Дэвид Хоффман - Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе
Они расстались, и Ролф проехал на метро пару станций к центру города. Жена подобрала его на машине, и они направились домой. На следующее утро все столпились вокруг стола в кабинете Гербера, чтобы услышать, как все прошло.
Ролф думал, что у него будет месяц на подготовку следующей встречи, но теперь у него была лишь неделя. Он исходил из того, что КГБ раскусил его трюк с поездкой за границу и повторить его уже не получится. Московская резидентура составила тщательный план следующей встречи. Ролф будет главным оперативником по делу, но если он попадет под наблюдение КГБ, рядом на улицах будут еще двое — ушедшие от слежки и готовые в случае чего занять его место. Работу, требовавшую месяца, они проделали всего за несколько дней.
Как оказалось, Ролф был чист, и встреча началась без помех. Ролф задал Шеймову несколько вопросов от штаб-квартиры, которые касались математических расчетов и криптологии. Шеймов наговаривал ответы в маленький диктофон Ролфа. Они снова обсудили эвакуацию. Шеймов хотел по прибытии в Соединенные Штаты получить один миллион долларов, немедленное оформление гражданства и пожизненной медицинской страховки для всей семьи. Ролф ничего не обещал. Он попросил Шеймова сообщить прозаические, но необходимые детали о его семье: размеры одежды и обуви, перенесенные заболевания, вес. И ему нужны были свежие фотографии всех членов семьи, чтобы сделать новые удостоверения личности, которые они получат после эвакуации, на той стороне.
На одной из первых встреч Ролф выдал Шеймову миниатюрные фотоаппараты Tropel. Ролф попросил: “Сфотографируйте самые засекреченные документы, какие у вас есть. Не рискуйте, когда рядом другие люди. Но вам нужно доказать, что вы тот, кем себя называете”. Шеймов согласился. Он вернул камеры с отснятой пленкой и получил новую порцию.
Шеймов предложил ЦРУ изобразить, будто его семья утонула в реке, чтобы в КГБ не заподозрили, что те сбежали. Ролф ответил, что у ЦРУ и Шеймова есть более важная забота — подготовить все так, чтобы эвакуация увенчалась успехом. Но на самом деле Ролф много думал о том, что произойдет, когда Шеймов и его семья исчезнут. Он обсуждал с сотрудниками резидентуры, как сделать, чтобы Шеймов “исчез бесследно”. Они должны покинуть квартиру, ничего не трогая — оставив недопитую чашку чая на столе, незастеленную кровать, раскрытую газету, одежду, висящую в шкафах. Ролф обсуждал с оперативниками, можно ли будет объяснить их исчезновение тем, что они утонули, но они не стали на этом зацикливаться. Такое нельзя было спланировать, оно должно было как-то сложиться само. КГБ, вероятно, будет искать объяснения в несчастном случае или преступлении, и может пройти немало времени, прежде чем они поймут, что Шеймов перешел на сторону врага.
Ролф и Шеймов шли по одному из переулков, когда одновременно увидели их. Это был кошмар: двое мужчин сидели у песочницы. Они могли быть кем угодно, но оба сотрудника разведки мгновенно заподозрили слежку.
В узком переулке некуда было деться: если это и правда были люди из КГБ, то улица уже была заблокирована с обоих концов. Подойдя ближе, Шеймов инстинктивно почувствовал, что это не КГБ — наверное, милиционеры. Может быть, грубые и раздраженные, может быть, захотят проверить документы — но ничего особенно страшного. Шеймов попросил у одного из них спички. Вернувшись к Ролфу и проходя с ним мимо песочницы, Шеймов выругался, словно продолжая перебранку с родственником. Так они благополучно миновали мужчин. Шеймов заметил, что они были в одинаковых зимних пальто и шапках, отороченных пыжиком. Они с Ролфом повернули за угол.
И посмотрели друг на друга.
“Уголовный розыск, — сказал Шеймов. — Милиция”.
“Как вы узнали?”
“Догадался”.
“Ну и ну, еле пронесло, — сказал Ролф. — И что, вам еще нравятся личные встречи?”
“Конечно, так на чем мы остановились?”
Фотоаппараты Tropel, которые Шеймов вернул Ролфу, доставили курьером в Соединенные Штаты. Тем временем в московской резидентуре Гилшер переводил аудиозапись ответов Шеймова на криптологическую тему. Когда пленку проявили и увидели более сотни страниц с информацией, а ответы перевели, в резидентуру пришло срочное сообщение: Шеймов говорит правду. Данные были секретными и чрезвычайно важными — такое советские власти не стали бы использовать в ловушке. Советский Союз устанавливал по всему миру новое шифровальное оборудование. Шеймов мог расшифровать эти сообщения. Ролф сказал Шеймову, что эвакуация может занять от года до полутора лет, но теперь дело стало срочным. Агентство национальной безопасности хотело, чтобы его переправили в США, и быстро.
