Фаина Раневская - Почему все дуры такие женщины
Истории из ее жизни
Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:
– В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.
Любопытные эпизоды«Зыбкина. Ах, ах, ах! Что ты мне сказала! Что ты мне сказала! То-то, я смотрю, девушка из лица изменилась, на себя не похожа.
Филицата. Все от любви, сердце ноет. И всегда так бывает, когда девушек запирают. Сидит, как в тюрьме, – выходу нет, а ведь уж в годах, уж давно замуж пора… Так чему дивиться-то?
Зыбкина. Да, да. Что ж вы ее замуж-то не отдаете? Неужели женихов нет?
Филицата. Как женихов не быть, четвертый год сватаются; и хорошие женихи были, да бабушка у нас больно характерна. Коли не очень богат, так и слышать не хочет, а были и с деньгами, так, вишь, развязности много, ученые речи говорит, ногами шаркает, одет пестро; что-нибудь да не по ней. Боится, что уважения ей от такого не будет. Ей, видишь ты, хочется зятя и богатого, и чтоб тихого, не из бойких, чтоб он с затруднением да не про все разговаривать-то умел; потому она сама из очень простого звания взята.
Зыбкина. Скоро ль ты его найдешь такого?!
Филицата. И я то же говорю. Где ты нынче найдешь богатого да неразвязного? Кто его заставит длинный сюртук надеть али виски гладко примазать? Вяжет-то человека что? Нужда. А богатый весь развязан и уж, обыкновенно, в цветных брюках… Ничего не поделаешь.
Зыбкина. Уж само собой, что в цветных, потому какая ж ему неволя!..
Филицата. Мудрит старуха над женихами, а внучка, между тем временем влюбилась да и сохнет сердцем. Кабы у нас знакомство было да вывозили Поликсену почаще в люди, так она бы не была так влюбчива, а из тюрьмы-то первому встречному рад: понравится и сатана лучше ясного сокола».
Раневская не была бы Раневской, если бы и здесь не нашла верного решения. Она разбивала первую сцену на множество крошечных кусочков и играла их «на контрастах».
Ее крылатые фразы
ПРО УХАЖЕРА. – У меня будет счастливый день, когда вы станете импотентом, – в сердцах сказала Раневская чересчур назойливому ухажеру.
РазговорыВспоминает Константин Михайлов: «Уже на девятом десятке жизни Раневская сыграла еще одну роль. Ведь она все время думала о дальнейшей работе, хотела играть. Обижалась, горевала, когда, щадя ее здоровье, редко назначали спектакли с ее участием. И вот сыграла добрую, хлопотливую, трогательную, смешную, но в чем-то гордую старушку – няню Филицату в пьесе Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше». Случилось так, что я был дежурным от художественного совета на том спектакле, когда она играла его в последний раз.
Пристально следя за ней, я видел, как трудно ей все давалось. Но в зале звенел смех, раздавались аплодисменты на каждое ее появление, на каждый уход со сцены – все было как всегда».
Истории из ее жизни
Одна из хороших знакомых Фаины Георгиевны постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с сослуживцем, которого звали Симой. Периодически он ее бросал, она регулярно обливалась слезами после очередной ссоры, время от времени делала от него аборты. Благодаря Раневской к молодой женщине приклеилось прозвище: «Жертва Хера Симы». (Хиросима – город в Японии, который был подвергнут в 1945 году атомным бомбардировкам вооруженными силами США. – Ред.)
Последние дниФаина Георгиевна Раневская умерла 19 июля 1984 года.
Последние свои дни она провела в Кремлевской больнице. Оторвался тромб, врачи предлагали операцию, но она отказалась.
Ее навещали друзья, коллеги. А она тосковала по своей собаке Мальчику, пела и страшно боялась умирать…
Последней с ней виделась Марина Неелова: «Она без нас, а мы без нее! Я успела только попрощаться. Теперь всегда буду помнить эту палату, ее, спящую и держащуюся за треугольник, висящий из-под потолка, ее руки, похудевшие, с пятнышками на коже, но крепкие и нежные…»
Неелова тоже пыталась уговорить Раневскую на операцию, но безуспешно. Прощаясь с ней, Раневская сказала: «Благослови вас Господь, деточка. Будьте счастливы!» Это были ее последние слова. Она умерла на следующий день, в 10.30 утра.
