Джек Келли - Порох. От алхимии до артиллерии: история вещества, которое изменило мир
Когда юная американская армия осадила британцев в Бостоне, все это рискованное предприятие покоилось на очень шатких основаниях. В августе 1775 года Джордж Вашингтон писал из Кембриджа: «Наше положение по части пороха гораздо более серьезно, чем я мог себе представить. У нас едва наберется тридцать два бочонка».
Это означало — всего полфунта на солдата. К концу месяца запас стал еще меньше. О том, чтобы стрелять из прожорливых пушек, вообще практически не было речи. Глядя на Бостон с холма Проспект-хилл, генерал Натаниэл Грин сокрушался: «О, если бы у нас было достаточно пороха! Тогда я бы мог надеяться увидеть, как здесь будет совершено нечто, что послужит к вящей славе Америки».
На первых этапах войны американской армии приходилось выпрашивать порох у частных лиц, брать его взаймы и даже воровать. Инвентаризация, проведенная во всех тринадцати колониях, обнаружила, что в наличии имеется только сорок тонн — этого хватило бы всего на несколько месяцев военных действий. Около половины взрывчатки отправили в Кембридж, чтобы поддержать армию Вашингтона, остаток предназначался для нужд местной самообороны. В июне 1775 года тысячу фунтов пороха нельзя было купить в Нью-Йорке ни за какие деньги. Группа «Сынов свободы» в Саванне, штат Джорджия, в мае похитила несколько бочонков пороха из правительственного арсенала, а затем в июле захватила целых шесть тонн драгоценного порошка на корабле, стоящем в гавани.
Одна из первых резолюций в области бизнеса, принятых Вторым национальным конгрессом независимой Америки, имела целью сократить дефицит пороха. Нью-Йорк и Филадельфия были провозглашены базовыми сборными пунктами для селитры и серы. Конгресс предложил субсидии владельцам пороховых мануфактур и нанял французских специалистов, чтобы те обучили американцев тонкостям порохового ремесла. Обсуждалась возможность вооружения повстанцев пиками и кольями вместо огнестрельного оружия. Бенджамин Франклин совершенно серьезно предлагал использовать вместо мушкетов лук и стрелы. Однако в XVIII столетии возвращение к тактике времен Генриха V в битве при Азенкуре[41] уже не казалось здравой идеей. К Рождеству 1775 года Вашингтон решительно заявил: «Наша потребность в порохе необычайна. Ежедневный расход и отсутствие пополнения запасов делает перспективы самими мрачными». К середине января запасы практически иссякли. А у генерала Хау в это время, как назло, были в распоряжении целые тонны пороха, и он мог рассчитывать на регулярные поставки морем. Если бы он решил прорваться из Бостона, он мог бы сокрушить маленькую армию Вашингтона и положить конец американской свободе. Но он слишком долго выжидал.
За год до этого в «Роял Америкэн Мэгэзин», иллюстрированном журнале, который издавал Пол Ревир, обсуждались способы кустарного производства селитры. В статье говорилось, что селитра — это «испарение тел животных. Голубятни, конюшни и коровники, а особенно старые оштукатуренные стены изобилуют ею». Поскольку описание способов нападения на солдат его величества могло быть сочтено призывом к бунту, автор статьи превозносил медицинское применение селитры и рекомендовал добавлять ее в бренди для улучшения вкуса напитка. Читатели поняли намек.
Когда начались военные действия, комитеты безопасности и другие революционные организации стали выпускать многочисленные памфлеты и листовки, призывающие патриотов производить селитру на дому и содержащие подробные инструкции. Однако селитра сама по себе была бесполезна без предприятия, на котором из нее можно было бы приготовить порох. Провинциальный конгресс штата Массачусетс решил построить мельницу в Кантоне, в двенадцати милях к югу от Бостона. Руководить ею должен был отважный Пол Ревир, которого для этого послали изучать тонкости производства в Филадельфию, где «производство пороха ведется со значительной быстротой и выгодой». Хозяином самой известной фабрики в местечке Франкфорд, неподалеку от Филадельфии, был Осуэлл Ив, пожилой торговый капитан. Он постоянно придирался к ученику, чинил ему препятствия и даже запретил разговаривать с рабочими. Позже Ив был изобличен как тори, а его мельница была конфискована.
