Владимир Сборник - Император Николай II. Тайны Российского Императорского двора (сборник)
Придя на рассвете к Порт-Артуру, мы стали на якорь по диспозиции, данной контр-адмиралом Реуковым [255] , державшим флаг на крейсере «Адмирал Нахимов». Часа через два после нашего прихода пришел английский отряд также из 2-х крейсеров и одной лодки и стал по точно такой же диспозиции, но так, что очутился между нашими судами и берегом, т. е. как бы прикрывая берег от нас.
Контр-адмирал Реуков получил от начальника эскадры сведения о сильном возбуждении в Англии против предполагаемого захвата нами Порт-Артура и о возможности начала военных действий. И действительно, вопреки обычаю, старший английский командир не счел нужным сделать визит нашему адмиралу, что подтверждало на практике натянутость отношений между Россией и Англией.
Через несколько дней положение разъяснилось и адмирал Реуков получил извещение, что острый момент миновал, так как Англия согласилась на захват нами полуострова, и немедленно от английского крейсера отвалил вельбот с командиром, решившим сделать, наконец, традиционный визит. По входе на палубу командир английского крейсера был очень любезен, объяснив, что срочные дела помешали ему иметь удовольствие познакомиться немедленно с адмиралом, но теперь он освободился, и закончил свой визит приглашением устроить на этих днях увеселительный пикник на берегу, так как стоять на этом рейде очень уж тоскливо.
Через несколько дней англичане ушли и мы остались единственными хозяевами положения.
Вскоре в Порт-Артур подтянулась вся эскадра с начальником ее, который приказал крейсеру «Адмирал Нахимов» приготовиться к переходу в Россию, куда крейсер вызывали для капитального ремонта и перестройки.
Перед самым уходом крейсера, не запрашивая моего согласия, приказом начальника эскадры я был переведен снова на крейсер «Адмирал Нахимов», что означало скорое возвращение на родину.
После сурового адмиральского смотра, на котором начальник, не скрывая, высказал командиру нашему свое неудовольствие плохим состоянием крейсера во всех отношениях, мы ушли в Нагасаки за углем, а затем тронулись в дальний путь через Гонг-Конг, Сингапур, Коломбо, Аден и Суэц на родину.
По пути мы встречали несколько раз наши боевые корабли, подтягивающиеся на усиление Тихоокеанской эскадры, и в том числе и броненосец «Наварин». Таким образом, оправдалось мое пророчество. Плавание наше было отличное в смысле морском, так как шли мы почти все время при дивной погоде, что обыкновенно бывает ранней весной, но очень тяжелое в нравственном отношении, так как и командир и старший офицер, воспользовавшись дальностью расстояния до высшего начальства, перестали стесняться и на крейсере творились дивные дела, благодаря которым я твердо решил по приходе в Россию уйти из флота, где командиры могли заниматься хозяйственными оборотами, приносящими пользу их собственному карману, а в строевом отношении руководствоваться не уставами и положениями, а тем, «чего моя левая нога захочет».
В первых числах мая месяца 1898 г. мы, наконец, увидели родной Финский залив и, не доходя Кронштадта, свернули в Биоркэ-Зунд с целью простоять там несколько дней и привести крейсер в полный порядок к предстоящим смотрам.
Не успели мы, по постановке на якорь, начать чистку, мытье и окраску, как пришла телеграмма от Главного Морского штаба с приказанием следовать немедленно в Кронштадт, так как Главный Начальник флота Великий Князь Алексей Александрович собирается ехать на отдых за границу, а перед отъездом желает сделать смотр крейсеру.
На другой же день на рассвете мы снялись и к 9 часам утра стояли уже на якоре на Большом Кронштадтском рейде. Как только мы прошли входные бочки, к борту подошел катер Штаба Порта с адъютантом штаба, который, войдя на палубу, поздравил с приходом и сообщил, что Великий Князь вчера уехал за границу, а главный командир сейчас в Петербурге у Государя и неизвестно, когда вернется. Поэтому было условлено, что крейсер будет ожидать посещения главного командира вплоть до сигнала на мачте Штаба Порта с разрешением иметь сообщение с берегом, что будет означать о невозможности главному командиру посетить крейсер в этот же день.
Благодаря этому, по постановке на якорь крейсер спустил только паровой катер, на котором командир в полной парадной форме поехал на берег для явки по начальству, а мы все остались на крейсере в ожидании возможного смотра.
