Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы
За Гитлером должен был приехать Адольф Мюллер, владелец типографии, где печаталась газета «Фелькишер беобахтер». Он опаздывал. Пошел мелкий дождь. Гитлер поднял воротник плаща. Нет, не так он мыслил свое освобождение. Возможно, и без оркестра, но уж, во всяком случае, с цветами и речами. У него было такое ощущение, что он оказался в совершенно другой стране — настолько все вокруг было серо и обыденно. А ведь из тюрьмы вышел человек, который намеревался вдохнуть в Германию новую жизнь, новую энергию и новое содержание. Увы… никому он, похоже, уже не был нужен.
Не стала исключением и Бавария, еще год назад являвшая собой огромную арену быстро растущего и крепнущего национального движения. Теперь все изменилось, и недавние сторонники движения стыдились своих воспоминаний. У них была работа, хорошая зарплата, и все эти революции и движения остались, как они считали, уже в прошлом.
Мимо Гитлера прошел Эрих Мюзам, известный рабочий поэт и анархист. Судя по его потухшему взору, он тоже испытывал тоску по будущему, в котором красные были никому не нужны.
Появился «мерседес», и Генрих Гофман сделал исторический снимок, на котором впоследствии заработал кучу денег. Гитлер в последний раз взглянул на мокрое и поэтому казавшееся особенно угрюмым здание замка и сел в машину. «Мерседес» тронулся и помчался по мокрому шоссе в Мюнхен. Гитлер молчал. У него было такое ощущение, что он едет в никуда.
ЧАСТЬ IV
«БОГЕМСКИЙ ЕФРЕЙТОР»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В мюнхенской квартире Гитлера встретили Эссер и Штрайхер, что было весьма символично, поскольку именно эти двое пользовались самой дурной славой среди нацистов, многие из которых испытывали к ним брезгливость.
Поговорив о великогерманском народном сотрудничестве, которое Гитлер хотел сохранить, он отправился к Пенеру. Друзья были в ужасе: главный нацист Германии отправился к человеку, который предал движение и проголосовал за «новый Версаль», как правые называли план Дауэса. А ну как он сумеет переманить Гитлера?
Впрочем, продолжал Гитлер, «под одним врагом можно подразумевать нескольких». Гитлер произвел на Гельда благоприятное впечатление, и при встрече с министром юстиции Гюртнером тот сказал: «Бестия обуздана, теперь можно ослабить путы».
На следующий день Гитлер явился в помещение фракции блока «фелькише» в ландтаге и, поигрывая плеткой из крокодиловой кожи, пожурил ее членов за то, что они не вошли в состав баварского правительства.
— О чем вы думали? — спрашивал смущенных депутатов Гитлер. — Надо либо заседать в правительстве, либо стоять к нему в оппозиции! Третьего не дано!
Те только недоуменно пожали плечами. Виданное ли дело — «барабанщик» революции и недавний узник стал сторонником государственной власти, которая, возможно, впервые в своей истории ориентировалась на Берлин. Как и многие другие политики, они так и не поняли одной простой вещи: будучи революционером на словах, на деле Гитлер всегда искал покровительства со стороны власть предержащих. Вся история Гитлера была и будет историей его отношений с властью. Сначала это был рейхсвер, потом те самые баварские правители, которых он чуть было не склонил к походу на Берлин. Теперь Гитлер искал союза с новой баварской властью и буржуазией. И те, кто упрекал его, так ничего и не поняли в развитии страны. В условиях наступившей стабильности и ухода армии в тень на первые роли выходила буржуазия. Иного при развившейся экономике не могло и быть, и все призывы к отмене частной собственности теперь выглядели бы в высшей степени наивными.
* * *
Гитлер не зря обивал пороги власть имущих: своего он добился, и баварское правительство отменило запрет на деятельность его партии. Теперь перед ним стояла другая важная задача — соединить расколотую на группировки партию. Первым сдался Штрейхер, затем и остальные «раскольники».
27 февраля 1925 года Гитлер впервые после выхода из тюрьмы выступил в пивной «Бюргерброй». На этом сборище должно было произойти примирение блудных партийных сынов. Больно ударив по Людендорфу и его «двадцати целям», Гитлер определил главных врагов движения: еврейство и марксизм!
Выслушав восторженные аплодисменты, Гитлер перешел ко второму действию намеченного спектакля. Вызвав на сцену непримиримых врагов Эссера, Штрайхера и Динтера, с одной стороны, и Фрика, Буттмана и Федера — с другой, он со слезами умиления попросил их помириться и пожать друг другу руки.
