Уильям Грэшем - Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини
Почка все время причиняла ему боль, и он был вынужден спать со специальной подушечкой под боком. Гарри стал очень чувствителен к свету и надевал на глаза на время сна черную шелковую повязку.
Через месяц он опять ввел номер с «мокрыми простынями» в свой репертуар, показывая его в виде потехи в конце недели. Ранней весной 1912 года он порвал мышцы в боку, показывая этот номер. Но Гарри никогда не уклонялся от выступлений, даже если дрожал и бледнел от боли.
В июле он должен был начинать выступления в «Рут Гарден» в Нью-Йорке и клялся задать жару нью-йоркским газетам, которые всегда очень кратко писали о нем. Вместе с Коллинзом Гарри готовил нечто новенькое: освобождение от цепей и упаковочного ящика, сброшенного в воду в нью-йоркском порту.
24
Золотой дождь
«Жаворонки» из Верхнего Ист-Сайда на Манхэттене, встав ни свет, ни заря весной 1912 года, могли наблюдать совершенно необычайную процедуру, которая происходила в городском бассейне на 80-й улице возле Ист-Ривер. Процедура заключалась в том, что упаковочный ящик по желобу опускали в мелкую часть бассейна. Ящик казался очень большим и был утяжелен двумя железными брусками снаружи и двумя массивными железными трубами, укрепленными с двух сторон на дне ящика. Когда ящик погружался в воду, четверо мужчин быстро тащили его за веревку?* он поднимался над поверхностью примерно на тридцать секунд, затем раздавался всплеск, и появлялся человек, отбрасывающий с глаз длинные волосы. Мужчин, стоявших на краю бассейна, звали Джеймс Коллинз, Франц Куколь, Джордж Брукс и Джеймс Викери. Мужчина в воде был всемирно известным артистом, взломщиком тюрем, аэронавтом, великим путешественником, писателем, создавшим о себе легенду.
Каждое утро, сразу после восхода солнца, эта группа собиралась там в течение недели. Сначала упаковочный ящик погружался лишь наполовину, когда невысокий мужчина с борцовскими мускулами залезал внутрь и крышка закрывалась на два замка. Таким образом Гудини готовил атаку на пока неприступную крепость нью-йоркских журналистов.
Везде его прыжки в воду в наручниках были сенсацией, достойной первых страниц. Здесь, в его родном городе, газеты осторожничали. Ящик был точно таким же, с каким Гудини и его брат впервые пришли в шоу-бизнес. Одну стенку образовывала доска, которая, казалось, хорошо прибита гвоздями к другим сторонам, но гвозди эти были фальшивые, они были подрезаны напильником, и их длина составляла всего полдюйма. На самом деле доску удерживали на месте скрытые петли и две потайные задвижки.
Обычный осмотр ящика ничего не давал. Находясь внутри, «король освобождения» при помощи тонкой стальной полоски мог открыть задвижки, чтобы протиснуться наружу, даже если ящик обматывался веревкой. Выбравшись наружу, Гарри цеплялся ногами за трубы, приклепанные с внешней стороны, и тянул доску на себя, пока защелки не срабатывали. Он держался за ящик до тех пор, пока ему хватало воздуха, затем выныривал на поверхность.
Трюк был приурочен к началу выступлений в «Рут-Гарден». Театр возвышался над суетливым Бродвеем и имел сдвижную крышу. В сцену был встроен большой бассейн, сделанный специально для Аннет Келлерман, звезды синхронного плавания, которая выступала в трусиках, но без лифчика. Зарабатывала она тысячу пятьсот долларов в неделю.
Это была эра баснословных гонораров в эстраде. Ева Танги получала две тысячи пятьсот долларов в неделю за сольные выступления. Для сравнения: в драматических театрах гонорары падали; Лайонел Бэрримор, играя ведущие роли на Бродвее, получал только восемьсот пятьдесят долларов в неделю, и это был потолок для драматического артиста.
Гудини было предложено выступать восемь недель за тысячу долларов в неделю — немалая сумма для мастера освобождения в Америке!
Перед открытием трюк с ящиком под водой был проделан на пристани Ист-Ривер, о чем должным образом уведомили прессу. Газетчики пришли, как бы говоря своим самодовольным видом: «Ну-ну, поглядим». Публика тоже прознала о намерении Гудини. Пристань была черна от толп народа. Нью-Йоркский полицейский растолкал толпу локтями, как обычно воинственно крича: «Минутку! Минутку! Что здесь происходит? Разойдитесь! Нет разрешения. Никому не разрешается прыгать в воду с Нью-йоркской пристани в коробке или без коробки!»
