Джон Баддели - Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860
Конфликт между Персией и Турцией был бы на руку России, если бы она объявила войну Турции. Однако Александр I, вовсе не жаждущий войны с Турцией, стремился избежать этого. Он отправил Ермолову письмо с поручением как следует разобраться в этом. Ермолов, у которого были причины быть благодарным Мазаровичу, яростно, но не вполне убедительно защищал его, и вопрос замяли. Однако у нас есть собственное признание Мазаровича, что он надавил на персов, так что нет сомнений в том, что он несет главную ответственность за начало военных действий.
0 предвзятом отношении Ермолова к Англии наглядно свидетельствует его переписка того периода. 9 ноября 1821 года он писал Нессельроде относительно попыток англичан смягчить гнев Аббас-Мирзы против турок: «Конечно, Аббас-Мирза, мусульманский правитель, не мог помышлять о том, чтобы направить свой гнев против последователей Христа (это якобы явилось поводом к войне), и нельзя даже сомневаться в том, что в соображениях британского правительства коммерческие интересы перевесили зов крови погубленных христиан».
1822 год запомнился главным образом переносом центральной части линии на левый берег Терека, то есть на территорию Кабарды, и последующими волнениями в этой области и неизбежной карательной экспедицией. В ее ходе Ермолов «разрушил и разграбил всю Кабарду, так что сейчас их (кабардинцев) насчитывается не более 10 000 человек»[49].
Этот год также запомнился аннексией Карабаха или Шуши, этой богатой провинции, разрушенной негодным правлением и постоянными войнами, ставшей легкой добычей политики Ермолова. Ссора между ханом и ближайшим претендентом на престол привела к угрозам со стороны России. Хан встревожился и предпочел сбежать. Его враг был отправлен в ссылку, и к концу 1822 года подконтрольные царю территории увеличились еще на одну провинцию (для этого оказалось достаточно простого провозглашения этого факта). Из всех ханств независимость сохранял лишь Талиш – его правители были неизменно враждебны Персии.
На следующий год многочисленные интриги привели к предательскому убийству полковника Верховского Аммалат-беком, племянником шамхала, чьей наградой должна была стать рука прекрасной принцессы Салтанет, дочери Ахмет-хана. Аммалат-бек, хоть и был государственным узником, завоевал полное доверие и даже дружбу Верховского, убил его во время конной прогулки и бежал в Хунзах, столицу Аварии. Однако там он узнал, что его преступление было не только жестоким, но и бесполезным. Хан был мертв, а его вдова прогнала несчастного любовника прочь[50].
У Аммалата оказалось много сторонников, и снова было необходимо отправлять экспедицию против бесчисленных племен, живущих между Шахмалатом и Аварией. Генерал-майор Крабб разрушил Каранай, но под Эрпели потерпел неудачу и вернулся в Кафир-Кумык, а его место занял полковник Евреинов. Последний был атакован превосходящим по численности врагом, но сумел полностью разбить его, потеряв только 3 офицеров и 43 рядовых. Тем не менее Ермолов, обеспокоенный известиями из Дагестана, сам прибыл туда в октябре. Одного присутствия мрачного «Ярмула», пусть даже с небольшим отрядом, было достаточно, чтобы поставить восставших на колени. Войска встали на квартиры в зимнем Дагестане, заняв деревню Мехтули, где, по крайней мере, для офицеров время проходило весьма приятно в обществе местных жительниц.
Однако это не означало, что Ермолов бездельничал. Он уже начал осознавать опасность, исходящую от все растущего религиозного фанатизма. Эта опасность больше не могла ускользнуть от его внимания. По его инициативе шамхал принял Саид-эфенди, которого Ермолов не раз (под покровом ночи) пытался склонить на службу интересам России, и небезуспешно. Более того, он поручил Аслан-хану, правителю Кази-Кумуха и Кюрина, наблюдать за передвижениями русских войск. Он стремился заручиться лояльностью и поддержкой влиятельных людей Дагестана – либо избавиться от них. Эта политика, помимо всего прочего, привела к пусть неуверенной, но все же негативной реакции со стороны Александра I.