— Этим рукопожатием, — прочувственно произнес Гитлер, — мы раз и навсегда кладем конец вражде среди наших лидеров!
До слез расчувствовавшийся Штрайхер произнес дрожащим голосом:
— Сам Бог вернул нам Гитлера, и те жертвы, которые мы приносим ему, мы приносим на самом деле немецкому народу!
Так Гитлер воссоздал нацистскую партию. Старыми в ней были ее программа, члены и вожди, изменился только устав. Отныне ни один член партии, какое бы место в партийной иерархии ни занимал, не мог бросить в своего вождя не только камень, но даже нелицеприятное слово.
Намечая сценарий своей пьесы, Гитлер собирался одним из действующих лиц спектакля сделать «почетного председателя» партии. Однако Дрекслер поставил условием изгнание Эссера, и Гитлер в сердцах послал «почетного председателя» ко всем чертям, но не особо огорчился. Дрекслер давно не играл в партии никакой роли, а еще через два года его имя будет забыто навсегда.
Труднее было с Г. Штрассером. Ни он сам, ни Людендорф на устроенный в пивной спектакль не явились. Генерал уже мало интересовал Гитлера, а вот с Г. Штрассером ему приходилось считаться. Он не только создал в Северной Германии целую сеть низовых партийных организаций, но и завязал тесные отношения с другими реакционными группировками, и прежде всего с руководителями Немецкой национальной партии Альбрехтом Грефом и графом фон Ревентловом. Он был депутатом рейхстага, и ему нельзя было запретить выступать публично. Немаловажную роль играло и то, что Г. Штрассер пользовался правом бесплатного проезда и имел возможность разъезжать с агитационными целями по всей стране. Гитлер при всем своем желании пока не мог порвать с ним. Если бы это произошло, он опять замкнулся бы в границах Баварии и не смог бы получить столь необходимую ему поддержку в других немецких землях. Формально попав под начало Гитлера, Штрассер получил во владение всю Северную Германию вместе с Берлином и право издавать собственную газету «Берлин арбайтерцайтунг», которую редактировал столь нелюбимый фюрером брат Грегора Штрассера Отто. Хлебнув в свое время горя с бывшими лидерами, Гитлер теперь преследовал одну цель — полнейшее подчинение партии. Что для этого было нужно? Когорта послушных ему вторых лиц, подбору которых Гитлер стал уделять особое внимание. «Цель оправдывает личность» — именно таким принципом руководствовался теперь Гитлер. Его мало волновали моральные качества его ближайших помощников, главное — все они должны быть объединены единой целью и преданны ему. Ничего другого ему не оставалось — порядочных и грамотных людей отпугивал один лишь вид того же Эссера или Рема, никогда не скрывавших презрения к общественной нравственности.
— Нет более гнусной лжи, — говорил Рем на одном из партийных выступлений, — чем так называемая общественная мораль. Я наперед констатирую, что не принадлежу к так называемым добросовестным людям, я не гонюсь и за тем, чтобы быть причисленным к ним. А к «нравственным» людям я и подавно не желаю принадлежать, так как опыт показал мне, какого сорта в большинстве случаев их «мораль»… Когда так называемые государственные деятели, народные вожди и прочие распространяются насчет морали, это обычно показывает лишь, что им не приходит ничего лучшего в голову… Когда на этом поприще подвизаются «националистические» литераторы известного пошиба, в большинстве случаев не побывавшие на фронте, то этому, конечно, можно не удивляться… Но если само государство претендует на то, чтобы своими законами властвовать над инстинктами и влечениями человека и направлять их на другие пути, то это представляется мне неразумной и нецелесообразной установкой профанов… И я хочу закончить свою речь теми самыми словами, которые произносит Ганс Сакс у Рихарда Вагнера: «Призраки, призраки, всюду призраки!»
Вот так, ни больше ни меньше! Дать полную свободу диким инстинктам и влечениям! И именно поэтому в окружении Гитлера оказалось достаточно мерзавцев всех оттенков и мастей. Иначе и быть не могло, и «единственное, что можно сказать в пользу этого поколения разнузданных вождей, — писал в своей книге «Путь НСДАП» Конрад Гейден, — это то, что их породило безвременье; оно взвалило на их плечи трагическую вину, которая оказалась сильнее их. Возможно, что и они, и их вина предусмотрены в плане истории».
