Андрей Малахов - О чем говорят. По ту сторону экрана
– Кому, я спрашиваю, пора пойти поработать у Комиссарова в «Моей семье»? Кто у нас слабое звено?
Народ безмолвствует.
– Верка Сердючка? – вдруг «включилась» позабытая всеми Елизавета Васильевна. – У вас сегодня? Здесь?! – она прижала руки к груди. – Я ее так люблю, так люблю!
Генриетта, которая, войдя в кабинет, даже внимания на такую мелочь, как пенсионерка, не обратила, от неожиданности застывает, как будто ей осиновый кол в сердце вбили. Придя в себя через пару секунд, она попыталась испепелить взглядом поддельщицу документов, на что та, приосанившись, тут же выдала:
– А я майская роза, я только с мороза!
Глаза Генриетты сузились, и лицо пошло красными пятнами. Тут Миша понял, что Елизавету Васильевну пора спасать.
– Говорят, сам Абрамович хочет позвать ее на свой день рождения в Лондон, – шеф-редактор пустил в ход тяжелую артиллерию.
– Я просила, – красные пятна на лице Генриетты уступают первенство белым пятнам, – не упоминать всуе это имя!
Она прикрыла на секунду глаза и еще раз отчаянно пожалела, что не выбрала профессию стюардессы. Самый богатый русский по списку журнала Forbs нашел свое счастье на борту самолета, и теперь его супруга, бывшая стюардесса Ирина Маландина, не зарабатывает себе варикозное расширение вен, прохаживаясь по салону и разливая соки пассажирам бизнес-класса, а пользуется лучшими spa-центрами Великобритании. Мало того, журнал Tatler назвал ее в десятке самых влиятельных блондинок Великобритании! А у бедняжки Генриетты, в отличие от Иры, которую устроила на международные авиалинии тетя, не было в целом мире никого, кто бы мог составить ей протекцию в «Аэрофлот».
– Мои решения, – она добавляет стали в глаза и голос, – здесь не обсуждаются. Мало того, что вы воспользовались моей занятостью и выдали в эфир Данилко со Слиской… – Генриетта снова на секунду прикрывает глаза. – У нас с Любовью Константиновной один мастер! Как я буду смотреть ей в глаза?
Миша хотел было промолчать, но пепел Клааса стучал в его сердце.
– Это же было первое появление Сердючки на национальном телевидении! – шеф-редактор принял огонь на себя. – А теперь концерт – это будет здорово!
И тут разразилась гроза – гром, молнии, град:
– Хватит! Хватит с меня ваших премьер! Я до сих пор в себя не могу прийти от вашего сексолога! От вашего Князькина! – она орет, топает ногой и рвет в макароны предложения о праздничном концерте. – Меня никто не предупреждал, что он привезет с собой член Распутина из кунсткамеры! Если вы полагаете, что вместе с вашим ведущим можете делать все, что вздумается, вам пора подумать о бирже труда! – И, хлопнув дверью, она вышла.
Все, включая досрочную пенсионерку, переводят дыхание. Некурящий Миша грустно провожает взглядом направляющуюся в туалет делегацию молчаливых курильщиков и смотрит на маленький календарик, прикрепленный к монитору компьютера. Едва заметно обведенные карандашом три дня календаря – 18, 19 и 20 – наступят только к концу недели. Похоже, критические дни у шефини начались в этом месяце несколько раньше. Или? Или эти дни уже не наступят?!! «Если это так, – пронеслось в голове шеф-редактора, – надо бегом увольняться».
А некурящая Инна Цветкова подумала, что такого накала страстей между Жади и Лукасом сегодня, увы, не будет. Она уже видела трансляцию на Сахалин и Дальний Восток финальной серии «Клона» по «Орбите-5» и, честно сказать, была немного разочарована развязкой.
В Лондон на концерт Мадонны мы прилетели всего на один день. У меня завтра эфир, у Марины – бизнес-встреча где-то в Европе… Перед концертом к нам «подтянулся» Андрюха Бреннер. Во-первых, он просто обожал Мадонну, а, во-вторых, мне уже давно следовало познакомить своего лучшего друга с Мариной. После концерта мы хотели немного прогуляться – до отлета Андрюхи на родину Шиллера оставался час, но дождь нарушил все наши планы…
Это была ненастная лондонская ночь, когда ветер ломает старые ветки на деревьях в Гайд-парке и струи дождя смывают всю пыль, которая редко, но все же появляется на окнах в отеле Four Seasons (в любимом Мариной Sanderson свободных номеров не оказалось). Завершали картину всполохи молнии, похожие на короткие фрагменты кардиограммы. Два яблочных водка-мартини, которые с профессиональной быстротой были приготовлены из ингредиентов, любезно оставленных в номере руководством отеля, сделали свое дело. Марина тихо подошла к окну и посмотрела в темную бездну парка. Где-то далеко раздался странный гул.