В то время в Кайтаге жил некий Абдулла, зять шейха Али, бывшего правителя Дербента. Там еще не прекратились мелкие волнения и беспорядки; процветали грабежи и разбой на дорогах; причем основным виновником был назван Абдулла. Все попытки схватить его провалились, и Крабб, который командовал русскими войсками в этом районе, назначил за него (живого или мертвого) награду. После этого Махмед-хан, сын усопшего правителя Адиль-Гирея, решил способствовать уничтожению Абдуллы при условии, что ему отдадут бывшие владения отца. Получив согласие Ермолова, Махмед с несколькими сподвижниками ночью двинулся к дому своей жертвы и заложил мину на нижнем этаже, который, как это было принято в Дагестане, использовался как конюшня и место хранения ненужных вещей. Когда раздался взрыв, Абдулла, его жены и дети погибли на месте, за исключением старшего сына Зоала, который отсутствовал в это время, и младшего (совсем крошки, который спасся буквально чудом). «Известие о взрыве дома, где погибли 16 невинных людей из-за одного виновного, крайне огорчило меня», – писал Александр Ермолову. На это его верный полководец ответил: «Другого способа покончить с этим негодяем не было. И никто не может назвать абсолютно невиновными тех, кто давал Абдулле приют и помогал ему в разбойничьих вылазках».
В Дагестане воцарился мир и длился вплоть до начала войны с Турцией в 1828 году. Однако Кавказ был похож на многоголовую гидру, а Ермолов при всей своей силе и энергии не был Геркулесом. Когда он думал, что горы наконец-то покорены, ему бросали вызов леса. Чечня так и не покорилась России и, доведенная до отчаяния регулярными попытками русских взять ее под контроль и решимостью Ермолова покончить с ее независимостью, подняла восстание и в 1824 году начала открытые военные действия. Мусульманский фанатизм нашел себе благодатную почву в Чечне, вобрав в себя всю ненависть и недовольство, которые уже давно зрели там среди жителей лесов. Кстати сказать, русские считали религиозный фанатизм истинной причиной этого и подобных ему вооруженных выступлений. На самом же деле он играл в этом лишь второстепенную роль. Основной причиной была роль русских как захватчиков и завоевателей – или, как говорят сейчас, цивилизаторов. А мусульманство, какую бы серьезную роль оно ни играло с тех пор, лишь раздувало уже существовавшее пламя. Газават никогда не был бы объявлен на Кавказе, если бы русские вели себя как мирные и дружественные соседи.
Ермолов поделил линию на две отдельные зоны – правую и левую. Последняя, включавшая территории, омываемые Тереком и его притоками, находилась под контролем генерала Грекова. Это был талантливый и энергичный человек, но еще более жестокий и бесцеремонный, чем его шеф. В течение 6 лет, начиная со строительства в 1818 году Грозного, Греков отдавал всего себя выполнению приказов Ермолова. Были построены крепости; срублены или прорежены леса, что давало русским доступ к наиболее важным аулам; враждебно настроенные деревни были уничтожены, а русское законодательство со всей силой обрушилось на тех, кто жил по законам гор. Короче говоря, Греков, судя по всему, действовал в полном соответствии с угрозами Ермолова «уничтожать аулы, вешать заложников, уничтожать женщин и детей». Какова бы ни была вина чеченцев, ни один беспристрастный читатель не будет сомневаться в том, что наказание было чересчур жестоким. Незамедлительным результатом этих мер было восстание 1824 года, сигнал к которому дал прорицатель, который был, вероятно, лишь игрушкой в руках Бейбулата, популярного лидера, которому якобы явился ангел от самого Аллаха. Фарс был так невероятен, что в него могли поверить только те, кто сам хотел обмануться. Здесь мы имеем еще одно доказательство того, что религиозный фанатизм был лишь средством достижения цели, которая была вполне светской: избавление от врага, единственным достоинством которого была религиозная толерантность. Русский генерал прибегнул ко всем своим обычным методам, но – безрезультатно. Один из лидеров движения был публично запорот до смерти; другие – до полусмерти[51].
