Василий Авченко - Правый руль
Первые ассоциации со словом «солярка» — вонь, гарь, чёрная выхлопная копоть, мазутные пятна на асфальте. На самом деле это прекрасное слово. Именно просторечное «солярка», а не «дизельное топливо», образованное примитивно, от фамилии Рудольфа Дизеля. В этом слове спряталось солнце.
Вытягивая из морской воды трепещущую рыбу, я всегда по-детски удивляюсь. Каким образом из этого рассола вдруг возникло столь совершенное существо — жирное, чешуйчатое, мускулистое, хладнокровное и очень жизнелюбивое? Такое же чувство я испытывал, когда на заводском аэродроме едва не забытого Москвой и Богом приморского «Прогресса» в 2008 году сумели наконец поднять в воздух первого «Аллигатора». Новый двухместный боевой вертолёт, потомок «Чёрной акулы», которой так и не дождалась наша армия. Из хаотического скопища химических элементов непостижимо, как музыка, сотворился, выкристаллизовался и взлетел идеально сочленённый организм. Я не противопоставляю организм механизму, рассматривая последний как частный случай первого. «Аллигатор» крутился, поигрывая мышцами и лопастями, над площадкой заводского аэродрома. Её окружали зелёные, покрытые тайгой сопки. Где-то среди них таким же чудесным образом рождаются другие прекрасные боевые машины — уссурийские тигры. На конце прозаического зелёного травяного стебелька вдруг возникает чудо цветка, а из земли и воды вымахивают брёвна кедров.
Идя между рядами автостоянки, я оглядываюсь, как заколдованный. Галлюцинирую, слышу каждую ноту машиньих моторных симфоний. Даже если они стоят заглушенные, всё равно у каждой своё лицо и даже своё выражение этого лица, свой типаж, психологический портрет, пол, возраст. Утром они спят. Спят стоя, как лошади, и видят свои автомобильные сны о Японии. Начинают просыпаться. Старик «Датсун» — тяжело, с натугой, выдохнув в атмосферу облачко чёрного солярового дыма и скрипнув ремнями. Молодая тигрица «Веросса» — без малейшего усилия, моментально войдя в тонус, как просыпается тренированный боец. Маленькая «Сузучка» досыпает последние минуты. Ей снится, что она скоро вырастет и станет настоящим богатырём, вроде «Ниссан-Сафари», стоящего рядом. «Сафарь», седой и ещё крепкий, улыбается — «Сузучка» пробудила в нём отцовское чувство. «Как она восхитительно молода!» — думает он, внимательно прислушиваясь к прогреванию своего многолитрового дизеля. Невесть как затесавшийся на нашу стоянку глазастый «Мерс» вполголоса ругается по-немецки на ранних пташек, мешающих ему спать…
Дух дышит, где хочет. Мне даже не очень важно, происходит ли всё это на самом деле или только в моём сознании. Жизнь и действия человека в гораздо большей степени определяются не объективной реальностью, а мифами — восприятиями и представлениями, имеющими разное отношение к действительности. Представление о мире важнее, чем сам мир.
Даже отказавшись от признания рукотворных самодвижущихся механизмов живыми, мы должны констатировать зарождение новой религии — автомобилизма. Ещё не формализованной, но де-факто уже существующей и обладающей всеми признаками религии. В ней есть свои священники, алтари и библии, свои мученики и еретики. Каждого получающего права я воспринимаю как новообращённого. Я не идолопоклонник и вообще равнодушен к вещам, но не могу относиться к машине как к вещи. Мне представляется, что даже у самого завзятого атеиста имеется некий иррациональный орган религиозного восприятия мира. Иногда он используется не по назначению, обращаясь на предметы, в системе традиционных представлений не имеющие религиозного измерения.
Это не всегда чётко формулируется, но для меня очевидно, что московскими чиновниками, объявившими крестовый поход на еретиков-праворульщиков, движет чисто религиозный пафос. Наивно считать, что их волнует безопасность дорожного движения либо судьба российского автопрома или что дело только в коррупционной подоплёке и желании угодить кремлёвскому начальству. Идеи вообще влияют на поведение человека гораздо сильнее, чем это стараются представить монетаристы-рыночники.
Первыми праворульщиками были еретики всех мастей, горевшие на кострах. Олег Щербинский — их прямой наследник, хотя он и не стал в полном смысле слова мучеником праворульной идеи, добившись оправдания. В нулевые в России стало ощутимо подмерзать. Правый руль как индикатор внутреннего политического климата моментально это отразил. Любое инакомыслие теоретически чревато революцией. Поэтому таких вещей государственная машина не прощает. Она действует не из жестокости даже, но из инстинкта самосохранения.
Автомобилизм — подходящая религия для общества потребления. Более того, можно экстраполировать ситуацию в будущее и предсказать зарождение религии уже у самих автомобилей — по мере развития их интеллекта. Возможно, они станут поклоняться человеку, создавшему их. Но пока что человек поклоняется собственным творениям. Не является ли и человечество религией Бога? Если он сотворил культ из созданного им человека, как человек из созданной им машины, это объясняет невмешательство Бога в происходящий на планете беспредел.