Маленький «король освобождений» дал сигнал буксирному судну, которое по случайному совпадению стояло рядом, и подозвал его. Он пригласил журналистов на борт, куда перенесли ящик и цепи, и судно отправилось в гавань. В большом возбуждении один подвыпивший мальчишка, продавец газет, прыгнул в воду и поплыл за судном. Его подняли на борт, насквозь мокрого, но ликующего. Только ему можно было посвятить, по меньшей мере, абзац. День был жаркий, и мальчишка не мог простудиться.
Когда они благополучно сбежали от полицейского, Гарри дал журналистам проверить наручники и кандалы, а затем застегнул их на себе. Он влез в ящик, крышку закрыли. Коллинз достал гвозди и молотки, и журналисты сами прибили крышку. Ящик обвязали варевами и подготовили к погружению.
Журналисты не отрывали глаз от поверхности воды.
После мучительного ожидания, длившегося пятьдесят семь секунд, над водой показалась рука. Бесчувственные и бывшие нью-йоркские журналисты, самые циничные газетчики в мире, радостно закричали и, отталкивая друг друга, ринулись помогать Гудини подняться на борт.
Ящик был обвязан веревкой. Они сняли крышку— внутри находились наручники. Это был, несомненно, рекламный трюк. Но что за номер! Он нашел отражение в печати. Гудини победил. Пресса Нью-Йорка теперь принадлежала ему.
После этого артист каждый вечер демонстрировал освобождение из ящика под водой в театральном бассейне.
Когда восторги начали понемногу стихать, он обратился к архитекторам, которые занимались строительством небоскребов. Они привязали Гудини такелажной веревкой к балке на высоте двадцатого этажа над тротуаром Бродвея. Это был обычный трюк с веревкой, который Гудини проделывал тысячи раз в дешевых театрах. Исполнив номер, он показал газетчикам хитрые узлы, которыми, возможно, был связан. Теперь против Гудини не мог устоять ни один издатель мира.
В конце первой недели выступлений Гарри потребовал заплатить ему золотом. Директор театра изумился: «В чем дело, Гарри? Тебе мало твердой валюты Соединенных Штатов?» «Выплатите мне двадцатидолларовыми золотыми монетами. У меня есть на то свои причины».
Он принес сумку с золотом в гримерную, где Брукс и Викери ждали его с ветошью и абразивной пастой. Они принялись полировать двуглавого орла. Когда Гарри счел, что золото блестит достаточно ярко, он сложил его в сумку и поехал домой. Подбежав к матери, сидевшей у окна и смотревшей на улицу, он весело воскликнул: «Мама, мама, помнишь, как перед смертью папа взял с меня слово заботиться о тебе? Помнишь?» «Да, сын мой. Конечно!» «Хорошо, мама, подними подол!» И он стал сыпать монеты на колени матери, будто золотой дождь. Гудини всегда говорил, что это был самый счастливый миг в его жизни.
Теперь освобождение из ящика под водой заняло место прыжка с моста. Гудини называл этот трюк «вызовом смерти».
Сомнительно, чтобы он когда-либо давал сигнал к погружению до того, как снимал задвижки и ослаблял доску. Профессионал риска никогда не рисковал попусту.
Своим воплощением в жизнь трюк был обязан Коллинзу. Он сделал ящик, установил потайную панель, наблюдал за забиванием гвоздей в крышку. Он следил, чтобы веревки не мешали сдвигать панель, руководил обвязкой и ждал сигнала Гудини опускать ящик в воду.
Присутствие Коллинза было для Гарри психологической поддержкой. Он полностью доверял Коллинзу: тот не мог ошибиться, упустить что-то из виду, выдать секрет трюка. По мнению Гудини, Джим стоил своего веса в золоте, хотя их отношения всегда были отношениями господина и слуги, что, впрочем, не мешало ни тому, ни другому. Они были неразлучны в течение восемнадцати лет. Будь Коллинз в артистической уборной в тот роковой день 1926 года, Гудини мог бы прожить еще не один десяток лет.
Закончив выступать в «Рут Гардене» в последнюю неделю августа, Гарри поспешил на борт «Кайзера Вильгельма II»(чтобы плыть в Британию. Отплытия Гудини всегда представляли собой волнующие сцены; он сердечно махал рукой матери, которая молча стояла на причале. В последнее мгновение Гарри еще раз подбегал к ней, чтобы обнять. Бесс и Коллинз в конце концов отталкивали его, трап поднимался, и корабль выходил из гавани. Мать и сын махали друг другу платками, пока судно не исчезло из виду.
Путешествие было спокойным, и Гудини с Коллинзом сели за работу уже в день отплытия. Они пытались создать усовершенствованный вариант молочной фляги. Тех же размеров, но без всяких потайных приспособлений, действующий по тому же принципу, что и котел. Распиливались мягкие скобы, после чего на их место ставились настоящие.
