Вокруг Света - Вокруг Света # 7-2005 (2778)
Рассудительные немцы не стали закрывать автомобильное движение и даже на короткое время превращать улицу в пешеходную зону. Под Липами все-таки проходит один из главных транспортных маршрутов, соединяющих западный и восточный Берлин. Без нее объединившийся в 1990-м город вновь распался бы на две части. Так что ремонтникам приходится день-деньской сновать между автомобилями, что, впрочем, не требует тут особого искусства. Водители вежливо притормаживают, завидев одну из небольших «штурмовых строительных групп», человек по 5—10, оснащенных большим количеством «малой техники». Главный в такой группе, как водится, прораб, причем его основная задача – не подгонять подчиненных, а контролировать качество сделанного. Все должно быть строго по технологии. Самый страшный грех – опережение графика (не поощряется, конечно, и отставание от него). То, за что в СССР давали премии и знамена, карается в ФРГ увольнением с работы. В общем, расслабляться не приходится. Однако прораб Юрген все же отвлекся нехотя от своих дел – пресса имеет право знать, чем они занимаются.
Занимаются вот чем: на три метра расширяют пешеходную часть – вскоре машинам придется потесниться. Одновременно идет замена «сантехники»: старые, еще ГДРовские стальные трубы режут автогеном и заменяют сверхсовременными из керамики и пластика. Особенная гордость – филигранное изменение угла дождевого стока, – оказывается, это очень важно для улучшения дренажной системы улицы. Свою фамилию Юрген назвать отказывается – субординация. Начальство наверняка обидится, что его, а не чиновников из муниципалитета упомянули в известном русском журнале. Я жму жесткую, как лопата, ладонь служивого немецкого прораба и спешу по развороченному проспекту своей дорогой.
А именно – в бывший Арсенал-Цейхгауз, в кафе, где мне надо повидаться с профессором археологии Гумбольдтовского университета Армином Ене, крепким и энергичным, как все археологи, бородачом. Встреча и дружеская, и деловая. Мы с Ене оба специалисты по реституции художественных ценностей, разбросанных по миру в годы войны. Он – автор книг о Генрихе Шлимане. А мне еще в советские времена удалось доказать, что самая знаменитая находка первооткрывателя Трои, клад Приама, не погибла, а с 1945 года покоится в запасниках Пушкинского музея в Москве.
То есть нам есть что вспомнить, тем более в таком подходящем месте. Автор лучшего барочного здания в Берлине, Цейхгауза, Андреас Шлютер был также и одним из создателей Янтарной комнаты – символа русских военных утрат. Этот шедевр прусских резчиков долго хранился в королевском Арсенале – до 1717 года, когда в качестве подарка Петру I от Фридриха-Вильгельма I (наш царь отдарился тогда двухметровыми русскими гренадерами для королевской гвардии) он отправился в Россию и далее в легенду, которая до сих пор волнует сотни кладоискателей. Но неоспоримый след «восьмого чуда света» ныне, пожалуй, можно найти только здесь, во внутреннем дворе Цейхгауза, который виден из окна кафе. Каменные маски умирающих воинов на стенах – родные братья янтарных умирающих воинов, украшающих панели Янтарной комнаты. У них общий отец – тот же Шлютер.
Реминисценция IV21 марта 1943 года полковник Рудольф фон Герсдорф вошел в Цейхгауз. Под мундиром у него была спрятана бомба с часовым механизмом, установленным на взрыв через десять минут. После этого в замкнутом каменном мешке Двора умирающих воинов вряд ли кто-нибудь остался бы в живых. Нескольким офицерам-заговорщикам из Группы армий «Центр» удалось устроить Герсдорфа сопровождающим Гитлера по выставке советской трофейной техники в Военном музее Цейхгауза. Полковник согласился погибнуть вместе с тираном.
Но – не удалось. Едва взглянув на стрелковое оружие во внутреннем дворе, Гитлер заявил, что ему интереснее русские танки и вышел на улицу. Там, в так называемой Каштановой рощице, между Арсеналом и Новой караульней, стояли захваченные тридцатьчетверки. Фюрер быстро залез в танк, чтобы в одиночестве рассмотреть механизмы. По иронии судьбы вражеская броня спасла бы его от бомбы Герсдорфа. Поняв это, заговорщик попросил у удивленного Кейтеля разрешения отлучиться в туалет и в последнюю минуту перед взрывом успел разрядить бомбу.
