Джеймс Комптон - Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941
Примером этого может быть отношение Германии к японской экспансии. Немецкие победы в Европе открыли для Токио новые возможности для освобождения от экономической зависимости от США путем захвата новых источников сырья на юге[111].
Японцев очень беспокоило отношение Германии к этим захватам, и они стали требовать от Берлина заявления о том, что Германия не имеет в этом регионе своих интересов. Вайцзеккер в мае 1940 года предложил Риббентропу информировать японцев о том, что угроза для Голландской Ост-Индии исходит от союзников и Соединенных Штатов, а не от Германии. Более того, им надо было заявить, что американская активность в Тихоокеанском регионе является подтверждением немецкой теории о «тайном сговоре» между Соединенными Штатами и союзниками[112].
Отказ Риббентропа от претензий на земли в Ост-Индии был, хотя бы частично, попыткой спровоцировать столкновение Японии с англосаксами путем подталкивания правительства Йоная к проведению экспансионистской и потому антиамериканской политики или к отставке под давлением японских экстремистов[113].
Требуя от Германии аналогичного заявления в отношении Индокитая после разгрома Франции, японцы напирали на то, что они оказали Германии «большую услугу», привязав американский флот к Тихому океану. Отт, отсылая это требование японцев в Берлин, добавил, что Германия может сделать «дружеский жест», чтобы усилить враждебность Японии в отношении Британии и США[114].
Присутствие Америки в расчетах Германии было подтверждено послом, когда он сообщил японцам, что у Германии нет интересов в Индокитае и Япония может действовать здесь совершенно свободно. Однако в ответ на этот жест Японии пришлось заверить своего партнера, что она «привяжет Америку к Тихому океану», пообещав напасть на Филиппины или Гавайи в том случае, если США вступят в войну против Германии. Именно это Япония и делает, заявил специальный министр Сато Риббентропу в июле. Его страна, сказал он министру иностранных дел Германии, «отвлекает внимание британского, французского и американского правительств на себя», что способствует немецким победам в Европе, которые, в свою очередь, открывают новые возможности для сотрудничества.
Разве удержание Америки в пределах ее полушария не является благоприятным фактором для обеих сторон?» – спросил Сато[115].
Спустя несколько недель после падения Франции внимание Германии было отвлечено другими заботами, и Риббентроп ничего не ответил на предложения Сато[116].
Это, без сомнения, было иллюстрацией уверенности Гитлера, что вслед за падением Франции запросит мира и Британия. Такое развитие событий конечно же оказало бы огромное влияние на развитие немецко-японских отношений. 1 июля фюрер сообщил новому итальянскому послу, что он «не может себе представить, чтобы кто-нибудь в Англии еще всерьез надеялся на победу». А 13 июля он сказал своим генералам, что Германия не нуждается в гибели Британской империи. «Зачем напрасно проливать кровь немецких солдат – все равно все достанется японцам и американцам».
Однако терпение фюрера истощилось, и в тот же самый день в письме Муссолини он выразил огорчение по поводу гибели всех своих надежд («Со мной так гнусно обошлись»). Когда Британия отклонила предложение, которое он высказал в своей речи в рейхстаге 19 июля, Гитлер понял, что ему предстоит длительная война, а, как мы уже видели, чем дольше она будет вестись, тем значительнее будет роль Америки. Фюрер пока еще не отказался от мысли о достижении взаимопонимания с Англией, но оно перестало быть немедленной стратегической альтернативой. Одновременно, будучи хотя бы номинально связанным с Советским Союзом пактом о ненападении, заключенным в августе 1939 года, Гитлер уже задумывался о вторжении в эту страну. Деятельность Японии на Дальнем Востоке имела самое прямое отношение к этому вторжению, и хотя в договоре стран оси особо оговаривалось, что он не направлен против СССР, Адольф Гитлер не испытывал бы никаких угрызений совести, если бы представилась благоприятная возможность для нападения на СССР. Поэтому мы не можем исключить советский фактор из попыток Гитлера активизировать связи с Японией.
