Алан Вейсман - Земля без людей
По мере увеличения воздействия силы тяжести на фермы маленькие полусантиметровые гвозди, которыми крепились теперь уже ржавые соединительные пластины, выходят из влажного дерева, на котором остается пушистый зеленоватый отпечаток. Под этим отпечатком – волокнистые нити, так называемые гифы, вырабатывающие энзимы, способные разложить целлюлозу и лигнин на пищу для грибков. То же самое происходит с полами изнутри. Когда отключат отопление, трубы взорвутся, если вы живете там, где температура опускается ниже нуля, и дождь задует ветром там, где окна потрескались от ударявшихся в них птиц и напряжения оседающих стен. Даже там, где стекло еще цело, дождь и снег таинственно и непреклонно пробивают себе путь под рамы. По мере того как дерево продолжает гнить, фермы начинают падать друг на друга. Рано или поздно стены наклонятся в одну сторону, и, наконец, крыша рухнет. Крыша того самого амбара с полуметровой дырой провалится внутрь примерно за 10 лет. Крыша вашего дома выдержит лет 50, максимум – 100.
Когда мы уйдем, месть природы за наше самодовольное, механизированное превосходство придет с водой.
Пока разворачивалось это несчастье, внутри успели побывать белки, еноты и ящерицы, прогрызшие дыры для своих жилищ в гипсокартоне, в то время как дятлы пробили себе дорогу с другой стороны. Если им изначально препятствовал якобы вечный сайдинг из алюминия, винила или не требующих ухода обшивочных плит из портландцемента и целлюлозного волокна, именуемых досками Харди[2], придется для начала подождать столетие, пока большая часть этого не будет валяться на земле. Приданный обшивке на заводе цвет к тому моменту пропадет, и по мере того как вода будет пробивать свой неизбежный путь в спилы и дыры от крепивших обшивку гвоздей, бактерии отберут себе части растительного происхождения, оставив минеральные лежать. Упавший виниловый сайдинг, цвет которого быстро блекнет, становится хрупким и трескается по мере того, как разлагается пластификатор. Алюминий выглядит лучше, но соли в воде, скапливающейся на его поверхности, медленно проедают маленькие ямки, которые оставляют белый зернистый налет.
Многие десятилетия, даже после попадания во власть стихий, цинковое покрытие защищало трубы отопления и охлаждения. Но вода и воздух сговорились превратить его в оксид цинка. Как только покрытие поглощено, незащищенные тонкие листы стали разложатся за считаные годы. Задолго до этого растворимый в воде гипс из гипсокартона смывает обратно в землю. И остается камин, с которого и начались все проблемы. Спустя сто лет он все еще стоит, но кирпичи начинают падать и разбиваться по мере того, как известковый раствор, подверженный температурным колебаниям, крошится и осыпается.
То, что останется через 500 лет, зависит от того, в какой части мира вы жили.
Если у вас был плавательный бассейн, он превращается теперь в ящик для цветов, заполненный потомками завезенных девелопером декоративных деревьев, или для изгнанных местных растений, остававшихся на границах окультуренной территории в ожидании возможности отвоевать свое место. Если под домом был подвал, он также наполняется землей и растениями. Ежевика и дикий виноград обвиваются вокруг стальных газовых труб, которые сгниют, не пройдет еще ста лет. Белые водопроводные трубы из ПВХ желтеют и истончаются со стороны, доступной свету, где их хлорид превращается в соляную кислоту, растворяясь и растворяя поливинильные компоненты. И только плитка в ванной, по химическим свойствам похожая на ископаемые остатки, остается сравнительно без изменений, хоть и лежит теперь в куче, смешанная с опавшей листвой.
То, что останется через 500 лет, зависит от того, в какой части мира вы жили. Если климат умеренный, на месте пригорода стоит лес; за вычетом нескольких холмов все начинает напоминать то, что здесь было, когда девелоперы или фермеры, у которых те отняли землю, впервые увидели это место. Среди деревьев, наполовину скрытые разрастающимся подлеском, лежат алюминиевые части посудомойки и посуда из нержавеющей стали, их пластиковые ручки потрескавшиеся, но еще крепкие. В течение ближайших столетий можно будет наконец-то определить скорость, с которой алюминий покрывается ямками и разъедается, хотя рядом и не будет металлургов, чтобы ее отметить: сравнительно новый материал был незнаком древним людям, потому что руда должна пройти электрохимическую очистку, прежде чем стать металлом.