Глава восьмая
Год Огненного Зубра
— Надо идти, — повторил Остап. — «Антилопа» была верная машина, но на свете есть ещё много машин. Скоро вы сможете выбрать любую.
Ильф-Петров, «Золотой телёнок»Никакого конца света не будет!
Академик Жорес Алфёров, Владивосток, 2008В конце ноября пошёл первый снег. Мне надо было выжечь бензин, который я морозным утром заподозрил в «палёности». Вы жечь, как это делают самолёты, кружась над аэродромом перед аварийной посадкой. С той разницей, что они боятся неудачно сесть, а я боялся, наоборот, не взлететь, то есть не завестись назавтра.
Я решил прокатиться до центра города. Минуло девять вечера, пробок быть уже не должно. Машина находилась во дворе — я ещё не отгонял её на стоянку. Вышел из дома, сел, завёл, пристегнулся, с удовольствием готовясь тронуться. В нескольких метрах от машины стоял энтузиаст неопределённого в темноте пола и возраста. Энтузиаст установил на землю штатив с фотоаппаратом и снимал процесс снегопадания, наставив объектив в небо, как зенитное орудие.
Пробки были. То ли ещё — из-за конца рабочего дня. То ли уже — из-за снега. Подморозило, и первая, ещё мокрая порция снега превратилась в наледь. Скользили вниз, рывками карабкались вверх, бились боками и углами первые неудачники. Один из них чуть было не подставил своё крыло и мне, начав зачем-то тормозить в пол на скользком участке. А снег продолжал падать на эту странную азиатскую землю, частично одетую в плохой асфальт. Землю, каким-то непонятным образом ставшую русской и вот уже полтора столетия русской остающуюся. Надолго ли нас хватит?
Добравшись до центра и уже развернувшись в сторону дома, я увидел девушку. Она голосовала на подъёме возле 33-й аптеки. Тормознул, приоткрыл окно: «Далеко?» «Если по пути, довезите до Столетия, пожалуйста…» — эвфемистически («если по пути») она дала понять, что платить не намерена. Мне было по пути. Да и не стоять же ей тут под снегом.
Тронулся с трудом, подбуксовывая ведущими колёсами, вспоминая зимние приёмы: ювелирно дозировать нажатие на педаль газа, рулить осторожно, притормаживать ещё осторожнее. Привычно удивился стрёкоту ABS-ки, молчавшей с весны, когда стаял последний лёд. Летние щётки дворников обмёрзли и плохо справлялись со своими обязанностями. Можно бы их и на зимние заменить, а можно и забить. Нормальный снег в нашем городе хорошо если три раза за зиму выпадет. Резина, хоть и зимняя, тоже далеко не новая, хотя… На эту зиму хватит. А до следующей ещё дожить надо.
Некрасивых девушек я не подвожу. Никаких планов в отношении подвозимых девушек я не строю, но красивую подвезти приятно, а от некрасивых хочется держаться подальше. Получить деньги от пассажира, конечно, в удовольствие. Но я подтаксовываю не ради денег. На своей основной работе могу за то же время заработать гораздо больше. Здесь есть какой-то охотничий момент, заставляющий современного городского человека стремиться на рыбалку. Выполнил работу — тут же получил оплату. Кто 100 рублей даст, кто 200, кто всего 50 — и то хлеб, вернее, бензин. Без налогов, без кассы, без расписок. Примеряешь на себя другое ремесло и прикидываешь: смог бы, не смог бы. Наверное, я не смог бы. Я всегда буду любителем, а не профессионалом. Поэтому могу подвезти и бесплатно. Всё равно я частенько жгу бензин зазря, просто ради собственного удовольствия.
Иногда в машину просятся проститутки. Остановишься, опустишь окно: «Далеко?» — «Я работаю!» По ночам голосуют такие компании, которых я не возьму ни за какие деньги. Но свой таксист находится для всех. Меня самого не раз подвози — ли в составе таких коллективов, что будь за рулём я сам — нипочём бы не остановился. Отчаянный народ эти таксисты. Нож, монтировка или бита под сиденьем, «Оса» — всё равно не отобьёшься, если за тебя возьмутся серьёзные люди. Нет, везут. Я — не бомбила, я боюсь. Могу иногда подбросить благонадёжного мужчину (лучше — в очках, трезвого, и чтобы в плечах был не шире меня). Но основная моя «клиентура» — симпатичные девушки, и то если не нужно закладывать большой крюк. Как танец — имитация и метафора любовного акта, так и подвезти девушку — значит чуть-чуть её соблазнить. Залучить в свой мир, где доминируешь ты. Это одна из мягких форм овладевания женщиной, как приглашение в кафе. В дежурной фразе «давай подвезу!» присутствует несомненный сексуальный подтекст. Может быть, поэтому мне не нравится присутствие в моей машине некрасивых людей. Это нарциссизм, снобизм и извращение, я знаю.
