Александр Поляков - Покушение на ГОЭЛРО
Перронная посадочная сутолока постепенно затихала. Носильщики, словно почетный караул, стояли вдоль состава. То один, то другой из них снимал фуражку, вытирая пот со лба, — августовское солнце грело щедро.
Небрежно бросив на стол кучу каталогов, Габт нажал кнопку звонка.
Вошла миловидная молоденькая проводница. Форма сидела на ней как влитая.
— Что господам угодно? — спросила она на хорошем немецком языке.
Ганс посмотрел на нее теплым взглядом, а Габт отрывисто спросил:
— Можно убрать чемоданы, чтобы они нам здесь не мешали?
— Пожалуйста! Вы закройте замки, и я вынесу их к себе в купе.
Габт щелкнул застежками, но не стал запирать замки. Проводница унесла чемоданы, а Мюллер удивленно поднял брови и спросил полушепотом:
— Зачем вы это сделали? Чемоданы могли спокойно лежать на верхних багажных полках.
— Ганс, вы еще не знаете нынешних русских, — также шепотом ответил Габт. — Их надо уметь расположить к себе доверием. В вагоне обязательно едет агент ГПУ. Он пороется в наших чемоданах и убедится, что двойного дна нет. И мы будем спокойно себя чувствовать. Зачем дразнить советскую контрразведку?
— Но вы, Генрих, неосторожно разбросали по столу каталоги. Ведь в них заделаны документы, — заметил Ганс.
— Ничего! Кстати, вот сюда, в эту обложку, вложен ваш русский паспорт, в другую — удостоверение сотрудника советского торгпредства в Берлине. Оно вам понадобится при поездке на родину. Третье удостоверение вот в этом каталоге — по нему вы значитесь уполномоченным Ростовской конторы по сбору и сбыту металлолома. Это вам пригодится для поездки в Златоуст, на встречу с «НС-13».
Габт снова бросил каталоги на стол и поймал недоумевающий взгляд Мюллера.
— Вы не удивляйтесь, Ганс! В нынешней России все должно быть на виду. Контрразведка всегда по привычке ищет то, что далеко спрятано… Кстати, выйдем в коридор. Вы будете любоваться вашим русским пейзажем, а я посмотрю, на всякий случай, кто наши соседи по купе.
Жарков, не отрываясь, глядел в окно. Ему было радостно и тоскливо. Перед его взором проплывали деревни, низенькие, под соломой и дранкой избушки. Все это было как во сне и пьянило его. Но появилось в пейзаже и нечто новое. Сначала он не мог уловить что. Потом понял — поля. Огромные золотые поля, а не клочки земли, изрезанные бурьянной чересполосицей. На одном из полей он увидел жнейку, которую тянули не лошади, а трактор. «Колхозы… Коллективизация…» — едва не вслух произнес Жарков. На лбу у него выступил холодный пот, когда он подумал, что через четырнадцать дней он опять окажется далеко от своей родины…
— Ганс! — шепнул ему на ухо Габт. — Наши соседи по купе — немцы. Кажется, коммунисты. Едут со всем скарбом. Не иначе — бегут от Гитлера. Это уже неплохо. Национал-социализм еще покажет себя!
Он бросил взгляд в сторону купе проводника, куда вошел какой-то пассажир, и быстро зашептал:
— Черт возьми! Лицо знакомое… Я его где-то видел. И он почему-то на меня изучающе посмотрел. Похоже, за нами наблюдает сотрудник ГПУ.
Достав из кармана трубку, Мюллер с излишним усердием принялся набивать ее табаком.
Габт на минуту задумался, потом решительно сказал:
— Так! Кое-что в программе нам необходимо изменить. Я с вами не должен нигде появляться.
— Что? Как это так? — Мюллер покосился в сторону шефа, который тоже набивал трубку — нервно, просыпая табак. Губы Габта побледнели.
— План надо изменить, Мюллер. Вы поедете в Златоуст на связь с «НС-13» по советскому паспорту, как русский, а мне придется волочить на «хвосте» сотрудника ГПУ. Выходит, вся моя деятельность в России на сей раз парализована. Теперь мне придется сидеть безвыездно в Континентальхаузе или в посольстве и ждать ваших шифрованных сообщений.
— Не преувеличиваете ли вы опасность, Генрих?
— Вернемся в купе, — приказал Габт.
Он был взбешен и обескуражен. Он прекрасно понимал ситуацию. В его положении вояж по России — дело слишком рискованное. Но существовала другая сторона медали. По возвращении в Берлин — если он вернется — придется доложить начальству, что всю работу по выполнению задания проделал русский Жарков. Конечно, если Жарков удачно справится с трудным делом. На этот счет у Габта были большие сомнения. И все-таки он подумал: «Неужели какому-то Жаркову повезет больше, чем его учителю? Во всяком случае, надо позаботиться о том, чтобы плоды предстоящей операции оказались в его, Габта, руках».