Сплавы хрома, придающие нержавеющей стали ее выносливость, будут оказывать это действие тысячелетиями, особенно если кастрюли, сковородки, а также столовые приборы из углеродистой стали окажутся укрытыми от воздействия атмосферного кислорода. Сто тысяч лет спустя интеллектуальное развитие созданий, которые их откопают, может сделать резкий скачок на более высокий эволюционный уровень за счет открытия готовых инструментов. С другой стороны, отсутствие знаний о том, как их повторить, может стать деморализующим расстройством – или внушающей благоговейный трепет тайной, разжигающей религиозное сознание.
Если вы жили в пустыне, пластиковые компоненты современной жизни расслаиваются и осыпаются быстрее, так как полимерные цепочки разрушаются под воздействием ультрафиолета солнечных лучей. При меньшей влажности дерево выдержит здесь дольше, в то время как любой металл в контакте с солеными почвами пустыни заржавеет быстрее. Тем не менее по состоянию руин романского периода мы можем предположить, что толстые чугунные предметы часто станут попадаться в будущих археологических записях, так что странный вид пожарных гидрантов, торчащих среди кактусов, может когда-нибудь оказаться одной из немногих подсказок того, что человечество существовало. И хотя глинобитные и оштукатуренные стены разъедены, кованые железные балконы и оконные решетки еще узнаваемы, но стали воздушными, словно тюль, так как ржавчина, проедающая железо, оставляет несъедобную для нее основу из стеклянного шлака.
Когда-то мы строили исключительно из наиболее стойких материалов, какие знали, из гранитных блоков, к примеру. Результатами можно до сих пор наслаждаться, но мы нечасто их используем, потому что добыча, резка, транспортировка и обтесывание камня требуют терпения, которого у нас больше нет. Никто со времен любителей Антонио Гауди, начавшего сооружать в 1880 в Барселоне все еще не законченную базилику Саграда Фамилия, не предполагает вкладываться в постройку, которую через 250 лет завершат внуки наших праправнуков. Кроме того, в связи с отсутствием нескольких тысяч рабов это весьма недешево, особенно в сравнении с другим римским изобретением – бетоном.
На сегодняшний день эта смесь из глины, песка и мастики, сделанной из кальция древних морских раковин, застывает в рукотворную скалу, ставшую наиболее доступным вариантом для Homo sapiens urbanus. Что же произойдет с бетонными городами, служащими сейчас домом для более чем половины живущих на земле людей?
Прежде чем мы рассмотрим этот вопрос, стоит сказать несколько слов по поводу климата. Если мы завтра исчезнем, инерция определенных сил, которым мы уже дали ход, позволит им продолжать действовать, пока столетия гравитации, химии и энтропии не затормозят их до состояния равновесия, лишь частично напоминающего то, что было до нас. Это прошлое равновесие зависело от порядочного размера объема угля, спрятанного под земной корой, которое мы теперь переместили в атмосферу. Вместо того чтобы гнить, деревянные основы домов могут быть сохранены, подобно испанским галеонам, если поднявшиеся моря законсервируют их соленой водой.
Что же произойдет с бетонными городами, служащими сейчас домом для более чем половины живущих на земле людей?
В более теплом мире пустыни могут стать суше, но в те области, где жили люди, скорее всего опять придет то, что исходно привлекло к ним людей, – текущая вода. От Каира до Финикса пустынные города поднимались там, где реки делали засушливые почвы пригодными для жизни. Затем, по мере роста численности, люди перехватывали контроль над этими водными артериями, направляя их по путям, позволявшим им разрастаться все больше. Но после ухода людей все эти искусственные русла вскоре последуют за ними. Более сухие и жаркие пустынные области дополнятся более влажными, штормовыми горными погодными системами, которые будут посылать ревущие наводнения вниз по течению рек, разрушая дамбы, распространяясь по бывшим наносным равнинам и погребая все постройки на них под ежегодными слоями ила. Под ними пожарные гидранты, автомобильные покрышки, разбитые зеркала, кондоминиумы и офисные здания могут продолжать существовать неопределенно долгое время, но столь же скрытые из виду, как когда-то каменноугольная формация.
Эти захоронения не будут отмечены надгробиями, только корни тополей, ив и пальм смогут иногда отметить их присутствие. И лишь миллиарды лет спустя, когда старые горы сотрутся и поднимутся новые, молодые потоки, пробивающие новые каньоны через слои осадочных отложений, откроют то, что когда-то ненадолго было здесь.