Некрологи по случаю ее смерти появились во всех центральных газетах. Ее славили, вспоминали ее роли, Сталинские премии, ордена, вклад «в развитие театрального и киноискусства». А зрители вспоминали все ту же ненавистную ей «Мулю»…
Похоронили Раневскую, как она и хотела, на Новом Донском кладбище, в той же могиле, где уже покоилась ее сестра Белла…
После смерти Фаины Георгиевны ее давняя подруга, выдающаяся грузинская актриса Верико Анджапаридзе, напишет:
«Дорогая моя, любимый друг, Фаина!
Вы единственная, кому я писала письма, была еще Маричка – моя сестра, но ее уже давно нет, сегодня нет в живых и вас, но я все-таки пишу вам – это потребность моей души. Думая о вас, прежде всего вижу ваши глаза – огромные, нежные, но строгие и сильные – я всегда дочитывала в них то, что не договаривалось в словах. Они исчерпывали чувства – как на портретах великих мастеров. На вашем резко вылепленном лице глаза ваши всегда улыбались, и улыбка была мягкая, добрая, даже когда вы иронизировали, и как хорошо, что у вас есть чувство юмора – это не просто хорошо, это очень хорошо – ибо кое-что трагическое вы переводите в состояние, которое вам нетрудно побороть, и этому помогает чувство юмора, одно из самых замечательных качеств вашего характера.
Фаина, моя дорогая, никак не могу заставить себя поверить в то, что вас нет, что вы мне уже не ответите, что от вас больше не придет ни одного письма, а ведь я всегда ждала ваших писем, они нужны были мне, необходимы…
Я писала вам обо всем, что радовало, что огорчало.
И я лишилась этого чудесного дара дружбы с вами, лишилась человека с большим сердцем, видевшего творческую сторону жизни.
Моя дорогая, очень любимая Фаина, разве я могу забыть, как вы говорили, что жадно любите жизнь! Когда думаю о вас, у меня начинают болеть мозги. Кончаю письмо, в глазах мокро, они мешают видеть. Ваша всегда Верико Анджапаридзе».
Из разговоров Раневской
Забыть такое нельзя, сказать об этом в книге моей жизни тоже нельзя. Вот почему я не хочу писать книгу «о времени и о себе». Ясно вам?
* * *Меня спрашивают, почему я не пишу об Ахматовой, ведь мы дружили…
Отвечаю: не пишу, потому что очень люблю ее.
* * *Три года писала книгу воспоминаний, польстившись на аванс 2000 рублей с целью приобрести теплое пальто.
… Книгу писала 3 года, прочитав, порвала.
Книги должны писать писатели, мыслители или же сплетники.
* * *Жизнь отнимает у меня столько времени, что писать о ней совсем некогда.
О своей жизни…Жизнь моя прошла около, все не задавалось. Как рыжий у ковра.
* * *Ничего, кроме отчаяния от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
* * *Больше всего в жизни я любила влюбляться.
* * *– Как вы живете? – спросила как-то Ия Саввина Раневскую.
– Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову, – ответила Фаина Георгиевна.
* * *Большой это труд – жить на свете.
О жизни вообщеЖизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном.
* * *Жизнь – это затяжной прыжок из п…ды в могилу.
* * *Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.
* * *Жизнь бьет ключом по голове!
Про одиночествоРебенка с первого класса школы надо учить науке одиночества.
* * *Одиночество как состояние не поддается лечению.
* * *Спутник славы – одиночество.
* * *Как-то раз, беседуя с Ией Сергеевной Саввиной по телефону, Раневская сказала: «Я так одинока, все друзья мои умерли, вся жизнь моя – работа… А я работаю трудно, меня преследует страх перед сценой, будущей публикой, даже перед партнером. Я не капризничаю, девочка, я боюсь. Это не от гордыни…
* * *…Все, кто меня любил, не нравились мне. А кого я любила – не любили меня. Кто бы знал мое одиночество… Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной. Моя внешность испортила мне личную жизнь.
Последние годы жизни* * *День кончился. Еще один напрасно прожитый день никому не нужной моей жизни.
* * *Ничто так не дает понять и ощутить своего одиночества, как когда некому рассказать сон.
* * *Нет болезни мучительнее тоски.
* * *…Я часто думаю о том, что люди, ищущие и стремящиеся к славе, не понимают, что в так называемой «славе» гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре.