Однако никакие наказания не могли произвести на врага сколько-нибудь серьезного впечатления. Восстание распространилось от Сулака до верхней Сунжи, в него включились даже жители Аксая, то есть – часть кумыков. Войск, находившихся в распоряжении Грекова, было недостаточно, чтобы справиться с таким мощным движением. Однако подкрепления не ожидалось, поскольку многочисленные завоевания Ермолова не давали армии, расквартированной в Дагестане и Закавказье, сидеть без дела. Одновременно на Западе восстала Кабарда, а Кубани угрожали черкесы и родственные им племена. Греков метался взад и вперед, но чеченцы все время ускользали от него или несли лишь незначительные потери, а 9 июля 1925 года они достигли успеха, моральный эффект от которого был просто потрясающ. В тот день русский полководец прибыл в Аксай с небольшим отрядом. Жители внешне выразили полную покорность, однако скоро большая часть их бежала и присоединилась к восставшим в соседнем лесу. Той же ночью объединенный отряд численностью в 2000 человек напал на Амир-Хаджи-Юрт, маленькую крепость на берегу Терека. Гарнизон был захвачен врасплох, и из 184 офицеров и рядовых две трети были убиты или взяты в плен. На следующий день победители появились у крепости Герзель. К тому времени их численность увеличилась до 5000 человек. Отряд осадил крепость. Гарнизон состоял из 500 человек под командованием майора Пантелеева, храброго и энергичного человека. Хотя обороняющихся было слишком мало, а нападающим удалось направить Аксай в другое русло, тем самым лишив гарнизон свежей воды, они сумели выдержать осаду до 15 июля, когда им на помощь пришел 1,5-тысячный отряд под командованием генералов Лисаневича и Грекова. На следующий день русские командиры пригласили оставшихся жителей соседней деревни Аксай, чье поведение во время осады было более чем сомнительным, прийти и подчиниться русским. У Лисаневича был список имен наиболее влиятельных жителей деревни, которых он хотел арестовать и наказать. Греков, знавший характер местных жителей гораздо лучше, указал на недопустимость этого, поскольку это лишь вызовет раздражение кумыков и подорвет их доверие к русским властям. Лисаневич не хотел, однако, слушать никаких доводов. 16-го все мужчины Аксая (300 человек) пришли в крепость, где не предприняли никаких мер предосторожности. Большая часть гарнизона находилась за пределами крепости. Два русских генерала в сопровождении нескольких офицеров вышли навстречу местным жителям, многие из которых были вооружены. Лисаневич сразу же начал оскорблять их на местном наречии, которое хорошо знал, обвиняя в предательстве. Он угрожал убить всех наиболее виновных из них и начал вызывать их по списку, который он держал в руке. Первые двое вышли вперед и без слов отдали ему свои кинжалы. Однако третий, некий Учар-Хаджи, которого считали главным преступником, отказался выйти вперед. Когда же он отказался отдать свое оружие, Греков вышел из себя и, приказав своим людям схватить негодяя, ударил его по лицу. В мгновение ока Учар выхватил кинжал и вонзил его в живот Грекову, убив его на месте. Затем он нанес две раны Лисаневичу, который скончался спустя два дня, и другим офицерам, которых потом изрубили на куски. Очевидно, что все же спланированного заговора не было, поскольку толпа быстро покинула крепость. Лисаневич отдал приказ гарнизону преследовать их, и солдаты уничтожили всех до единого человека, хотя большинство из них были сторонниками России.
