Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет
Неподалеку фотограф возился с камерой, готовил вспышку и выставлял экспозицию, а прочие сановники между тем сгрудились вокруг Сина – позировать. На коллективный портрет попадут семеро, но в фокусе – только три центральные фигуры: Син; Чхве Ын Хи, вышедшая за него замуж девять лет назад; а между ними – новый президент Южной Кореи генерал Пак Чои Хи.
Президенту Паку исполнилось сорок четыре года. Был он маленький, ушастый и с пронзительными темными глазами под тяжелыми веками. Он пришел к власти в результате военного переворота ровно год назад, 16 мая 1961 года. До того гости, бродящие сейчас по его лужайке, тоже толком его не знали: он был генерал-майором с достойным послужным списком и без политического опыта. Однако он пятнадцать лет, прошедших с раздела любимой страны, наблюдал, как она погружается в нищету, коррупцию и хаос, и у него сложились обширные планы государственного толка. Пак Чон Хи вырос в деревне на самом юге, среди простого люда – патриотов, которые обладали дисциплиной и трудолюбием и требовали от властей того же. На посту президента Пак Чон Хи первым делом арестовал десятки коррумпированных чиновников и предпринимателей и отправил их маршем по улицам Сеула с плакатами-сэндвичами «Я – КОРРУМПИРОВАННАЯ СВИНЬЯ!». Народ тотчас полюбил Пака всей душой – и за это, и за обещание ратифицировать новую Конституцию в 1962 году, а спустя еще год провести президентские выборы. Пак нередко появлялся на публике (вот как сегодня) – чтобы примелькаться и познакомиться с игроками ключевых отраслей, в том числе и киноиндустрии, которые помогут ему изменить имидж Южной Кореи на международной арене. Для большинства Южная Корея оставалась печальной страной третьего мира: ей нечего было предложить всем прочим, и она плотно сидела на игле гуманитарной помощи. Однако награда, присужденная Сину, намекала на более радужные перспективы. И поэтому сегодня на сцене Сеульского общественного центра свой приз за лучший фильм Син и Чхве получили из рук президента Пака.
Появление этой пары на сцене зал встретил овацией. Син поставил и спродюсировал фильм, а Чхве сыграла главную роль – как и в большинстве других фильмов мужа. Син прославился лентами о женщинах (которых обычно играла Чхве) и для женщин – сеульских и провинциальных народных масс, самой рьяной части зрительской аудитории. В представлении публики муж и жена были неразделимы – все знали и эту блестящую пару и их совместную компанию, единственную южнокорейскую киностудию «Син Фильм» с горящим факелом на логотипе.
На сцену Чхве поднялась первой – тонкий намек на современность отношений супругов. Низко поклонилась президенту Паку – и даже, криво улыбнувшись, опустилась на одно колено. Президент и Первая леди рассмеялись над этой нахальной пантомимой раболепия. Син остановился у жены за спиной и неохотно кивнул президентской чете – еле нагнул голову. Признание он любил; любил и общаться с сильными мира сего. А вот кланяться им – от этого Сина отчетливо передергивало. Может, потому что он вообще ни капли не доверял политикам. В конце концов, он вырос в Корее, которую пожрала Японская империя, – и страну, тринадцать веков сохранявшую суверенитет, колонизаторам отдали эти самые политики. В семнадцать лет Син уехал учиться в Японию, а по возвращении обнаружил, что домой возврата нет, поскольку его родной город внезапно очутился вообще в другом государстве, в Северной Корее – и все из-за козней политиков. Левые, правые – все они на одно лицо: неизбежное зло, терпи их и по возможности пользуйся ими к своей выгоде.
Может, в этом все дело. А может, Син просто не любил, когда в центре внимания оказывался кто-то другой.
На лужайке Синего дома Син расправил плечи и глянул на Чхве. Та беседовала с гостями и выглядела ослепительно – длинное темное платье, созвездие украшений притягивает взгляд к груди – можно подумать, низкое декольте завораживает недостаточно. (Первая леди, напротив, надела традиционное платье ханбок — длинное и ниже талии громоздкое, бедра и ноги прячутся под бесчисленными складками, воротник под горло.) Густые темные волосы Чхве забраны назад, лицо открыто. В ушах блестящие серьги, тщательно наложенный макияж подчеркивает эти поразительные темные глаза и полные губы.
Чхве прославилась задолго до режиссера Сина и президента Пака – она с успехом играла на сцене под конец Второй мировой войны, еще в единой Корее. С тех пор имя Чхве не сходило со страниц таблоидов и журналов о кино. В тяжкий период Корейской войны с 1950-го по 1953 год Чхве со сцены развлекала войска по обе стороны фронта, и ходил слух, что она была войсковой девкой – вечерами пела и плясала перед солдатами на сцене, а ночами разоблачалась в солдатских койках. Другой слух гласил, что почти всю войну Чхве была любовницей американского генерала. После перемирия случился новый скандал: Чхве ушла от первого мужа – пожилого и уважаемого оператора, туберкулезника, с войны вернувшегося инвалидом, – к молодому, красивому и еще ничего не добившемуся Син Сан Оку. Едва Син заполучил в примадонны Чхве, его удача устремилась в поднебесные выси, а их совместные фильмы, тонкие и глубокие, мгновенно превратили Чхве из скандальной женщины легкого поведения в сокровище нации.
