Лариса Кучерова - КГБ в Афганистане
Жизнь разведчиков на афганской войне была хлопотная, маетная. Они носились по всему Герату, точно пожарная команда: здесь душманов разгонят, не успеют оглянуться – те уже за спиной снова власть берут. Здесь караван возьмут, а пять потайными тропами стороной пройдут. Здесь засаду устроят – там сами попадут в западню. Они охотились на духов, духи – на них. Сизифов труд. Адская работа…
Авторитет в разведке нарабатывается потом и кровью, невзирая ни на чины, ни на звания: будь ты солдат, командир или опер. В разведке не служат – разведкой живут. Это непреложная аксиома. Авансы здесь не раздают.
Шабалин это понимал. Равно как и понимал, что ключ к успешной работе заключается только в одном – в доверии. А завоевать его ой как не просто.
Засады, досмотры, зачистки, налеты… Горы, тропы, кишлаки, ущелья… Суровые будни разведбата. Не раз и не два Шабалин ходил с разведчиками на «боевые». На его счету восемьдесят шесть боевых выходов. Восемьдесят шесть! Каждый из них мог стать последним. Мог – да, видно, не судьба…
Хотя однажды Костлявая заглянула Шабалину прямо в глаза, обдав его своим ледяным дыханием.
Второе рождениеВ тот день его разведбат прочесывал кишлак Файзи. Шабалин шел вместе со всеми. Солнце жгло землю своим немилосердным жаром. По одну сторону находилась вереница непонятно как еще не развалившихся ветхих глиняных коробочек, служивших афганцам жилищем. По другую – арык, вдоль которого тянулись густые заросли «зеленки». Шабалин почувствовал пристальный взгляд и прямо перед собой увидел торчащий из кустов ствол БУР. Он отчетливо ясно увидел черную прорезь ствола, откуда вот-вот вырвется на волю не чья-то чужая, а его, Василия Шабалина, смертушка.
Неуловимое, неосознанное предчувствие необратимого конца сжало в судорожный комок мышцы живота. Шабалин, судорожно сжав челюсти, застыл на месте. Он не почувствовал ни того, как зубы, не выдержав такого неимоверного давления, крошились на мелкие осколки, ни боли. Мгновение растянулось в вечность. Ствол вздрогнул – раздался выстрел.
«Вот и все», – только и успел подумать Шабалин, падая на землю.
…Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Над ним, широко улыбаясь, стоял командир первой разведроты Игорь Капустянов, руководивший проческой этого кишлака.
– Вставай, капитан, сегодня твой день.
Игорь хоть и был помоложе Шабалина, но уже полтора года как служил в Афгане, поэтому считался воякой матерым. Стоя на крыше дувала, он за долю секунды до выстрела заметил целившегося в контрразведчика духа и выпустил в него из «калаша» очередь. Эта доля Шабалина и спасла.
Опер встал, отряхнулся. Еще ничего толком не понимая, побрел в сторону кустов, где совсем недавно притаилась его Смерть. Там лежало тщедушное тело в грязных коричневых шароварах и смешных резиновых калошах с загнутыми кверху носами. Густо присыпанная пылью чалма валялась рядом. Лицо незнакомца застыло в неподдельном удивлении, явно не соглашаясь со столь жестоким фортелем Судьбы, а остекленевшие глаза уставились в бездонное небо, где в райских кущах его, наверное, уже встречали прекрасные гурии.
Встреча в ущельеВ апреле 1987 года Василий Шабалин вместе с разведгруппой отправился в ущелье Шинарай. Шли брать душманский лагерь, в котором, по данным разведки, находились иностранные наемники, возможно, те самые, что устроили в марте засаду, в которую попала третья рота. Надо ли говорить о том, с каким настроением разведчики уходили на задание…
Для отвода глаз душманской разведки выехали «на броне» в абсолютно другом направлении. Броню-то не спрячешь. Пыль столбом – издалека видно. Тут же к небу потянулся сизый дым сигнальных костров. Мол, «мохнатые воротники» (так прозвали разведчиков местные жители из-за меховых воротников на бушлатах. – Прим. Л. К.) на секретную операцию вышли.
– От б…и, заметили уже…, – смачно ругнувшись, прокомментировал оперативность душманских наблюдателей рослый скуластый боец Троян.
Ночью, сменив направление, рванули в сторону Шинорая. К вечеру следующего дня подошли к ущелью. Смеркалось. Клубы поднятой колесами пыли ухудшали видимость.
– Товарищ командир, кажется, мы здесь не одни, – всматриваясь куда-то вверх, сказал один из разведчиков.
Командир посмотрел в направлении, указанном бойцом. По склону горы скользили чужие серые тени.