— Да вы меня не слушаете, Генрих? — вывел его из задумчивости Мюллер-Жарков.
— Напротив, — не зная, о чем идет речь, солидно кивнул головой Габт.
— Как же я теперь приму вашу старую агентуру и передам ее на связь «НС-13»? — терпеливо повторил вопрос Мюллер.
— С вами, Ганс, поедет Борисов, он все знает. А потом вы будете инспектировать агентуру, которую приобрел «НС-13». Поймите, дорогой Ганс! Мне необходимо быть очень и очень осторожным. Я ведь в России не раз бывал. Правда, сейчас никто не знает, что я полковник абвера. Но, согласитесь, глупо рисковать. Думаю, на меня в ГПУ давно уже заведено досье.
Слушая разглагольствования струсившего шефа, Жарков решил, что такой поворот устраивает его во всех отношениях.
Вечером следующего дня экспресс Негорелое — Москва подошел к перрону Белорусского вокзала. Прибывших приветливо встретил Бюхнер. Через полчаса машина с гостями въезжала в ворота Континентальхауза.
…Габту все здесь было знакомо, поэтому, развалившись в кресле у камина, он спросил:
— Вы что, обновили колонны в вестибюле?
— Да, — ответил Бюхнер как можно беспечнее, — пришлось их заменить. Старые обгорели во время пожара.
— У вас был пожар?
— Недели две тому назад.
Габт пытался пошутить:
— Уж не пытались ли поджечь ваш Континентальхауз чекисты?
— Что вы! Это натворил Фишер, — рассмеялся Бюхнер. — Он подвел к сейфам ток высокого напряжения. Произошло короткое замыкание, начался пожар. Пришлось вызвать пожарную команду.
Лицо Габта окаменело, глаза стали ледяными. Под взглядом начальства Бюхнер вытянулся в струнку.
— Почему не сообщили? Почему Кнапп молчал? Вы офицеры немецкой разведки или приготовишки?
Бюхнер как-то сразу осунулся, сник, а Габт побагровел и, не задумываясь особо, осыпал бранью провинившихся. Мюллер с интересом наблюдал эту сцену.
— Вы безмозглые идиоты! — бушевал Габт. — Ведь пожарники могли сфотографировать все ваши помещения.
— Мы от них не отходили, герр Габт, — оправдывался Бюхнер. — А вот Фишер сам их всех незаметно сфотографировал. Вот, пожалуйста…
Бюхнер открыл ящик бюро и передал снимки полковнику. Тот принялся пристально рассматривать их и, перекладывая, остановился на одном. Вдруг лицо его перекосилось. Габт вскочил и прошипел, повернувшись к Мюллеру:
— Ганс! Я же вам говорил еще в поезде, что за нами следят. Здесь… посмотрите, на фотографии тот же человек, которого я видел в вагоне.
Мюллер внимательно посмотрел на снимок и хладнокровно подтвердил:
— Да, это, несомненно, он, я тоже его запомнил.
Габт взволнованно прошелся по гостиной:
— Куда девался Фишер?
— Он там коктейли для вас готовит, — пролепетал Бюхнер, — какие-то особенные.
— К черту коктейли!
Пусть немедленно явится сюда. Вскоре в гостиную, снимая на ходу фартук, вбежал Фишер.
— Слушаю вас, герр Габт.
— Скажите, когда вы фотографировали группу пожарников, лицо вот этого, долговязого, хорошо запомнили?
— Да. Я его помню. Он как инженер выяснял причины пожара и проверял электропроводку.
— Он ходил по зданию, может быть, фотографировал? Осматривал расположение комнат? — Габт не спускал с Фишера тяжелого напряженного взгляда.
— Н-нет! Я ведь неотлучно находился рядом. Он больше интересовался состоянием проводки и распорядился о ее замене. Уверяю вас, он никак не мог что-либо сфотографировать.
— Все равно не успокаивайтесь! — воскликнул Габт. — Это, несомненно, чекист, он меня всюду преследует. Бюхнер, распорядитесь, чтобы мне немедленно подали машину. Я отправляюсь в посольство. Там надежнее. Все встречи будем проводить там. Теперь о вас, Ганс. Решено! Вы сегодня же ночью переоденетесь, возьмете советский паспорт, выберетесь отсюда и направитесь по разработанному в Берлине маршруту. О каждом перемещении будете сообщать телеграфом до востребования на условленные фамилии. Кнапп будет передавать эти сведения в Берлин.
Поздно вечером Виктор Ларцев докладывал Базову:
— Все прошло удачно, я навел страху на Габта. Нарочно показался ему в их вагоне, а здесь, в Континентальхаузе, ему, несомненно, показали мое фото. Пусть теперь не мешает работать Жаркову.
— Где Габт сейчас?
— Поехал укрываться в немецкое посольство.
