Владимир Хрусталев - Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова
Я не могу забыть также блестящую речь представителя русской делегации священника, фамилию которого забыл, который называл царя не только помазанником Божиим, но и самим Богом на земле. В заключение сей поп скрепил свою речь печатью Иуды – поцелуем в одежду Государя. Но тот же служитель церкви в моем же присутствии говорил речь перед принятием присяги Временному правительству кн. Львову в марте 1917 г. в том же зале. И что же? Священник все помои, какие были в распоряжении его души, вылил на царя и его семью!
Казаки-конвойцы, присутствовавшие на приеме русских делегаций в ноябре 1914 г. и на принятии присяги в 1917 г., обратили внимание на поведение духовного отца и не знали, не находили ответа на вопрос: когда же батюшка говорил правду и когда врал?
Что же касается делегаций из народа, то они произвели удивительно хорошее впечатление на всех. Один молоканин сказал такую речь, которая вызвала слезы у присутствующих своею стройностью, простотою, глубиной и правдой. Таким языком говорил “народ”, а интеллигенция говорила фальшь. А ведь никто за язык не тянул интеллигенцию говорить то, что она внутренне не переживала!
Царь в доме Наместника и среди его семьи тоже держал себя очень просто, точно он член этой семьи. В один из вечеров (царь оставался в Тифлисе дня 3–4) Государь пожелал послушать пение знаменитого хора Конвоя. Во время антракта фотограф Козак (так звал себя фотограф) просил меня по известному плану построить казаков с офицерами, чтобы ему удобно было снять группу с Его Величеством, на что он имел разрешение.
Когда все было готово, фотограф навел аппарат, но я заметил, что он от волнения делал не то, что надлежало делать. Я обратил на это внимание царя. Царь добродушно, улыбаясь, заметил, что надо помочь фотографу. Я подошел к нему и посоветовал, чтобы он передал аппарат своему помощнику, тут же стоявшему. Так и было поступлено. Тот, не волнуясь, снял при свете “магния” прекрасную группу.
По окончании операции фотограф Козак стал на оба колена и глубоко поклонился царю. Все снимавшиеся получили от царя по одной группе в переплете из белого бархата.
Впоследствии мне говорили, что сей фотограф сделался ярко-красным.
Государь держал себя на этом “интимном” вечере удивительно просто. Своей именно простотой манер держать себя и чисто человеческим, слишком человеческим, не “помазанническим”, если так можно выразиться, подходом к людям, в царе видевшим и трепетно ощущавшим в нем “земного Бога”, он производил обаятельное впечатление. Мы себя чувствовали при царе проще, чем, например, при той же графине Воронцовой-Дашковой. Царь беседовал с нами, много вопросов задал одному из казаков-кубанцев, который, совершенно не волнуясь, ответил на все вопросы о военном напряжении Кубани, поразив меня познаниями»[193].
Однако обратимся мы и к другому более достоверному историческому источнику, т. е. непосредственно к дневнику императора Николая II, в котором нашли отражение события, связанные с его поездкой в конце 1914 г. на Кавказ:
«25-го ноября. Вторник.
Проснулся чудным светлым утром. Проезжали новыми для меня местами мимо хребта вдали, дивно освещенного теплым солнцем. Выходил на некоторых станциях и гулял. Во время завтрака увидели Каспийское море у Петровска. В Дербенте и Баладжарах были большие встречи и настоящие кавказские лица. На второй ст. было все начальство из Баку и почет[ный] караул от Каспийской флотской роты. …
26-го ноября. Среда.
Встал чудным солнечным утром. Оба хребта гор видны были отчетливо справа и слева. Утром вошел в поезд ген. Мышлаевский, кот. я принял. В 11 час. прибыл в Тифлис. Граф Вор[онцов] был нездоров и потому графиня встретила на станции с придворными дамами. Почетный караул от Тифлисского воен. уч[илища] и начальство. Поехал с Бенкенд[орфом] в моторе; в одной черкеске было тепло. Народа на улицах была масса. Конвой Наместника сопровождал впереди и сзади. Посетил древний Сионский собор, Ванский армянский собор и Суннитскую и Шиитскую мечети. Там пришлось подыматься и спускаться по крутым узким извилистым улицам старого живописного Тифлиса. Порядок большой. Приехал во дворец после часа. Побывал у графа и позавтракал с графиней, Бенкендорфом, Воейковым, Дмитрием и Павлом Шереметевым. Днем посетил три лазарета с ранеными: армянского благотворительного общ., купеческого общ. и судебного ведомства. Вернулся во дворец около 6 час.