– Так… Вот и душары пожаловали… Вас-то мы здесь и ждали…
Судя по всему, сверху их тоже заметили, начали суетиться. Командир группы капитан Олейник подал сигнал приготовиться к бою. Каждый номер расчета проворно, но без суеты занял свою позицию. Быстро, слаженно, четко. Разведка!
– Доложи на командный пункт, – обратился Олейник к связисту.
– 011-й, будьте внимательны! Где-то рядом с вами должна быть группа 70-й отдельной десантно-штурмовой бригады, – ответили им.
Тут же перестроились на нужную частоту.
– Мужики, это наши…
– Тьфу ты…, – выстроив замысловатую конструкцию, выдохнул командир. – Чуть не перестреляли друг друга…
Связались, встретились, переговорили и разошлись, каждый по своему маршруту. В группе десантников, с которой разведчики чуть было не схлестнулись в бою, находился майор Виктор Шейман – заместитель командира батальона 70-й отдельной десантно-штурмовой бригады. Вечерние сумерки стали сгущаться, и вскоре ущелье заволокла черная беспросветная мгла.
Синие звездыИностранных наемников разведчики не взяли. Ушли наемники. Зато обнаружили хорошо замаскированный в горах душманский госпиталь, в котором нашли удостоверения с четко прописанными национальностями и гражданством. Там же находились и французские журналы, наличие которых косвенно подтверждало то, что в этом затерянном среди первозданных горных нагромождений госпитале находились те, кто свободно владел этим языком.
– За иностранными наемниками и советниками на этой войне шла настоящая охота, – вспоминал Василий Иванович. – Эта задача диктовалась исключительно политическими соображениями. Возмущенной присутствием советских войск в Афганистане мировой общественности необходимо было периодически предоставлять неопровержимые доказательства того, что вооруженные антиправительственные и антисоветские выступления являются не естественным результатом внутренних противоречий в стране и не всенародной борьбой афганского народа за свою попранную независимость, а искусственно организовываются извне представителями этой самой мировой общественности на деньги своих налогоплательщиков.
Взять иностранцев было нелегко. Советников душманы берегли как зеницу ока. При малейшей угрозе захвата их тут же выводили потайными тропами из опасной зоны. Даже тела погибших в боевых столкновениях наемников старались унести с собой.
…Шабалин бродил по пустым, развороченным в ходе недавнего столкновения помещениям, сохранившим терпкое зловоние немытых людских тел, еще недавно находившихся здесь. Неожиданно до него донесся женский визг. Что-что, а услышать среди этого хаоса женские голоса он ожидал меньше всего. Подгоняемый скорее любопытством, нежели необходимостью, он поспешил в комнату, откуда доносился шум. Картина, представшая его взору, напоминала кадры из телевизионного фильма «Белое солнце пустыни». Семь женщин, закрыв лица поднятыми подолами своих платьев, верещали что было сил, открыв взору одетые в шараварчики ноги и оголенные животики. Среди них носился красавец сержант узбек Ахмедов из их разведгруппы. Новоявленный «Петруха», громко рыча, лихо размахивал над головой трофейной саблей. Поднятый переполох явно доставлял ему удовольствие. От неожиданности Шабалин опешил. Придя в себя, он, пытаясь перекричать женский визг, рявкнул:
– Ты что тут вытворяешь?!.
– Ой, товарищ капитан, – смутился сержант. – Так это же… ну как их… ну эти… эти самые…
Сержант не самым лучшим образом владел русским языком. Он долго подбирал нужное слово, не решаясь ругнуться при офицере, но потом, отчаявшись найти соответствующую замену, рубанул:
– Б…ди это! Вот!
Шабалин выгнал «орла» из помещения, с трудом успокоил женщин и вышел следом.
– Как потом выяснилось, это были наложницы полевого публичного дома. Практически все – жены военнослужащих народной армии. Душманы силой уводили их в горы, выкалывали на лбу синие звезды и отправляли на потеху доблестным борцам с неверными…
Цена доверияШабалин с упоением впитывал неведомый доселе чумной мир войны, ее беспокойный нрав, ее запах – смесь солярового чада, кислого боевого железа, ржавчины, крови, горелой резины и порохового нагара. Мучительно втягивался в новый для него быт кочевья, постоянного, непрекращающегося движения.
Не выпячивая ни своего звания, ни должности, наравне со всеми он наматывал по горам десятки, сливающиеся в сотни, километров, ел из общего котелка, отдыхал, как и все, под открытым небом. Во время выхода в группе был не капитаном военной контрразведки, а простым номером боевого расчета. Так же, как все, тащил на себе увесистый груз: боекомплект, воду, пищу. Килограммов тридцать, а то и больше. Каждый – ценою в жизнь.