В конце июля Гитлер сообщил своим военным советникам, что Британия надеется на Россию и Америку. «Если надежда на Россию окажется напрасной, то не станет надежды и на Америку, поскольку падение России увеличит эффективность японских действий в Азии». «Россия, – заявил он, – это восточноазиатский кинжал англосаксов, которым они угрожают Японии». Фюрер снова обратил свои взоры на Дальний Восток, надеясь, что Япония поможет ему решить все его проблемы в Европе. Основные усилия теперь должны быть направлены на блокирование американской помощи Англии, и способ достижения этой цели был еще несколько месяцев назад описан американским послом в Токио Джозефом Грю. «Они [немцы] стремятся создать ситуацию, – писал он секретарю Халлу, – при которой вступление Соединенных Штатов в войну с Германией приведет к неминуемому столкновению с Японией».
В то же самое время события в Токио развивались в благоприятном направлении для проведения серьезных переговоров между Германией и Японией. На совещаниях кабинета министров 12 и 16 июля были разработаны планы «гармонизации» японской политики и политики стран оси. В добавление к общему заявлению, в котором Германия и Япония признавались господствующими в своих сферах влияния, большое внимание было уделено отношениям с Америкой. За этими совещаниями последовало падение умеренного правительства Йоная и назначение Мацуоки министром иностранных дел в новом кабинете. Мы не знаем, чем он руководствовался в своих действиях – стремлением ли проводить профашистскую и антиамериканскую политику, желанием ли поскорее покончить с китайской войной, а может быть, просто следуя концепции японского национализма (Гитлер считал, что он обладал «лицемерием американского библейского миссионера»), но Отт охарактеризовал Мацуоку как человека, который «искренне стремится к союзу со странами оси»[117].
Теперь все было готово для заключения антиамериканского соглашения, как и предвидел Грю. Американский посол не сомневался, что Япония сделает все, что потребуют от нее страны оси, и займется установлением в Азии нового порядка, «пройдясь подкованными шипами копытами по правам, интересам, принципам и политике Соединенных Штатов и Британии». Огромное значение Америки, которое давно уже осознала Япония, было признано и Германией. Понимание этого заставило обе страны заключить военный союз, хотя и этого оказалось явно недостаточно, чтобы превратить формальное соглашение в искреннюю общность интересов.
Несмотря на подчеркнуто осторожный тон правительственных кругов Токио, посол Курусу и министр иностранных дел Мацуока заверили Германию, что новое правительство настроено на заключение союза со странами оси, и задали конкретные вопросы о том, как отреагирует Германия на японские планы установления в Азии нового порядка и на возможную японо-американскую войну. Профашистский настрой нового кабинета, сомнения в том, что операция «Морской лев» позволит решить британский вопрос, Огденбургская декларация президента Рузвельта и премьер-министра Канады, слухи о сдаче в аренду эсминцев, а также желание усилить изоляционистские настроения накануне ноябрьских президентских выборов – все это заставило Гитлера добиваться скорейшего заключения пакта с Японией. 13 августа Курусу доложил Мацуоке, что Риббентроп готов к переговорам, а через два дня в Японию был отправлен специальный посланник Штамер.
Однако, несмотря на грандиозные заявления Конойе и Мацуоки, из инструкций, данных японским дипломатам, которые должны были вести переговоры, становится ясно, что позиция Японии была очень сдержанной[118].
В общей части говорилось о взаимном сотрудничестве «в процессе установления нового порядка в Европе и Азии». Что касается Соединенных Штатов, то соглашение должно было преследовать определенные цели: ограничить действия этой страны Западным полушарием, а в случае если одна из сторон окажется в состоянии войны с Америкой, то другая сторона должна будет помогать ей «всеми возможными способами». Япония желала также занять такое положение, при котором она могла бы оказывать экономическое и политическое давление на США. По этим пунктам у обеих стран расхождений не было. Однако в заявлениях о том, что по отношению к Америке должны применяться только мирные способы решения конфликтов, уже прорастали семена будущих разногласий. Япония соглашалась начать военные действия против США только в том случае, если соответствующие внешние и внутренние обстоятельства сложатся благоприятно. Право решать, благоприятны обстоятельства или нет, Япония оставила за собой. Подобные общие, а не конкретные военные обязательства и нежелание отказываться от свободы действий по отношению к США стали характерными чертами японской политики до Пёрл-Харбора. Эта политика сводила на нет все усилия Германии запугать Соединенные Штаты. Как и раньше, только ясный, публичный, безоговорочный военный союз отвечал интересам Гитлера в Европе[119].