Писал телеграммы. Обедал в том же составе. Около 10 час. вошли с улицы грузины с инструментами и проплясали несколько танцев; один из них принес корзину фрукт[ов].
27-го ноября. Четверг.
Праздник Нижегородского полка провел в Тифлисе, а полк проводит его в Польше! В 10 час. начался большой прием военных, гражданских чинов, дворянства, городской думы, купечества и депутации крестьян Тифлисской губ. Погулял в красивом саду ¼ часа. Принял двух раненых офицеров – нижегородцев и подп. кн. Туманова 4-го стр. И[мператорской] Ф[амилии] полка. После завтрака посетил больницу Арамянца – 180 раненых и лазарет в зданиях не открытой губ. тюрьмы – свыше 600 раненых. Вернулся после 6 час., и пил чай, и сидел с Воронцовыми. После обеда воспитанники гимназий прошли с фонарями и пропели гимн перед окнами дворца. Вечером читал бумаги.
28-го ноября. Пятница.
Утром усиленно дочитывал бумаги. В 10 час. поехал в военный собор, откуда в Храм Славы, в Закавказский институт и в женское заведение Св. Нины.
После завтрака зашел в склад имени Аликс тут же в залах, где работала масса дам. Затем посетил Тифлисский кадетский корпус и реальное училище, в котором были собраны ученики и ученицы других заведений. Вернулся во дворец в 4¼; а в 5 час. отправился в дом умершего купца Сараджева на чашку чая дворянства. Видел много старых знакомых дам и несколько очень красивых. Пел и играл грузинский хор. Пробыл там час с четвертью и приехал домой около 6½. Принял Воейкова и занимался. После обеда слушал с большим удовольствием замечательный хор певчих казаков конвоя наместника с старым Колотилиным. Была короткая пляска.
29-го ноября. Суббота.
Утром принял всевозможные кавказские депутации. Посетил епархиальное училище и Тифлисское военное училище. Батальон юнкеров видел на плацу. Погода была дивная и теплая. После завтрака католикоса Кеворка всех армян. Затем у гр. Воронцова был доклад по военным действиям.
Погулял полчаса в саду. В 5 час. поехал на чашку чая к городскому управлению; все происходило по вчерашней программе. Масса очень любезных дам наперерыв старались угощать меня. В 6½ вернулся и посидел с Воронцовыми до обеда. В 9.20 выехал из дворца с конвоем. Очень тепло проводил меня Тифлис; графиня Воронцова с дамами на станции. В 9.45 поезд тронулся дальше.
Пил чай со спутниками. Ночью поезд начал подыматься и качало как на судне из стороны в сторону.
30-го ноября. Воскресенье.
В 9.40 прибыл в Карс. Морозу было 4°, тихо, но, к сожалению, туман. На станции начальство и отличный поч. кар. 1-я рота нового 10-го Кавказского стрелкового полка. На улицах шпал[ерами] 3-я Кавк. стр. бригада, Карская креп. арт. и запасные батальоны. Был у обедни в креп. соборе; служил добрый экзарх. Завтракал в поезде. Затем выехал с Бенкендорфом осматривать крепость.
Посетил военный лазарет – немного раненых. Поехал на форты: Бучкиев, Рыдзовский и новый Южный, на противоположной стороне. Очень основательно и много сделано за время; но туман совершенно не давал возможности ориентироваться и видеть окружающую местность. Возвратился в поезд с наступлением сумерек. …
1-го декабря. Понедельник.
Самый знаменательный для меня день из всей поездки по Кавказу. В 9 час. прибыл в Сарыкамыш. Радость большая увидеть мою роту Кабардинского полка в поч. кар. Сел в мотор с Бенкендорфом, Воейковым и Саблиным (деж.) и поехал в церковь, а затем через два перевала на границу в с. Меджингерт. Тут были построены наиболее отличившиеся ниж. чины всей армии в числе 1200 чел. Обходил их, разговаривал и раздавал им Георгиевские кресты и медали. Самое сильное впечатление своим боевым видом произвели пластуны! Совсем старые рисунки кавказской войны Хоршельта. Вернулся в Сарыкамыш в 4 ч. и посетил три лазарета. Простился с ген. Мышлаевским, нач. штаба ген. Юденичем, другими лицами и с моей чудной Кабардинской ротой, в которой роздал 10 Георг. крестов; и в 4½ часа уехал обратно на Карс. Поезд шел плавно и тихо…»[194]
Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович, сопровождавший Государя в поездках, подробно осветил события за этот период на Кавказе:
