Евгений Вышенков - Крыша. Устная история рэкета
На следующий день Кумарин и компания пришли не с одним, а сразу с тремя станками. Среди них были и Николай Гавриленков, Валерий Дедовских, недавно освободившийся из тюрьмы боксер Геннадий Петров,
Вячеслав Дроков, борец-вольник Андрей Рыбкин, все тот же Лукошин, брат Гавриленкова Виктор, Андрей Сергеев и Алексей Косов из Великих Лук. Вслед за ними на рынке один за другим стали появляться другие, тоже уже известные узкому кругу персонажи: Артур Кжижевич из Карелии, Коля Алексеев из Перми и компания из Воркуты: Омет, Сироп и Битый Глаз.
Каждая компания работала на себя, но по вечерам они отдыхали __/ все вместе в одних и тех же заведениях. Малышеву пришлось смириться с наступившей демократией. Ни о какой вражде и дележе места не могло быть и речи. Как-то Марадонна ехал на такси по Выборгскому шоссе, его машина попала в аварию и перевернулась. Через 15 минут ее уже с хохотком ставили на колеса случайно проезжавшие мимо Андрей Рыбкин и Александр Баскаков.
Все бы ничего, но десяток станков с наперстками создавал на рынке слишком много шума, и, кроме того, там все время сновали другие мелкие жулики и карманные воры. Граждане активно сигнализировали, и к лету Девяткино разогнала милиция.
СОСИСКА
До мая 1988 года Некрасовский был обычным колхозным рынком города Ленинграда, там продавали по большей части молочные продукты, овощи и фрукты. Но сразу после выхода закона о кооператорах второй этаж отдали под торговлю вещами. И его буквально в течение нескольких дней наводнили пуссеры, танкеры и вареные джинсы.
Источником этого изобилия были все те же цеховики, которые поставляли товар на Галеру, а продавали его или нанятые продавцы, или кто-то из ближайшего окружения поставщика: сестры, соседи, подруги. Немного позже к ним присоединились и первые челноки. К этому времени ленинградская барахолка была уже непредставима без наперсточников. На Некрасовский первыми крутить колпаки пришла компания выходцев из южных республик: Мушег Азатян по прозвищу Резаный, Куанч Бабаев и Мага. Куанч и Мага — мастера спорта по классической борьбе.
Идея переезда с закрывшегося Девяткино на Некрасовский принадлежала Кумарину. Не чувствуя в себе сил справиться с конкурентами, он поделился ею с Малышевым. В итоге в первые летние дни 1988 года на Некрасовкий рынок заявились Кумарин с Дедовских и Гавриленковым и Малышев с Челюскиным и Кудряшовым. Кавказцы сдались только после драки. Им по-братски оставили треть второго этажа. На другие две трети переселилась вся толпа наперсточников с Девяткино.
На Некрасовском, который стал первым в городе торговым центром, народу было море, и мало кто мог пройти мимо заманчивой возможности выиграть деньги в простую игру. Малышев с подачи Александра Крупицы по прозвищу Крупа, приятеля Артура Кжижевича, пригласил крутить колпаки двух жонглеров из цирка на Фонтанке. У Кумарина эту роль исполняли Геннадий Андреев (Клубника) и Вячеслав Дроков (Зинка). Те и другие лихо шутили, зазывая народ на аттракцион-залипон:
— Прилетел к вам из Америки, на зеленом венике. Веник распался, а я здесь остался.
— Кто глазки пучит — ничего не получит.
— Тетя Алина прислала три миллиона. Один себе забрать — оба вам отдать.
— Купите газету ТРУД — там скажут, где деньги растут.
— Вот туз. А вот ваш картуз.
— Все будет честно, без обмана. Как у волшебника Сулеймана.
— Мужчина без денег — мужчина бездельник.
— Мужчина без риска — мужчина сосиска.
Прибаутки нравились даже проигравшим — во всяком случае, из числа тех, у кого водились деньжата.
Некоторые из них, не жалея проигранных пятидесяти рублей, жали руку нижним и благодарили за науку. Однако, в отличие от Энергетиков и Девяткино, на Некрасовский рынок потянулись и те граждане, которые жили на одну зарплату. В самом центре Ленинграда впервые появились легальные магазинчики с яркими импортными вещами. Многие приходили сюда просто посмотреть на это изобилие. Они, конечно, больше других хотели выиграть 25 рублей в наперстки, а на деле проигрывали свои последние деньги. Самыми жалкими оказывались небогатые домохозяйки. 25 рублей для них были большой суммой, в кармане обычно больше четвертака и не бывало, так что, проиграв его, они старались отыграться и закладывали святое — обручальное кольцо. Разумеется, мгновенно расставались и с ним. Понимание того, что пропажу будет сложно объяснить мужу, приходило чаще всего слишком поздно. Многие из женщин в такой ситуации, желая вернуть драгоценность во что бы то ни стало, предлагали наперсточникам сексуальные услуги прямо в соседних парадных.
Молодых спортсменов подобные предложения коробили, соглашаться они на них не могли, но и возвращать проигранное из милости им тоже не хотелось. Не столько потому, что было жалко вещей, сколько ради соблюдения принципа. Вели они себя по-разному. Дроков к таким клиентам не испытывал никакого сочувствия — не возвращал никогда, ничего и невзирая ни на что. Анджей, наоборот, иногда еще до начала игры отводил в сторону какую-нибудь обреченную домохозяйку и шептал: «Беги отсюда!»
Каждый день сотни людей, проигрывая, рыдали на первом этаже рынка. Будучи зачинщиками всего этого беспорядка, концессионеры не могли не принимать в расчет законодательство и правоохранительные органы — строго по графику они сами приходили в Смольнинское РУВД для составления протоколов об административном нарушении и платили штраф в 50 рублей. А тех, кто подходил в штатском, предъявлял корочки и пытался получить мзду, просто били. Кто-нибудь кричал: «Карманник!» — и ему поддавали.
В июле этого же 1988 года в компанию Кумарина Лукошин привел Михаила Глущенко, боксера из Ташкента, уже ранее обвиненного в изнасиловании, но избежавшего наказания благодаря тому, что судебно-медицинская экспертиза признала его невменяемым.
Дмитрий Костыгин, родился в 1972 году, акционер «Ленты»В 1988 году, по-моему в конце мая или начале июня, я приехал в Ленинград и заехал на Некрасовский рынок. Я только начал заниматься подобием бизнеса — как все — джинсы, кроссовки. К этому времени заработал первый свой дайм одной монетой и храню его до сих пор. В моих действиях еще не было логики, одни телодвижения.
На втором этаже рынка увидел наперсточников. До этого я их наблюдал в Нижнем Новгороде. Тогда я относился к этому как к шоу. Что-то вроде упражнения на зоркость. Никакой опасности вокруг играющего я не почувствовал — все залихватски так, с улыбочкой, с куплетами. Что-то наподобие: «Несложные движения для головокружения».
Поставил 25 рублей и не угадал, под каким колпаком шарик. Не обиделся, сам виноват. Мне была предложена призовая игра, но я поостерегся. Вначале думал, что нужно быть внимательней. Я же пацаном еще был и реальность интерпретировал косо. А так как мне нужно было присмотреться к товарам, то побродил, потолковал с купцами, внимательней прищурился на игру, и кое-что дошло. Не надо быть Пуаро, чтобы со стороны минут за десять все понять.
Тут ко мне подходят два лба, предложили 10 пар кроссовок по дешевке. Я сразу предупредил, что денег при себе нет. Мы отошли на улицу, где товар должен был лежать в машине, там они мне и объясняют: мол, они боксеры — это инновация такая, и что с меня деньги, а шансов у меня нет. Я улыбаюсь и повторяю, что денег с собой не ношу. Они обыскали. Я «признался», что все деньги у приятеля. Они объявили мне 100 рублей, очевидно за то, что хотел купить и нажиться на их доброте. И мы пошли искать моего друга. Пока искали, я успел подойти к милиционеру в форме — сунул ему пятерку, он их шугнул, и я ушел.
Все верно — начало рынка на Некрасовском рынке.
Я, ЗИН, ТАКУЮ ЖЕ ХОЧУ
Бывшие спортсмены все больше и больше становились похожи на чекистов двадцатых: стали брить головы и носить кожаные куртки. Главным их сходством была тяжелая цепь: те и другие добывали себе золото на шею, отбирая его у населения.
Первыми применение бесчисленным цепочкам, кольцам, серьгам и браслетам, оставленным проигравшими, нашли Зинка и Клубника. В один из летних дней они появились на рынке в тяжеленных, с палец толщиной, золотых цепях. И все, кто был вокруг, разумеется, тут же им позавидовали и захотели носить нечто такое же.
Ювелирные мастерские на улице Бармалеева и у Витебского вокзала на Серпуховской улице заработали на полных оборотах. В диалогах спортсменов стали часто звучать слова «бисмарк» и «якорка», обозначающие плетение. Позже «картье».
Однако главным, конечно, было не оно, а вес нового украшения. Стала ходить молва, что где-то видели парня с 300-граммовой корабельной цепью. Всего через полгода появляться на людях без цепи на шее будет уже неприлично, она станет тем же, что погоны на форме военного или узор на одежде эскимоса, только будет нести в себе куда более примитивную информацию: братан или не братан.
