Алексей Олейников - Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник)
Выдержка эта дала свои конечные плоды. В жестоких боях под Ардаганом и Сарыкамышем, закончившихся в начале января 1915 г., турки, предводимые Энвером-пашей и руководимые его начальником штаба германским полковником Бронсар фон Шеллендорфом,[137] были разбиты на голову и отброшены назад в горы, где бездорожье и лютые морозы довершили полный развал всей наступавшей турецкой армии.
Впечатление от этого разгрома было столь сильным, что Кавказ оказался надолго обеспеченным от новой угрозы нашествия. Русские войска, напротив того, сумели сами в дальнейшем перенести войну на турецкую и персидскую территории. В Малой Азии они упрочили свое положение взятием в 1916 г. Эрзерума и Трапезунда, когда Великий князь Николай Николаевич стоял уже во главе кавказских войск; со стороны же Персии, где в том же 1916 г. разыгралась жестокая военно-политическая борьба, нашим войскам удалось установить даже связь с английскими войсками, наступавшими в Месопотамии, вверх по реке Тигру, на Багдад.
Вполне очевидно, что актом вероломного нападения на русские берега должен был почитаться для Держав согласия нарушенным в корне догмат неприкосновенности Оттоманской империи. Уже 3 ноября на рассвете англо-французская эскадра произвела бомбардировку Дарданелльских укреплений. Последние отвечали слабо, и если бы эта морская демонстрация сочеталась с десантом, то возможно, что Дарданелльский пролив без особых затруднений мог бы оказаться в руках союзников.
Но этого не случилось. Из телеграммы русского посла в Париже от 7 ноября было видно, что во французском министерстве иностранных дел не имелось никаких сведений, указывавших на намерение английского флота продолжать начатую атаку и что вообще, по мнению французского министра иностранных дел, следовало бы, в виду громадной сложности интересов держав в Турции, установить, прежде всего, «общий план действий…». Однако «общего плана», о котором говорили французы, так и не было выработано до конца. Действия союзников против Турции отличались в течение всей войны не только наибольшей «безпланностью», но они были насквозь пропитаны чувством взаимного друг к другу недоверия. Удивляться этому нечего, ибо такова природа всякой коалиционной войны, в которой стратегия почти всегда оказывается в плену у дипломатии.
Россию, конечно, больше всего и прежде всего, интересовало в Турецком вопросе то решение, которое, в случае победоносной войны, будет принято в отношении проливов. Обходя все исторические притязания, которые лежат от нас в далеком прошлом, достаточно здесь привести в доказательство важности этого вопроса для нашего отечества, что за десятилетие 1903–1912 гг. 37 % вывоза из России происходило через Дарданеллы. Притом, морская перевозка грузов, вывозившихся через пролив, не могла быть заменена сухопутным транзитом, так как последний обходился в среднем в 25 раз дороже перевозки морем. Вывоз же русских грузов из Черного моря состоял из зерна и вообще сырья, т. е. грузов, не выдерживавших высоких фрахтов. Подтверждение этого последнего обстоятельства можно найти в том факте, что временное закрытие Турцией проливов в 1912 и 1913 гг., по случаю Итало-турецкой и Балканской войн 1911–1913 гг., нанесло экономической России тяжелый ущерб, исчислявшийся не менее чем в 30 миллионов рублей. Тем не менее, мнение военного министерства, к которому всецело примкнул Великий князь Верховный главнокомандующий, было таково, что к благоприятному решению вопроса о проливах, путем непосредственного занятия их вооруженной рукой, Россия, ко времени мировой войны, готова не была. Поэтому эта задача никогда серьезно и не входила в предположения Верховного главнокомандования в период пребывания во главе его Великого князя.
На возражение же, высказанное однажды С. Д. Сазоновым мне через своего представителя в Ставке, князя Кудашева, что он считает крепко приобретенным только то, «что добыто нами самими, нашей кровью», и на вопрос, определенно поставленный министром иностранных дел в конце декабря 1914 г.: «можем ли мы рассчитывать самостоятельно осуществить операцию завладения проливами», Верховный главнокомандующий столь же определенно ответил: «Одни мы захватить проливы не можем ни под каким видом». В военной среде ясно понималось, что кроме слабости русского военного флота в Черном море и отсутствия достаточного количества транспортных средств, на пути осуществления этой задачи стояли препятствием Германия и Австрия, вооруженные силы которых должны были быть предварительно разбиты.
