Владимир Куценко - Тревожные будни
— Хотя дискуссия и полезна, — поднялся Розенталь, — но мне кажется, что мы несколько отвлеклись от основного вопроса. Я думаю, нам следует принять предложение Карла Петровича и выделить группу сотрудников, которой и поручим розыск злоумышленников, совершивших ограбление ризницы.
— Не вижу, кому это можно доверить, — нервно ходя по кабинету, отозвался Маршалк. — Или вы хотите, чтобы этим занялся лично я?
— Зачем же так, Карл Петрович, — мягко ответил Розенталь. — У вас и других забот немало. Людей подберу я, причем сегодня же. В отряде моряков, присланных нам в помощь Центробалтом, есть замечательные ребята, как, впрочем, и среди местных красногвардейцев. Вам останется лишь хорошенько проинструктировать их, ну и, естественно, при необходимости впредь давать нужные советы.
— Да, нелегкое бремя взваливаете вы на мои плечи, — поморщился Маршалк. — В няньку хотите меня превратить, Карл Гертович.
— Думаю, до этого не дойдет. Народ у нас в уголовно-розыскной милиции головастый. Сами по ходу дела поймут, что к чему.
— Районные комиссариаты милиции поставлены в известность о краже и приметах похищенного? — спросил Рогов.
— Да, мы с Карлом Петровичем сделали это сразу же, как только стало известно о происшедшем, — ответил Розенталь. — На поиск воров нацелен весь личный состав.
— Хорошо, — одобрил Рогов. — Да и в другие города разошлите специальный циркуляр.
— И это делается, Михаил Иванович.
— Прекрасно. — Рогов поправил очки и тоже встал. — Хочу еще раз подчеркнуть, — он взглянул на Маршалка, — что дело это имеет большую политическую важность. Наш долг найти и вернуть народу украденные у него сокровища. Я не оговорился: сокровища создал народ, и они по праву принадлежат ему, а не духовенству. В декрете Совета Народных Комиссаров «О свободе совести» четко и ясно сказано, что никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Все имущество их объявляется народным достоянием. И еще: не нужно быть оракулом, чтобы предсказать, какой шум поднимут завтра писаки из «Русских ведомостей», «Нового слова», «Раннего утра» и им подобных изданий вокруг этого происшествия. Они-то постараются обвинить в случившемся большевиков.
Рогов взглянул на часы:
— Ну, не буду больше вас задерживать. Всего хорошего. А я сейчас на заседание президиума Моссовета. Вопрос о краже из ризницы включен в повестку дня.
Простившись с гражданским комиссаром, Маршалк и Розенталь вышли на улицу. Уже совсем стемнело.
— Давай, Васильевич, в Знаменский, — садясь с Маршалком в поджидавший у подъезда автомобиль, сказал шоферу Розенталь.
Трое из уголовного розыска
Рогов как в воду глядел, предсказывая реакцию на кражу из ризницы различных буржуазных изданий. Утром следующего дня быстроногие мальчишки, сгибаясь под тяжестью полных сумок, шумели на площадях и главных улицах Москвы громче обычного. Москвичи давно привыкли к сообщениям о вооруженных налетах, грабежах и убийствах, которыми буржуазные газеты изо дня в день пичкали своих читателей, но то, что выкрикивали сегодня разносчики газет, не могло не насторожить даже самых равнодушных.
— Разгром патриаршей ризницы!
— Россия лишилась своих древних сокровищ!
— Советы в смятении!
Да, это была настоящая сенсация. Газеты расхватывались и тут же, на улице, жадно читались. Многие читали вслух. Вокруг таких мгновенно возникали группки слушателей. И конечно, недостатка в комментариях прочитанного не было.
— Одну минуточку, господа, одну минуточку! — восклицал высокий и худой, слегка сгорбленный чиновник в форменной шинели почтового ведомства. — Сейчас, сейчас, ищу самое главное, — с лихорадочной поспешностью проглядывал он «Русские ведомости». — Ах, да, вот оно: «В советских кругах, прикосновенных к Кремлевскому управлению, разгром ризницы вызвал большое смятение». Вы понимаете — большое смятение! — повторил чиновник, подняв для большей убедительности большой палец.
— Может, из них же кто и причастен, прости меня, господи? — перекрестился стоявший рядом монах. — Раз бога не признают, супостаты, значит, и на господнее имущество могли польститься.
— Даже вполне такое может быть, — поддакнул толстяк в суконной поддевке. — Комиссаровым женкам украшения спонадобились. Ну и... — Оглянувшись, он увидел, что шедшие мимо рослый, плечистый матрос с деревянной коробкой маузера на боку и молодой парень, по виду из гимназистов, при его последних словах сбавили шаг.
