Александр Терещенко - Быт русского народа. Часть 2. Свадьбы
Невеста не отвечает им, но упрек подруг сильно трогает, и она стыдливо потупляет глаза в землю. Затем угощают других, и когда доходит очередь до свата, тогда поют:
Государь ты мой, батюшка,
И родимая матушка,
Уж вы всех потчуйте;
Одного гостя не потчуйте,
Уж вы свата лестливого.
Ходил же лестливый сват
Не путем, не дороженькой,
Он по заячьим тропочкам,
По собачьим лазеечкам,
Он полями по запольецам,
Деревнями по задворьецам.
Истоптал же лестливый сват
Трои лапти березовы;
Исподпирал же лестливый сват
Он три банные ожога[84].
Высок терем пошатился,
В другой раз поколотился,
Зауголки отпадали;
В третий раз поколотился —
Все оконеньки выпали.
Привелась-то я, молода,
Я у печки волъяшные,
Да у шесточка кирпичного.
Покатилася у меня
Моя буйная голова;
Опустилися у меня
Мои белые рученьки;
Подогнулися у меня
Мои резвые ноженьки.
Государь ты мой, батюшка,
Ты возьми свата за ворот,
Поведи свата за двери,
Повали его на дровни,
Да повези его на поле.
Ты подай свату борону,
Чтоб расчесал буйну голову.
Уже дай Боже сватушку
Ему за эту, за выслугу:
На печи бы заблудитися,
Сквозь напыльник провалитися,
Да во щах ему сваритися,
На поваренке бы свата вынули.
Киселем бы подавитися,
Да молоком бы захлебнутися.
Еще дай Боже сватушку,
Ему за эту, за выслугу,
Ему сорок бы сыновей,
Да пятьдесят ему дочерей,
Сыновей бы не женивать,
Дочерей не выдавывать.
Укоры не очень приятны свату, но он не сердится на девиц. Он еще старается задобрить их и рассыпает им лакомства и лесть. Подруги невесты перестают тогла издеваться над сватом.
По разъезде гостей укладывают в постель невесту ее подруги. Но она невесела; ее голова склонилась к груди: укор подруг не выходит из ее памяти. Не успели раздеть ее, и она со слезами и печальным голосом отвечает на упрек подруг:
Государыни свет мои,
Вы подружки-голубушки!
Мне не хмель в голову вступил,
Да не мороз к ретиву сердцу;
Пошла гроза молодецкая,
Да похвальба княженецкая.
Подруги утешают ее и потом расходятся по домам; на другой день те же подружки как голубки собираются ворковать с нею и причитать ей. Это бывает каждый день после сговора и продолжается до вечера.
Сколько подруги ни любят невесту, однако по обрядному обыкновению встречают ее с упреками, поэтому поют:
Среди широка двора
Стоит яблонь кужлявая.
Под этой под яблонью
Сидит красная девица.
Она собой похваляется,
Она собой поношается:
Из-под этыя яблонцы
Никому меня не вываживать
Ни кумовством и ни сватовством,
И ни крестным братовством.
Похвалялся добрый молодец,
Дворянин да отецкий сын:
«Уж я вывезу, вывезу,
Душу красную девицу
На своем добром коне».
Невеста видит теперь, что подруги, которые прежде так любили ее, покидают; ей остается несколько дней, чтобы разделить со своими голубушками свое горе, и она говорит им:
Красуйся, моя красота,
Веселись, буйна голова,
Радуйся, ретиво сердце
Покаместь-то я молода.
В своей воле вольною,
В своей неге нежною
У родимого батюшки,
Да у родимыя матушки,
У голубчиков милых братцев,
Да у сестриц у лебедышек.
Мне недолго посидети,
Да во душах красных девицах;
Мне не год же годовати,
Не зиму-то зимовати,
Не весну красовитую;
Мне не лето-то теплое,
Мне не летние празднички,
Мне гулять-красоватися,
С подружками, голубушками.
Все время до свадьбы невеста и ее подруги приготовляют подарки для жениха и родных его, для нее же шьют платье. Невеста грустит и задумывается, и печальные думы свои высказывает со слезами:
Уж я что засиделася?
На кого засмотрелася?
Не в саду загулялась,
Не на сад загляделася,
Не на яблонь кужлявую,
Не на грушу зеленую —
Я засиделась, молода,
Во высоком во тереме;
Загляделася, молода,
На подружек, голубушек;
И на их буйны головы,
И на их девьи красоты.
Как у них буйны головы,
Они гладко учесаны;
Как у них косы русыя
Во узоры выплетены.
По конец косы русыя
Алы ленточки вплетены;
А их девьи-то красоты,
Они баско[85] наложены,
И поставив поставлены.
Уж как я про ся думаю,
Про свою буйну голову.
Что моя буйна голова,
Одна не гладко учесана;
Как моя коса русая
Не в узоры выплетена,
По конец косы русыя
Голуба лента[86] вплетена;
Моя-то девья красота
Не баско наложена,
Не поставно поставлена;
Она растит себе крыльеце,
Посеребряно перьеце;
Она хочет улететь
Далече, во чисто поле,
Во раздолье широкое.
Да и сядет девья красота,
На березку кужлявую.
И пройдет же эта пора,
Это время минуется,
И придет холодная зима.
У зимы-то холодния
Будет весна красовитая;
У весны красовитыя
Будет лето-то теплое.
И пойдут мои подруженьки
По шелковые веночки
С топорами со острыми.
Подсекут эту березоньку,
Уронят девью красоту
На траву на шелковую.
Что и тут девьей красоте
Ей не место, не местечко,
Да не место красовитое.
И пойдут добрые молодцы
Со косами, со винтовками;
И подкосят шелкову траву,
И уронят девью красоту
Ее на щетку колючую.
Что и тут девьей красоте
Ей не место, не местечко
Да не место красовитое.
Она вспорхнет да и улетит
На болота зыбучие.
И сядет девья красота
На скрыпучее деревце.
Деревце расскрипуется,
Мое сердце растоскуется.
Что и тут девьей красоте
Ей не место, не местечко,
Не место красовитое.
Она вспорхнет да и улетит —
И полетит девья красота
Она на славную Сухоню,
И поплывет девья красота
Вниз по славной по Сухоне,
Из славной Сухони
Во матушку Вологду.
И приплывет девья красота
Ко Насону ко городу[87],
Ко девичью монастырю.
Тут и выйдет же старочка
За водою ключевою
С дубовыми ведрами:
Размахнет да и почерпнет —
И почерпнет девью красоту
Во ведерко дубовое.
И возьмет девью красоту
На свои руки белые.
Она станет выспрашивать:
Уж ты чья, девья красота!
Ты которого города?
Ты которыя волости?
Ты которыя деревни?
Ты которыя девицы?
Ты красно красовалася
У родимого батюшки,
Да у родимыя матушки[88]
Да у голубчиков милых братцев,
Да у сестриц, у лебедушек.
Хотя она принимается за работу и, кажется, забывает, что приготовляется для вековых запорук, однако это только кажется: ее мысли тревожные, они переносятся в будущность и развертываются в мрачных картинах.
Что вчера в эту пору,
Поранее малешенько
Мимо батюшкин широкий двор,
Мимо матушкин-то высок терем, Мимо мой темный кутничек[89],
Пролетел млад ясен сокол.
Он махнул правым крылышком,
Он черкнул сизым перышком:
Ты не плачь, не плачь, девица,
Не плачь, дочь отецкая.
На чужой-то на стороне
И повадно, и весело,
Все добры да и ласковы
До тебя, молодешеньки;
На чужой-то на стороне,
Три поля проса насеяны,
Три горы изнакочены,
Зеленым вином поливаны,
Весельем огорожены,
Радостью изподпираны.
И соколу не облетети,
Ты не красно красовалася
Без родимого батюшки,
Да без родимой матушки;
Ты темней ночи темной,
Ты черней грязи черной.
И конному не объехати,
А пешему не подумати.
Что вчера в эту пору,
Поранее малешенько
Мимо батюшкин широкий двор,
Мимо матушкин нов, высок терем,
Мимо мой темный кутничек
Пролетала лебедушка.