После краха нацизма Военный музей в Арсенале решением Союзной комиссии был упразднен как рассадник прусского милитаризма. Многие экспонаты вывезли в СССР. Самым ценным приобретением московского Исторического музея оказались тогда личные ордена Наполеона, захваченные прусским фельдмаршалом Блюхером на поле Ватерлоо (они и сейчас в здании на Красной площади). А в Цейхгаузе тем временем устроили постоянную экспозицию под более общим названием – Немецкой истории. Естественно, она трактовалась как последовательный путь к созданию в классовой борьбе первого социалистического государства на германской земле. К нашим же дням на смену идеологии пришла скучноватая либерально-демократическая политкорректность, где есть место и милитаризму, и социализму.
Но главным экспонатом, по словам Армина Ене (лучшего рассказчика о берлинской истории, чем этот уроженец ГДР, выпускник МГУ и уважаемый ученый ФРГ, я не знаю), было и остается само здание, причем не только старинные, но и современные его части. В 2003 году знаменитый создатель пирамиды в Лувре, американский архитектор китайского происхождения Йоминг Пей, пристроил сзади к Цейхгаузу авангардный выставочный комплекс. Его внутреннее пространство – настоящий шедевр архитектуры, которыми, вообще, довольно бедна Унтер-ден-Линден. Кстати, еще одна особенность этой улицы: ее «внутренняя» архитектура интереснее «внешней». Благодаря необычным резким ракурсам объемов и острым теням, которые отбрасывают стальные конструкции стеклянной крыши, пространство выставочного комплекса Цейхгауза очень динамично и даже агрессивно. И трудно поверить, что все это Пей придумал в 86 лет…
Немецкий дух под липами: между муштрой и поэзиейПродолжая путешествие по местам «битв за историю» Под Липами, мы с Ене приблизились к Нойе Вахе – Новой Караульне, или просто «вахе», как здесь говорят. Классицистическое произведение самого именитого из берлинских архитекторов Шинкеля изначально было задумано как казарма для кайзеровской охраны замка. Последний император Германии Вильгельм II, как все Гогенцоллерны обожавший церемонии и пышные мундиры, часто сам сопровождал выход караула. Церемония эта в начале прошлого века соперничала по популярности с разводом гвардии у Букингемского дворца в Лондоне и как бы негласно символизировала мощь немецкой армии.
А после поражения страны в 1918 году ничего не оставалось, как превратить казарму в Памятник павшим. В Веймарской республике он назывался Местом поминовения павших в Мировой войне, в Третьем рейхе – Монументом чести героям, павшим в Мировой войне, в ГДР – Монументом трагедии жертв фашизма и милитаризма. Сейчас на фронтоне выбито – «Центральный мемориал Федеративной Республики Германии» и чуть ниже «Жертвам войны и насилия». «Конкретных виновников насилия предпочли не указывать, – комментирует Ене, – но зато на специальной доске перечислены все категории жертв немецкой истории, от цыган до гомосексуалистов. Но за исключением коммунистов, которым в свое время тоже досталось!»
И при Гитлере, и при ГДР у Новой Караульни стояли навытяжку бравые военные. Сейчас остались только полицейские в штатском, как правило, щуплые и незаметные. Но, проходя мимо этого здания, любой немец чуть подбирается, и в нем начинают проглядывать черты солдата. То ли строгая архитектура Шинкеля, то ли «гений места» производят такое магическое действие? То ли дело просто в близости Караульни к Университету, где учится много крепких молодых блондинов?
С другой стороны, неизвестно еще, где причина, а где следствие: ведь Казарма и Университет – два столпа прусской государственности, и их соседство совсем не случайно. Главные действующие лица немецкой истории – чиновник и офицер, – перед тем как попасть в Контору и на Плац соответственно, обычно проводили положенные годы в стенах высшей школы. А Фридрих Энгельс, например, умудрялся даже одновременно служить в полку, чьи квартиры были расположены недалеко от Унтер-ден-Линден, и учиться в Берлинском университете имени Фридриха-Вильгельма, который много позже, в 1945 году, был переименован в честь замечательных энциклопедистов Александра и Вильгельма Гумбольдтов (на пару эти братья «закрывают» все области человеческого знания, от лингвистики до минералогии). «Здание, как вы понимаете, было сильно разрушено в войну. От Александра Гумбольдта осталось только вот это», – Армин Ене указал мне на прекрасное дерево гинкго в левом углу университетского двора. Неутомимый естествоиспытатель привез его сюда с Дальнего Востока так давно, что оно успело вдохновить Гете: «Этот листик был с Востока в сад мой скромно занесен и для видящего ока тайный смысл являет он» – строки написаны о листике гинкго в форме сердечка. «Вообще, это древнейшее лиственное растение на земле сохранилось еще с мезозойской эры. И практически с тех же времен – символ воссоединения влюбленных», – пошутил мой спутник. «А для немцев послевоенного поколения – еще и возрождения народа».
