Самуил Штутман - На страже тишины и спокойствия: из истории внутренних войск России (1811 – 1917 гг.)
Самым знаменательным и драматическим событием первой четверти, да и всего XIX в., было восстание декабристов. Цели восставших, как впоследствии стало известно, были изложены в проекте Манифеста (найден в бумагах князя СП. Трубецкого), с которым они намеревались обратиться через Сенат к русскому народу. Манифест предусматривал: «уничтожение бывшего правления», свободу вероисповедания, «уничтожение права собственности, распространяющееся на людей» (т. е. отмену крепостного права), «уничтожение рекрутских и военных поселений», «отставку всех без изъятия нижних чинов, прослуживших 15 лет». Согласно Манифесту должно было быть создано Временное правление, которому «поручалось приведение в исполнение: 1. Уравнение прав всех сословий; 2. Образование местных волостных, уездных, губернских и областных правлений; 3. Образование внутренней народной стражи; 4. Образование судной части с присяжными; 5. Уравнение рекрутской повинности между всеми сословиями; 6. Уничтожение постоянной армии. 7. Учреждение порядка избрания выборных в палату представителей народных, кои долженствуют утвердить на будущее время имеющий существовать порядок правления и государственное законоположение»121.
Это был проект коренных демократических преобразований государства российского, в том числе и в области военного дела (под внутренней стражей, очевидно, подразумевались формирования, о которых говорилось в «Русской Правде» Пестеля).
Как же было воспринято восстание декабристов в Отдельном корпусе внутренней стражи? По-разному. Генерал-адьютант Е.Ф. Комаровский, как уже было сказано во введении, решительно стал на сторону императора Николая I против бунтовщиков. Полную лояльность новому монарху проявил и генерал-майор Б.Г. Пяткин. Оба оставили об этом событии свои впечатления122.
Комаровский был членом Разрядной комиссии, он же и бывший окружной генерал 2-го округа внутренней стражи, назначенный петербургским полицмейстером, И.В. Гладков участвовали в заседаниях Верховного уголовного суда, выносившего приговоры декабристам. За верную службу были поощрены деньгами офицеры (годовым жалованием), нижние чины (по 2 рубля) С.Петербургского жандармского дивизиона («в вознаграждение ревностного их служения и особенного усердия, оказанного во время бывшего замешательства 14 декабря 1825 года»). Указом императора от 21 апреля 1826 г. командир дивизиона подполковник фон-дер-Пален награжден орденом Св. Анны 2-й степ. и еще два офицера – тем же орденом 3-й степ.123
На юге близ Киева Васильковская инвалидная команда, принадлежащая к Киевскому внутреннему гарнизонному батальону, оказалась в водовороте событий, связанных с восстанием Черниговского пехотного полка, в котором во главе мятежников стали командир 2-го батальона подполковник Сергей Муравьев-Апостол, его брат Ипполит, отставной полковник, и прапорщик Полтавского полка Бестужев-Рюмин. Она проявила верность долгу и присяге, участвовала в аресте ряда причастных к восстанию офицеров. Ликвидации восстания помогли действия окружного генерала М.А. Коврегина и командира Черниговского ВГБ майора Черняка-Самойленко124.
Среди генералитета и офицеров ОКВС не было изобличенных участников декабристского движения, но это не исключало проявления сочувствия к нему, либо по отношению к ссылаемым по иным мотивам офицерам. Так, например, командир Московского ВГБ полковник Штемпель подвергся аресту на две недели за то, что он позволил в течение нескольких дней проживать в Москве ссылаемому в Оренбургский гарнизон «под присмотром» разжалованному из юнкеров в рядовые Ипполиту Завалишину (возможно родственник известного декабриста) и отправил его не этапом, а в сопровождении выделенного унтер-офицера на обывательской подводе125. Таких случаев было немало. Следует еще учитывать, что у тех же генералов и офицеров были знакомые или даже родственники, причастные к декабристскому движению126.
После подавления восстания свыше 120 его участников-офицеров было сослано на каторгу или поселение в Сибирь. Отправка началась в середине 1826 г. Их сопровождали фельдъегеря или жандармы. Солдат-участников восстания (их было около 3000, находившихся на Сенатской площади, и 869 арестованных солдат Черниговского полка), как правило, ссылали на Кавказ в сопровождении конвоев внутренней стражи, подобно тому, как это осуществлялось после подавления восстания Семеновского полка в 1821 г. (правда, тогда часть семеновцев попала на службу в батальоны ОКВС).