Шеймов дал американцам одним глазком заглянуть в свои материалы, но информации у него было гораздо больше. И он знал, что отсчет пошел: чем дольше он остается в Москве, тем выше шансы, что его раскроют. Да и информация, которую он хотел предоставить Соединенным Штатам, была куда масштабнее, чем можно передать через тайник или другими средствами в Москве. У него не было выбора: чтобы нанести ущерб Советскому Союзу и спастись самому, он должен бежать.
ЦРУ и АНБ также понимали, что информация Шеймова будет иметь колоссальную ценность до тех пор, пока в СССР не узнают, что она похищена. Как только это обнаружится, советские власти поменяют коды. Так что им нужно было вывезти Шеймова таким образом, чтобы КГБ как можно дольше не узнал, что тот выехал в США.
Ролф взялся за документы резидентуры с кодовым словом “Вперед”. Это была первая операция не только для него — она стала одной из самых дерзких операций за всю историю ЦРУ.
На третью встречу Шеймов принес фотографии своей семьи, которые ЦРУ могло использовать для подготовки документов, и прочую информацию, о которой спрашивал Ролф. Главную проблему в ходе эвакуации представляла маленькая дочка Шеймова. Двое взрослых могут сидеть тихо в течение примерно сорока пяти минут, пока их будут провозить через границу в фургоне, но как быть с четырехлетней девочкой? Как сделать, чтобы и она молчала? Ролф добыл в ЦРУ пять образцов снотворного, подходящего для маленького ребенка. Он волновался, думая, что Шеймов откажется брать их. У Ролфа самого была дочь того же возраста, и он ни за что не дал бы ей какие-то таблетки, полученные от КГБ. Но, к его удивлению, Шеймов согласился. Позже он передал ЦРУ составленные им от руки графики дыхания и пульса дочери, когда ей давали таблетку. Так они выбрали одно средство на день эвакуации.
Примерно за десять недель московская резидентура провела пять встреч с Шеймовым. Это был беспрецедентный темп.
Хотя Шеймов предпочитал личные встречи, однажды он подал сигнал, что хочет использовать передачу особого рода: когда агент ее оставляет, а оперативник тут же забирает. Ролф отследил первый сигнал, дождался второго, что тайник заложен, а затем вышел на вечернюю прогулку. Он извлек пакет Шеймова и, не разворачивая, отнес в резидентуру на следующее утро. Внутри он среди прочего нашел оперативную записку, которую Шеймов засунул в стеклянную бутылочку с пробкой, примерно пяти сантиметров высотой. Ролф подумал, что Шеймов проявил особую осторожность, положив записку в закупоренный флакон, чтобы она не промокла. Но Шеймов имел в виду другое. На этикетке было написано, что в ней содержится 50 таблеток экстракта валерианы, известного успокаивающего средства. Так он хотел дать понять Ролфу, что все идет хорошо и волноваться не надо. Но в резидентуре никто намек не понял.
Приближался финал. Шеймов должен был ждать сигнала от ЦРУ, что все готово, — знака на фонарном столбе. Они с Ольгой доехали до места на трамвае, стараясь вести себя обычно и не таращиться на каждый столб. Но, доехав до остановки, они увидели, что из-за дорожного ремонта все фонари были выкопаны.
“Что же нам делать?” — спросила Ольга.
“Едем, — сказал Шеймов. — Думаю, теперь уже опаснее ждать, чем ехать”. На самом деле он был не так уж уверен.
По плану, им следовало добраться на поезде до глухого лесистого местечка, находящегося на полпути от Ленинграда к финской границе, откуда ЦРУ могло вывезти их, спрятав в автомобиле. Эвакуацию назначили на субботу 17 мая 1980 года, и это была чрезвычайно рискованная операция. Белый дом был в курсе, но Гербера проинструктировали не предупреждать ни о чем тогдашнего американского посла Томаса Уотсона-младшего. Если план провалится, всю вину возложат на ЦРУ. Но в резидентуре об операции знал каждый. Все оперативники участвовали в разработке этого сложного плана.
Ролф хотел просидеть в резидентуре всю субботу, чтобы знать, как все прошло, но Гербер сказал, что в этом нет смысла. Он не хотел, чтобы КГБ обратил внимание на их хоть сколько-то повышенную активность. Гербер сказал дежурному связисту в тот день, что ждет сообщения об операции. Если она прошла успешно, связист должен повесить лист бумаги с написанной от руки цифрой единицей на внутреннюю дверь резидентуры — ту самую, с кодовым замком, что напоминала дверь в банковское хранилище. Если провал — нужно написать 0.