Около 5 часов вечера после бесплодного и нудного ожидания, когда у большинства офицеров на берегу были семьи, ожидавшие их по три и больше года, с вахты прислали сообщить радостную весть, что поднят сигнал с разрешением иметь сообщение с берегом, т. е., что означало, что смотр откладывается на другой день.
Немедленно было приказано снять парадную форму, а матросам первосрочное обмундирование, затем спустить второй паровой катер, на котором все свободные офицеры отправились на берег. В том числе был и я. Подходя к воротам гавани, мы встретили наш же катер с командиром, который по свойственной ему вежливости на наше отдание чести отвернул голову в другую сторону. Идя дальше, мы встретили катер с главным командиром генерал-адъютантом Казнаковым [256] и двумя дамами, направляющимися, по-видимому, на рейд. Это заставило нас остановиться и обсудить вопрос, что делать, но, приняв во внимание, что командир прошел мимо, ничего нам не передав, а главный командир идет с дамами, было решено, что последний просто делает частную поездку по рейду, где в это время собралось несколько кораблей из заграничного плавания. Таким образом, решили идти дальше и сойти на берег.
На другое утро мы узнали, что, рассуждая логично, мы оказались неправыми и что главный командир сделал смотр крейсеру, оставшись крайне недовольным отсутствием офицеров. Командир наш, вместо того, чтобы правдиво изложить начальнику, почему это произошло, взвалил всю вину на гг. офицеров, заявив, что большинство уехало самовольно. Кроме того, оказалось, что подход катера главного командира не был своевременно замечен вахтой, почему чуть-чуть не спустили на него баркаса, а, заметив ошибку, растерялись и бросили баркас в воду с большой высоты, почему переломалась стрела и чуть не убила гребца на баркасе. Главному командиру пришлось самому первому подать помощь раненому. Дамы на катере главного командира оказались женами наших офицеров, которые стояли на пристани в ожидании съезда мужей.
Главный командир, увидя их, предложил им проехаться с ним и раньше увидеть мужей своих, на что они, конечно, с радостью согласились. А мужья их шли на нашем катере и прошли мимо своих жен, не узнав их после трехлетней разлуки.
Та к встретила наша главная база корабль, проплававший около 7 лет за границей.
Начался ряд смотров всевозможных начальствующих лиц, перед окончательным смотром особо назначенной комиссии, производящей смотр по особой установленной программе.
С этой целью наш крейсер и еще три корабля, тоже возвратившиеся из заграничного плавания, перешли в Биоркэ-Зунд, имея на своем борту комиссию. На переходе от Кронштадта до Биоркэ был произведен ряд учений одновременно на всех кораблях, как, например, спуск шлюпки для спасения упавшего за борт человека и т. п. На якоре в Биоркэ всем кораблям то всей комиссией, то отдельными ее членами делался самый точный экзамен по всем отраслям. Закончился смотр боевой стрельбой в открытом море по плавающему щиту. Здесь наш крейсер отличился особенно, расстреляв три щита, которые адмирал не приказал даже подымать, настолько они были избиты.
Таким образом, только через 5 дней мы вернулись в Кронштадт, чтобы после последнего смотра Государя Императора ввести крейсер в гавань и там его разоружить.
Царский смотр состоялся в один день всем 4 судам, вернувшимся из заграничного плавания, и прошел обычным порядком. Больше часа пробыл у нас Государь [257] с Императрицей, осматривая корабль до мельчайших подробностей и произведя целый ряд учений.
После бессчетных смотров, Высочайший смотр показался самым легким, а Государь и Императрица были как всегда бесконечно милостивы и ласковы, благодаря личный состав за службу и долгое заграничное плавание.
На другой же день крейсер ввели в гавань, и началось разоружение и завоз всего инвентаря по магазинам, на что было дано определенное время.
IV.
Совершенно неожиданно для себя я получил срочное предписание Штаба Порта выехать в г. Либаву [258] для явки на учебное судно отряда Морского Кадетского Корпуса «Князь Пожарский», на котором я когда-то сам плавал кадетом.
Пришлось немедленно выехать в Либаву, где я и явился к своему новому месту службы.
Учебное судно «Князь Пожарский» когда-то было грозным бронированным крейсером, вооруженным 8 орудиями 8’’ калибра и 2–6’’. Теперь же орудия были сняты, судно давно не ремонтировано и плавало только 3 месяца в году специально для практики кадет Морского Корпуса.
Оказалось, что судно задержалось в Либаве специально ради меня, так как настолько был велик некомплект в офицерах, что затруднительно было плавать. Немедленно после моей явки мы снялись и вышли в море, направляясь в Финский залив.