В одном из секретных совещаний, происходивших еще до войны, мне пришлось по этому вопросу настойчиво повторить известную фразу князя Паскевича о том, что «кратчайшее и безопаснейшее операционное направление на Константинополь лежит через Вену» и «Берлин», – добавил я от себя.
Совершенно неосновательна попытка некоторых немецких исследователей доказать стремление России захватить в минувшую войну вооруженной рукой проливы, ссылкой на составленную в конце ноября 1914 г. записку, принадлежащую перу Н. А. Базили. Записка эта была составлена при моем содействии, как генерал-квартирмейстера армии, и при участии некоторых других лиц, принадлежавших к составу Ставки. Она действительно имела целью доказать, что только фактическое утверждение в проливах России может гарантировать ее интересы и что всякое другое решение будет не более как полумерой. Но вместе с тем ею доказывалось, что это владение может быть достигнуто, по условиям местности, утверждением не только на обоих берегах Босфорского и Дарданелльского проливов, но и овладением лежащей впереди Дарданелльского пролива группой Эгейских островов – Тенедос, Имброс, Лемнос и Самофракия. Разрешение же задачи в таких обширных рамках, вследствие уязвимости сухопутных позиций, представлялось связанным со столь крупными затратами сил и средств, что надлежало даже предварительно поставить вопрос, оправдываются ли эти жертвы ценностью приобретения и соразмеримы ли эти жертвы вообще с силами и средствами России? Вопрос представлялся далеко не праздным еще и потому, что задача обороны проливов остается для России все же частною в общей системе обороны государства и что владение проливами не позволит уменьшить количества войск, обычно содержавшихся Россией в Одесском военном округе и на Кавказе, в виду соседства Румынии и близости к кавказской границе Турции и Персии. Наличие же новых уязвимых мест на Босфоре и в Дарданеллах потребовало бы также содержания довольно многочисленного военного и транспортного флота в Черном море.
Во всяком случае, как бы ни разрешался этот вопрос с общегосударственной точки зрения, Великий князь и Ставка твердо стояли на том, что операция по овладению проливами мыслима лишь в виде отдельной экспедиции, после достижения решительного успеха над Германией и что она потребует для своей безопасности до 8–10 свободных корпусов. Ранее же достижения решительного успеха над Германией, выделение такого большого количества корпусов, даже в случае заключения сепаратного мира с Австрией, русской Ставке представлялось совершенно невозможным.
По силе всех этих соображений, Великий князь считал, что министру иностранных дел следовало бы в своих политических шагах считаться с этими обстоятельствами и довольствоваться заявлениями союзников относительно соблюдения наших интересов при разрешении вопроса о проливах и Константинополе. Говоря о приступе к Дарданелльской экспедиции, необходимо разрушить еще другую легенду, рожденную в Великобритании и заключающуюся в утверждении, будто начатая англо-французами 19 февраля 1915 г. операция против Дарданелл, завершенная высадкой на Галлиполийском полуострове, в конце апреля того же года, сухопутного десанта, была выполнена под влиянием тяжелого положения русских войск на Кавказе. Правда состоит в том, что в конце декабря 1914 г., когда перед вторгнувшимися в Закавказье турецкими войсками открывались пути к столице края – Тифлису, в котором начиналось паническое настроение, Верховный главнокомандующий Великий князь, в личной беседе с представителем великобританской армии при русской Ставке генералом Вильямсом, упомянул, что данная опасность могла бы быть смягчена воздействием союзников на Турцию в одном из наиболее уязвимых мест, которых у Турции много.
– Я особенно подчеркиваю, – добавил Великий князь, – что ничего и ни о чем не прошу у союзников, и лишь считаю необходимым, ориентировать их в складывающейся обстановке.
Заявление это, переданное в Лондон, было там встречено по-разному. Британский военный министр лорд [Г.] Китченер[138] прямо указал на отсутствие у него свободных сухопутных войск для расширения зоны английских действий. Напротив того, первый лорд британского адмиралтейства Черчилль, схватился за этот предлог и сообщил, что адмиралтейство решило «попытаться, путем морской демонстрации форсировать проход через Дарданеллы».