– Представь, что это воет собака Баскервилей! Если я попрошу, ты поймал бы ее для меня? – глаза Марины блестят, как хрусталики Swarovski. Это внутреннее свечение я наблюдал у нее только в трех случаях: после розового шампанского Piper, покупки новой вещи или в момент созерцания своего фото в светской хронике журнала Harper’s Bazaar.
– Ты же знаешь, что ради тебя я готов на все. Даже стать Шерлоком Холмсом… Хотя… вряд ли сотрудник Скотленд-Ярда может заинтересовать такую женщину, как ты. Слишком мелко… Может, служба MI-5? Джеймс Бонд? А ты будешь его девушкой! – Я подошел к ней сзади и прижал к стеклу, расстрелянному каплями дождя.
– А у Джеймса Бонда есть наручники, чтобы приковать меня к батарее? – Она чуть прикусила нижнюю губу и сильно потянула меня за волосы.
Алкоголь помог ей с легкостью перевоплотиться в спутницу агента 007. В этой роли в номере 815 Марина была не хуже Ингеборге Дапкунайте, которая в эту минуту наверняка смывала грим после «Монологов вагины» в Лондонском Посольском театре в двух кварталах от нашей гостиницы.
В считаные доли секунды промелькнула мысль, что нужно написать благодарность руководству отеля за то, что в номере в качестве комплимента они оставляют не фрукты, не конфеты и даже не минеральную воду, а все необходимое для хорошего коктейля. Но боль от того, что из моей головы Марина сооружала декорацию для сказки про репку, стала невыносимой, и я снова вернулся к блеску ее глаз.
– Тебе нравится делать мне больно?
– Мне НЕ нравится, когда ты думаешь о посторонних вещах рядом со мной, – в голосе послышались властные нотки.
– Если ты не отпустишь еще несколько секунд, я останусь без волос и буду похож на Федю Бондарчука. Ты этого хочешь? – моя ладонь коснулась ее губ, и она укусила ее.
В этот момент, отпустив в себе все животные инстинкты, левой рукой я ударил ее по щеке, задев переносицу. Кровь не заставила себя ждать, и три крупные капли оказались на стекле. Марина застонала. В дверь номера позвонили.
– Явка провалена. За нами пришли… – Она обреченно наклонила голову. – Помни! Что бы со мной ни случилось – не верь!!!
И мы продолжили эту домашнюю антрепризу…
С утра за окном висит мокрая и серая московская печаль. Не самое радужное настроение, помноженное на невозможные дорожные пробки, и в результате до входа в Останкинwood добирается далеко не лучшая часть меня. Днем – тяжелый эфир, во время которого опять подрались два депутата Госдумы. Что они себе позволяют? Можно подумать, они у себя – заседают на Охотном Ряду, дом 1.
В общем, к вечеру моя утренняя хандра не только не развеялась, но и переросла в небольшой психоз. Как мне надоели эти бесконечные авралы, эти проблемы с гостями! Включаю телефон, и на меня тут же обрушивается шквал звонков. Самое потешное – предложение принять участие в какой-то фотосессии, причем немедленно. Я кричу, и мне не стыдно. Сажусь в кресло, и Стасик начинает смывать с меня грим.
– Слушай, а может, тебе в депутаты податься? – пытается меня развеселить Стасик. – Смотри, как здорово: отметелил коллегу на заседании и сбросил негатив. И тебе за это слава и почет…
Я прекрасно понимаю, что Стасик пытается меня разболтать, и ценю это. Но куда-куда, а в депутаты мне явно не хочется.
– Скажи на милость, зачем мне депутатство? Прически не хуже, чем у Слиски, ты мне и так делаешь…
– Что значит не хуже?!
Боже, опять начинается. Сейчас он заведется.
– Зато с мигалками будешь ездить, – мечтает Пятницкая. – И все гаишники будут махать тебе вслед белыми платочками…
– А по-моему, Андрей, тебе там самое место, – подключается к «разблокированию» моей особы Лариса. – Эфиров у тебя было больше, чем у Жириновского, и каждый зритель – в копилку электората…
– Со зрителей, – я все еще неприступен, но помаленьку сдаюсь, – подписи не соберешь.
– А здесь, в студии? Как ты думаешь, сколько народу у нас здесь побывало?
Все озадачены, то есть пытаются решить эту задачу. Если в день в студии находится: 250 зрителей, 10 участников программы, итого 260 умножить на 20 передач в месяц. Это 5200 человек. Умножаем их на 11 месяцев (три недели отдыха плюс праздничные дни)… Все путаются и уличают друг друга в незнании таблицы умножения. Потом Юля берет в руки калькулятор и выводит «Итого»: получается, все мы видели около 275 000 человек в год. А так как шоу в эфире уже три года, то практически в студии побывало население среднего города России.