Она махнула правым крылышком,
Она черкнула белым перышком:
Ты поплачь, поплачь, девица,
Поплачь, дочь отецкая!
На чужой-то на стороне
Неповадно, невесело;
Все недобры и неласковы
До тебя, молодешеньки.
На чужой-то на стороне
Надо жить-то умеючи,
Говорить разумеючи,
Голову держать поклончиву,
Ретиво сердце покорчиво,
Молодому поклонится,
Старому покоритися.
На чужой-то на стороне
Растут леса-то вилявые,
Да живут люди лукавые,
Продадут да и выкупят,
Проведут да и выведут
Они тебя, молодешеньку.
Мой-то высок терем
На пути, на дороженьке,
На проезжей на улице,
Да близь славной Сухони.
Идут конные тут и пешие,
Чужи люди, не знамые.
И говорят люди добрые,
Что во этом во тереме
Сидит девица просватана;
Что у этыя девицы
Нет ни горя, ни кручины,
Нет печали великия.
Уж как я про ее подумаю,
Про свою буйну голову.
Как у меня горя, кручины
Полна буйная голова;
Много печали великая
В моем ретивом сердце.
Как по славной-то Сухоне
Идут суда купецкие
И корабли-то военные.
На родимой на стороне
Кораблям-то приплавище,
Молодцам-то пристанище,
Да красным девицам гулянье.
Уж я что сижу, задумавшись,
Чужих басен заслушавшись?
Говорят мои подруженьки,
Говорят мои голубушки
Про шитье, да про браньеце,
Про чистое да подельеце.
Уж как я про нее подумаю,
Про свою буйну голову.
Мне ничто-то на ум не идет:
Ни шитьеце и ни браньеце,
Ни чистое рукодельеце.
Дума душу побивает,
Одна дума с ума не идет —
Чужа дальняя сторона,
Да чужой отец с матерью,
Да дородный-то молодец.
Ах, ты вспомни-ка, матушка,
Как меня-то поносила,
Ты хлеба соли лишалася.
Ты еще вспомни-ка, матушка,
Как меня-то породила,
Ты скорой смертью кончалася,
Всем святым обещалася:
«Ты расти, расти, дитятко,
Добрым людям на завидость,
Отцу матери в честь, хвалу.
Когда вырастешь, дитятко,
Так заведу тебе, родимое,
Я по плечу платье цветное;
Да под лицо девью красоту
Я подведу пред окошечко.
Зелен сад с виноградьецом,
Да с кужлявою яблонью
И со сладкими яблоками.
Как теперь моя матушка
Ты все законы переступила
И все заветы переложила.
Хоть завела ты мне, матушка,
И по плечу платье цветное,
И под лицо девью красоту —
Вместо саду зеленого
Подвела под окошечко,
В чужу дальнюю сторону;
Вместо кужлявой яблони
Ты чужого отца с матерью;
Вместо сладких-то яблоков
Ты дородного молодца.
На проходе у нас белый день,
На закате красно солнышко,
На разлете красны соколы,
На разъезде добры молодцы,
Да на расход пошли подруженьки.
Я прошу вас, подруженьки,
Я прошу вас, голубушки,
На роду-то впервые,
Да на веку-то последние.
Посидите, подруженьки,
Посидите, голубушки,
Целый день да до вечера,
С вечера до полуночи.
Уж дам вам провожатого,
Я родимого батюшку;
Буде мало покажется,
Голубочка, мила братца
И сестрицу лебедушку.
Буде мало покажется,
Так и сама пойду молода.
И пошли мои подруженьки
Все по высоким по теремам,
Да по отцам, да по матерям.
Мне куда будет деватися?
Мне куда притулитися
Да от темной ноченьки?
Уж я стану молитися
Я родимому батюшке,
У резвых ног кататися:
Мы пойдем, сударь-батюшка,
Мы на тихие тишины,
Где бы ветры не веяли,
Где бы люди не видели
С чужедальния стороны.
Так проводит невеста и ее подруги каждый день, сидя за шитьем. Отец ее ездит в город для закупки вещей. Он привозит с собою не только съестные припасы, но платки и материи для подарков в день свадьбы.