— ЧК! — шепнул толстяк и поспешил выбраться из толпы.
Заторопились в разные стороны и остальные.
— Ну и сволочи! — в сердцах сплюнул моряк, глядя в быстро удалявшиеся спины.
— Правильно вчера комиссар говорил, — сказал его спутник, — злорадствовать будет обыватель и всякая контра, большевиков во всем обвинят. Жаль, Корней, что ни тебя, ни Ивана на оперативном совещании не было.
— Так мы же с хлопцами банду Кольки Французова брали, — ускоряя шаг, пояснил матрос. — Вот тип, в четырнадцатом году его осудили за 15 убийств и 30 грабежей. Дали двадцать лет каторги. Керенский его пожалел, выпустил из тюрьмы, и он снова за старое взялся. Отстреливался, гад! Милиционера одного ранил. Ну, мы двоих его дружков положили, остальные сдались... А что, на оперативке интересно было?
— Маршалк рассказал о результатах осмотра колокольни, назвал приметы некоторых украденных вещей и велел захаживать в ювелирные магазины и мастерские, на рынках смотреть, расспрашивать швейцаров и другой персонал ресторанов и гостиниц.
— Ишь ты! — сказал матрос. — Все это мы и без него уже знаем. Потом что было?
— Карл Гертович выступил. Огромной, говорит, политической важности задача перед всеми нами стоит. Преступники замахнулись на авторитет молодой Советской власти, в том числе нашей пролетарской милиции, в интересах и на радость внутренней контрреволюции и мировой буржуазии. Хотя и сам факт кражи нам никак нельзя не принимать во внимание, потому что уж очень большую ценность имеют, для народа те сокровища, в которые древние русские умельцы вложили, может, всю душу. Ну и высказал наш комиссар надежду, что преступников мы непременно разыщем.
— Ясен курс.
— Комиссар сказал, что ты — Корней Орлов, Иван Нефедов и я освобождаемся от всяких других дел и перебрасываемся на розыск уворованного из ризницы. Ну и, поскольку ни тебя, ни Нефедова вчера при этом не было, поручил мне ввести вас в полный курс дела.
— Выходит, Александр Петрович Ковалев, вы у нас сегодня за начальство будете, — улыбнулся матрос.
— Выходит, — в тон ему ответил товарищ.
Александр Ковалев, которого за молодость и застенчивую улыбку звали в уголовно-розыскной милиции не иначе как Сашей, с головой окунулся в водоворот бурного семнадцатого года. Коренной москвич, сын кадрового слесаря, он заканчивал гимназию, когда произошла Февральская революция. Вместе с товарищами отца — рабочими депо выбивал на Тверском из здания градоначальника юнкеров, был ранен — пришлось полежать в госпитале. Там он и увидел впервые комиссара Розенталя. Тот пришел навестить раненых, а заодно поискать охотников на службу в милицию. Оправившись от ран, Ковалев разыскал в 3-м Знаменском переулке дом, в котором размещалась уголовно-розыскная милиция, и с того дня накрепко связал с ней свою дальнейшую судьбу.
Здесь он встретил Ивана Нефедова, работавшего до милиции помощником машиниста на Рязано-Уральской железной дороге. Тот был на несколько лет старше Александра. В декабре семнадцатого они сдружились с Корнеем Орловым, прибывшим в Москву из Петрограда, как он любил говорить, по личному указанию Владимира Ильича Ленина. В данном случае Орлов нисколько не преувеличивал. Узнав о разгуле бандитских шаек в Москве, Владимир Ильич попросил Центробалт помочь московской милиции навести в городе порядок. Балтийцы снарядили отряд моряков, который влился в Московский уголовный розыск...
Через несколько минут друзья скрылись за дверью широко известного в то время в Москве здания по 3-му Знаменскому переулку. Иван Нефедов уже был на месте.
— Вот что, друзья, запомните, какие вещи нам искать надо. — Ковалев развернул бумажку и начал читать: — Покров на гробницу царя Михаила Федоровича из красного бархата с восьмиконечным крестом. Кайма из зеленого бархата, расшитая жемчугом. Осыпанная бриллиантами ладаница. Мстиславово евангелие XII века. Евангелие 1648 года в золотом окладе весом более пуда, украшенное бриллиантами. Царский, времен Иоанна Грозного, золотой наперсный крест. Золотые сосуды, чаши, блюда. Изумруды величиной с голубиное яйцо, цейлонские сапфиры, много жемчуга. Еще не все подсчитано. Но уже наверняка можно сказать, что унесено несколько пудов ценностей.
— Как же они сумели все это вынести? — спросил Нефедов. — А что, часовой ничего не слышал?