Большая часть местного пороха была решительно безобразного качества. Массачусетский генерал Уильям Хит жаловался, что порох, который получали его люди, был «плох». Вашингтон подозревал, что американские «пороховых дел мастера либо мошенники, либо глубокие невежды». Неудивительно: европейские мастера, опираясь на столетние традиции и секреты своего ремесла, еще и в XVIII столетии продолжали прилагать все усилия, чтобы изготовить надежный, высококачественный и долговечный продукт, так что от новичков из колоний едва ли можно было ожидать, что они враз овладеют этим искусством.
Тем не менее иногда местным производителям удавалось внести существенный вклад в успех боевых действий. Мэри и Джон Паттоны построили маленькую пороховую мельницу в глухомани, которая позже станет восточной частью штата Теннесси. Муж Мэри служил в ополчении, а она сама продолжала производить взрывчатку, очищая селитру в железном чане и перетирая порох на грубой мельнице-толчее. Она передала пятьсот фунтов пороха волонтерам, которые одержали победу над силами тори в битве при Кингс-Маунтин — этом важном испытании британской военной фортуны на Юге.
Однако наибольшие надежды американцев были все же связаны с импортом. В течение первых двух лет войны целых 90 процентов пороха новорожденного государства было либо закуплено за океаном, либо приготовлено из импортной селитры. Главными поставщиками этого критически важного товара были французские и голландские торговцы из Вест-Индии. Некая фирма из Бордо отправила 2800 бочонков пороха на остров Мартиника, где выгодно обменяла его на табак и ром. Конгресс сделал островитянам-импортерам выгодное предложение, гарантировав им стопроцентную прибыль, — и Мартиника стала важным центром пороховой и оружейной торговли.
И все же недостаток пороха до конца войны оставался постоянным источником беспокойства для американцев. Несмотря на революционное рвение и советы французских экспертов, нехватка сырья, особенно селитры, по-прежнему осложняла производство. Даже в 1781 году, накануне решительной битвы под Йорктауном, штат Вирджиния, поставки оценивались как «жалкие и почти парализованные». Только решимость американцев и бережливость в расходовании боеприпасов позволили им в конце концов одержать победу.
Порох, который помог американцам завоевать независимость, было бы, вероятно, гораздо труднее раздобыть, если бы дела в Европе приняли хотя бы чуть-чуть иной оборот. То, что американская революция получила достаточное его количество, стало возможным благодаря экстраординарной программе, которую приняло французское правительство, чтобы удовлетворить собственную потребность в драгоценной взрывчатке.
В 1774 году французский король Людовик XV, который определял лицо «старого режима» в течение своего почти шестидесятилетнего царствования, умер от оспы. Его двадцатилетний внук, взойдя на престол под именем Людовика XVI, был встревожен, когда обнаружил, что способность Франции обеспечить себя порохом не более чем иллюзия. Национальные запасы вещества, на котором уже давно покоилась военная мощь любого королевства, были на рискованно низком уровне.
Начиная с XV века производство пороха во Франции (как и в других странах Европы) зависело от сборщиков селитры, которые добывали сырье на скотных дворах и выщелачивали необходимое вещество из штукатурки разрушенных зданий. Король даровал этим мастерам право конфисковать богатую селитрой почву и отбросы, где бы они их ни нашли: эта привилегия называлась droit defouille — «право копать». Привилегия была наследственной, и сборщики селитры образовывали замкнутое профессиональное сообщество.
Крестьяне были отнюдь не в восторге от того, что их скотные дворы были перекопаны, а хозяйственные постройки — а подчас и сами дома — повреждены. Впрочем, зажиточные хозяйства сборщики редко тревожили: своевременно сунутая взятка творила чудеса. Иногда население целого города скидывалось и в складчину платило селитрянникам, чтобы те оставили горожан в покое. Взятки стали приятным дополнением к доходу сборщиков. А всю эту систему осложняла бюрократия поистине византийских масштабов, пронизанная коррупцией.
К тому моменту, как Людовик XVI взошел на престол, эта система безнадежно устарела. Англия и Голландия уже сто лет как импортировали дешевую селитру из Индии. В Пруссии и Швеции военные власти наладили эффективное производство искусственной селитры. И только Франция — единственная из великих держав — по-прежнему полагалась на salpetriers — бродячих сборщиков. А те при этом добывали ежегодно только половину из тех трех миллионов фунтов селитры, что были необходимы государству, — остальное приходилось докупать у голландцев по невероятно завышенным ценам.
