же взял целый рукомойник воды и всю эту воду вылил на голову Государя.
Ну, с императором Александром III сделать безнаказанно такую штуку мог только его Миша, потому что если бы это сделал кто-нибудь другой, то ему здорово бы досталось»[16].
Летом 1884 г. в Гатчине часто гостили дети великого князя Владимира Александровича (1847–1909). С ними в особенности подружился маленький Михаил, тем более что со своим кузеном Андреем Владимировичем (1879–1956) они были почти одного возраста. Цесаревич Николай 9 сентября 1884 г. писал матери о младших братьях и сестрах: «Моя дорогая Мама. Мы очень соскучились без Вас, поэтому приезжайте поскорее сюда. Холодная погода все-таки продолжается, хотя сегодня ясная погода. Вчера и сегодня мы были в церкви; сегодня там с нами стояли Кирилл и Борис; Андрей и Елена не были, так как они слишком шалили в прошлый раз. Они часто приезжают к нам и ужасно возятся у Ксении и Миши на балконе. Часто они друг в друга вцепляются, и приходится их разнимать. Особенно буян это – Андрей; вчера он возился как бешеный»[17].
В наступившем 1886 г. кончилась беззаботная пора Михаила Александровича, и начались систематические школьные домашние занятия.
Учеба юного Михаила ничем не отличалась от той системы, по которой учились его старшие братья. Обстановка была обычной, только менялись учителя и вводились новые предметы. Младшая дочь Александра III великая княгиня Ольга Александровна (1882–1960) на склоне лет диктовала свои воспоминания журналисту Й. Ворресу, в которых отмечалось:
«Спальня у Ольги в Гатчинском дворце оставалась прежней, но, как только девочке исполнилось семь лет, ее столовую превратили в классную комнату. Там она вместе с одиннадцатилетним Михаилом занималась с девяти утра до трех дня. С той поры брат и сестра стали неразлучными.
– У нас с ним было много общего, – рассказывала мне великая княгиня. – У нас были одинаковые вкусы, нам нравились те же люди, у нас были общие интересы, и мы никогда не ссорились.
Когда ее разлучали с братом, Ольга приходила в отчаяние. В таких случаях она умудрялась переслать брату записку через кого-то из слуг. Подобный способ общения перерос в привычку. Иногда она посылала Михаилу два или три письма в день. Однажды великая княгиня показала мне несколько записок, нацарапанных на бумаге с императорским гербом, какие она писала брату в Гатчине:
“Мой милый старый Миша! Как твое горло? Мне не разрешают видеться с тобой, я тебе кое-что пришлю! А теперь прощай. Целую тебя. Ольга”.
“Милый Миша! Мамá не разрешит мне выходить гулять завтра, потому что я гуляла сегодня утром. Пожалуйста, поговори с ней еще раз. Страшно извиняюсь. Ольга”.
У маленькой Ольги было несколько ласкательных прозвищ для Михаила, но чаще всего она называла его “милый дорогой шалунишка”, которое так и осталось за ним на всю жизнь. …
Великая княгиня называла мне имена многих наставников, которые все до одного были выбраны ее родителями. В их числе были мистер Хит, учитель английского и месье Тормейе, учитель французского языка, и один безымянный господин, который преподавал царским детям географию и раздражал их тем, что слишком серьезно относился к самому себе. …
Царских детей обучали танцам, русскому языку и рисованию.
– Танцы были одним из важных “предметов”, которым мы занимались вместе с Мишей. Учителем танцев у нас был господин Троицкий, натура артистическая, очень важный, у него белые бакенбарды и офицерская осанка. Он всегда ходил в белых перчатках и требовал, чтобы на рояле его аккомпаниатора всегда стояла ваза со свежими цветами.
Прежде чем начать па-де-патине, вальс или польку, которую я терпеть не могла, мы с Мишей должны были сделать друг другу реверанс и поклониться. Мы оба чувствовали себя такими дураками и готовы были провалиться сквозь землю от смущения, тем более что знали: вопреки нашим протестам, казаки, дежурившие возле бальной комнаты, подсматривают за нами в замочные скважины. После уроков они всегда встречали нас широкими улыбками, что еще больше увеличивало наше смущение.