Фотограф замахал руками, веля всем сдвинуться ближе и замереть. Щелкнула вспышка, и камера обессмертила этих троих, которым – каждому на свой лад – предстояло вывести южнокорейский кинематограф из тьмы безвестности к свету мирового признания. На портрете Син стоит, заложив руки за спину и расправив плечи, улыбаясь гордо и дерзко. Подле него президент – прямой как штык, черный костюм сливается с сумраком (слабенькой вспышки не хватило высветить фон), лицо застыло загадочной и довольно зловещей маской.
А Чхве стоит, слегка повернувшись вправо, и зачарованно, безотрывно глядит на мужа.
2. Режиссер Син и госпожа Чхве
«Свою жену Я называю госпожа Чхве, – много лет спустя писал Син, – в знак уважения и любви».
Они познакомились в Тэгу, в 150 милях к югу от Сеула, во второй половине 1953 года, через несколько месяцев после окончания Корейской войны. За период военных действий Сеул четырежды переходил из рук в руки, и всякий раз отступавшие взрывали мосты и ровняли дома с землей; американцы так жестоко бомбили Пхеньян, что к перемирию в городе сохранилось лишь три крупных здания. Тэгу, однако, всю войну находился под контролем ООН и серьезных разрушений избежал; даже теперь, вскоре после боев, здесь можно было гулять в парках, учиться в школах, жить в домах и – что для Сина и Чхве важнее – ходить в театры.
В тот вечер Син занял кресло в одном из городских залов, предвкушая спектакль. Пьеса не особо волновала Сина: он пришел присмотреться к звезде Чхве Ын Хи – хотел позвать ее сниматься в своем втором фильме, полудокументальной «Корее», о красоте страны, ныне славной в основном войной, нищетой и разрухой. Чхве Ын Хи уже была известной актрисой, но Син знал о ней немного. Пьеса оказалась приключенческой – то акробатика, то бои на мечах. Посреди представления, вспоминает Син, Чхве упала. Зал ахнул. «Я пулей кинулся на сцену», – рассказывал Син. Он опустился рядом с Чхве на колени, спросил, что с ней. Она не ответила, и Син на глазах потрясенной публики взвалил ее на плечо и понес в ближайшую больницу.
Чхве упала в обморок от изнеможения; после врачебного осмотра они с Сином разговорились. Состояние Чхве его встревожило: она была измучена и явно недоедала. Ее муж не мог работать – вернулся раненым с войны. И Чхве сказала, что бедна – до того бедна, что не хватает на отопление в доме. Син, всю жизнь мечтавший о славе и успехе, и не подозревал, что столь знаменитая актриса может так бедствовать. Но она терпела и все свои чувства изливала в работу, а это он уважал, этим он восхищался. Син рассказал, что приступает к съемкам «Кореи», – не хочет ли Чхве у него сыграть? Он был молодой режиссер – ни репутации, ни удач, Чхве сомневалась, и тогда он предложил ей большой гонорар – насколько мог себе позволить. Она согласилась.
«У него была чудесная улыбка, – позже писала Чхве о встрече с молодым дерзким кинорежиссером. – Казалось, он знать не знает, что такое невзгоды и тревоги». Ее сцены в «Корее» снимались в основном в Сеуле; Чхве и Син много времени проводили вместе, на съемочной площадке или в кафе: Чхве курила, смотрела на прохожих, говорила об актерстве и кино, а Син распространялся о своих амбициях и замыслах, о том, что мечтает руководить независимой студией, как в Голливуде «золотого века», и снимать что вздумается. Когда Чхве вернулась в театр, Син встречал ее после каждой репетиции и провожал домой; они не торопясь бродили по улицам и иногда задерживались до самого комендантского часа – приходилось, точно подросткам, прошмыгивать в дом, чтобы их не застукали.
Одни приходят в шоу-бизнес, жаждая блеска, другие – ненасытно желая быть центром внимания. У Чхве и Сина дело обстояло иначе: оба они всю жизнь страстно любили свою работу. Чхве рассказывала, как в детстве увидела спектакль в Пусане и тут же влюбилась в театр, а ее консервативный отец не одобрил ее наклонностей, поскольку в Корее актрисы традиционно считались немногим лучше куртизанок. Кроме того, долг каждой уважающей себя девушки – выйти замуж и растить детей. Чхве, совсем юная, но уже упрямая, сбежала из дома за мечтой и добилась успеха. В ответ Син рассказал ей о детстве в Чхонджине, на севере страны, и как он еще мальчиком влюбился в кино, сидя в шатре передвижного кинотеатра, который переезжал из города в город и показывал фильмы иностранцев – Жоржа Мельеса, Чарли Чаплина, Д. У Гриффита и Фрица Ланга. Затейливый, гипнотический ритуал: мужчины настраивали проектор, один фокусировал объектив, другие вручную пропускали кинопленку через машину; мальчишки таскали туда-сюда тяжелые яуфы, какой-нибудь ребенок обмахивал веером стариков, потеющих в душной палатке. Во время фильма артист пёнса сопровождал повествованием немые черно-белые картинки, мелькавшие на экране – в волшебном окне, за которым был неведомый мир закаленных мужчин, прекрасных женщин и редких комичных бродяг; мир, где мужчины скакали на лошадях по бескрайним пустыням, а преступники облапошивали друг друга в людных городах, где дома высились под небеса и переплетались лучи света. Между показами экран поливали водой – остужали, чтоб не загорался.