5. Кадровый состав внутренней стражи в 1811 – 1828 гг.
Немало тревог доставляло руководству ОКВС положение дел в самом корпусе. Как уже было сказано, Комаровский много ездил по стране, инспектируя батальоны и команды, проверяя деятельность окружных генералов.
Не менее напряженной была работа и начальников корпусного штаба, особенно генерала Пяткина. Из-за отсутствия документов невозможно в полной мере охарактеризовать деятельность в этом направлении окружных генералов. Судя по тому, что им не раз доставалось от руководства корпуса за упущения по службе, она не была достаточно эффективна. Два окружных генерала (де Мендоза Бутелло О.С. и Коврегин М.А.) были даже отданы под суд за непорядки и злоупотребления в подчиненных им батальонах127 (прил. 4).
Каждый раз Комаровский отчитывался перед военным министром и самим императором о своих инспекциях.
Результатами этих поездок были, в основном, исправления вскрытых непорядков и наказания виновных. Насколько можно судить по не полностью сохранившимся приказам и другим документам, круг его деятельности был достаточно широк. Его решения выносились как на основе личных наблюдений, так и по информации начальника корпусного штаба и других лиц. В этих случаях обычно приказ начинался со слов: «Дошло до сведения моею...» В центре внимания, как правило, находились его подчиненные солдаты и офицеры. Одних наказывал, других поощрял. Так, до него дошло, что в батальонах и командах часто меняются артельные, экономические и прочие книги учета. Он запрещает это делать, велит хранить и представлять при ревизиях. В другом приказе он запрещает ненужные вызовы командирами полков и батальонов начальников инвалидных и этапных команд, из-за чего происходят упущения в командах и, сверх того, эти люди «принуждены бывают при всей своей бедности истрачиваться немалозначащим количеством денег для проездов в передний и обратный путь и на собственное свое содержание». Он требует «всех состоящих налицо гг. офицеров при инспекторских смотрах в познаниях строевой службы экзаменовать, и кто окажется худо знающим, приказать его через исправного штаб-офицера обучать» и ему с «представлением по приложенной при сем форме ведомости рапортовать своеручною отметкою». Очень строго наказывает офицеров за пьянство, неправильное использование подчиненных, нечестность, лихоимство, нанесение обид местным жителям и т.п. При этом он издает один приказ: «О том, чтобы полковые и батальонные командиры при отдавании нижних чинов под суд поступали с крайней разборчивостью» и другой: «О том, чтобы при рассматривании судных дел над нижними чинами обращать особенное внимание на прежнее поведение и службу подсудимых». Он объявляет выговор командиру Таврического внутреннего гарнизонного батальона за волокиту с представлением документов на пособие жене умершего подпоручика, «через что вдова сия и дети ее с 1824 года до сего времени (май 1826 г. – С.Ш.) не получали еще следующего им от казны денежного пособия»128.
Он добился распространения правила о награждении знаком отличия Св. Анны за беспорочную 20-летнюю службу на нижних чинов внутренней стражи (ранее «многие из нижних чинов, – писал Комаровский, – участвовавших в славных военных подвигах от перехода во Внутреннюю стражу лишались дарованного армии преимущества»...129).
Комаровский приучал своих подчиненных командиров и начальников по-человечески относиться к солдатам, вникать в их нужды и заботиться о них. Интересен в этом отношении следующий приказ: «По представлению моему о имеющихся у рядового Перновской инвалидной команды Л. Индрика троих малолетних детей и родившихся у него 22 марта 1825 года еще трех дочерях, к пропитанию коих он не имеет средств, Государь Император Высочайше повелеть соизволил производить сему рядовому пенсион по 200 руб. в год и выдать в единовременное вспомоществование 500 руб. ассигнациями, о каковой Монаршей милости я приятным долгом себе поставляю объявить по вверенному мне корпусу»130.
Он щедро представляет нижних чинов к наградам за человеколюбивые поступки (отличие на пожаре, спасение тонувших и т. п.), благодарит командира Нижегородского ВГБ полковника Толя за отличную службу нарядов батальона на Нижегородской ярмарке «для соблюдения тишины и спокойствия»131.