Похоже на то, что лишь уроки истории и рисования по-настоящему привлекали юную великую княжну.
– Русская история, – признавалась она мне, – представлялась как бы частью нашей жизни – чем-то близким и родным, и мы погружались в нее без малейших усилий»[18].
Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала о счастливом детстве, как они с «Мишкиным» ждали окончания уроков, когда с дорогим Папа шли на прогулку:
«Мы отправлялись в Зверинец – парк, где водились олени, – только мы трое и больше никого. Отец нес большую лопату, Михаил поменьше, а я совсем крохотную. У каждого из нас был также топорик, фонарь и яблоко. Если дело происходило зимой, то отец учил нас, как аккуратно расчистить дорожку, как срубить засохшее дерево. Он научил нас с Михаилом, как надо разводит костер. Наконец, мы пекли на костре яблоки, заливали костер и при свете фонарей находили дорогу домой. Летом отец учил нас читать следы животных. Часто мы приходили к какому-нибудь озеру, и Папа учил нас грести. Ему так хотелось, чтобы мы научились читать книгу природы так же легко, как это умел делать он сам. Те дневные прогулки были самыми дорогими для нас уроками». Далее Ольга Александровна подчеркивала: «Если мы с Михаилом делали что-то недозволенное, нас за эту шалость наказывали, но потом отец громко хохотал. Например, так было, когда мы с Михаилом забрались на крышу дворца, чтобы полюбоваться на огромный парк, освещенный лунным светом. Но Мама, узнав о таких проказах, даже не улыбнулась. Наше счастье, что она была всегда так занята, что редко узнавала о наших проделках»[19].
Семья Александра III. Справа налево: великий князь Георгий, великая княжна Ксения, великий князь цесаревич Николай, императрица Мария Федоровна (обнимает великого князя Михаила), в кресле император Александр III (держит великую княжну Ольгу). Санкт-Петербург, 1888–1890 гг. Фотограф Л. Левицкий
В Императорской семье произошли значительные события. Цесаревич Николай Александрович был помолвлен с Гессенской принцессой Алисой (или Аликс).
Вскоре поздравил своего старшего брата с помолвкой 15-летний великий князь Михаил Александрович:
«Милый Ники. От души поздравляю тебя со счастливым происшествием, которое нас всех очень обрадовало. Прошу тебя передать Alix мой поклон и сердечное поздравление. Буду очень рад, когда вы оба приедете к нам, надеюсь, что это будет скоро. Погода очень хорошая в Гатчине. На Пасхе я поеду в Заречие. Мы часто катаемся на озере. Я к моей байдарке прикрепил якорь, который в состоянии держать ее далеко при ветре. До скорого свидания, дорогой Ники. Крепко обнимаю тебя. Миша.
Христос Воскресе! Посылаю тебе и Alix яички. Поклон от M-r Heath и от M-r Thormeyer»[20].
Тем временем состояние здоровья императора Александра III катастрофически ухудшалось. На консилиуме 4 октября 1894 г. врачи без колебаний решили, что больному осталось жить недолго. Пульс не падал ниже 100 ударов в минуту, отеки уменьшить не удавалось, положение осложнялось болезнью сердца, которую раньше вообще не замечали. Принцесса Аликс по вызову срочно выезжает в Россию. Однако она ехала в Крым как частное лицо.
Вскоре распространяются тревожные слухи о скорой кончине Александра III. 19 октября 1894 г. в Петербурге и Москве, а также по всей России был отслужен молебен о здравии императора. Болезнь царя-миротворца привлекала внимание многочисленной прессы во всем мире. Молебны за здоровье русского царя прошли в Великобритании и в соборе Парижской Богоматери; в Ватикане такую службу провел папа Лев XIII, а в Вашингтоне в аналогичной службе участвовали президент Кливленд, его кабинет и конгрессмены. Даже британский посол в эти дни вынужден был признать: «Какова судьба! Император Александр III, бывший для Европы страшилищем при восшествии на престол и в первые годы царствования, исчезает в тот момент, когда ему обеспечены всеобщие симпатии и доверие».
