Илья Долгихъ - Путеводитель по театру и его задворкам
Дальше – больше, мы гадали и смеялись, что же еще они сделают платным, может быть, кипяток из бойлера будут продавать по 10 рублей за чашку или сделают платным хлеб, который по какой-то нелепой случайности все еще можно было брать просто так. Но они не искали простых путей – они сделали платными приправы, майонез и горчицу, которые тоже всегда были в наличии. Правда, я уже не стал узнавать, какова будет порция этих соусов и какова цена, это уже было откровенным издевательством, и день, когда они ввели это правило, был последним днем, когда мы посетили столовую. Я уговорил всех тех, с кем у нас образовалось что-то вроде кружка из нескольких человек, с которыми у меня завязались более близкие отношения, объявить бойкот столовой и делать все самим. Я сам вызвался готовить простые обеды для всех, кто состоял в этом кружке, и каждый должен был приносить что-то еще, например, овощи или хлеб, и мы все дружно приняли новые правила игры, игнорируя эту чертову столовую.
Иначе как свинством и хамством это назвать нельзя. Цены на блюда в столовой поднимались с завидной регулярностью за последние два года, но качество приготовляемых блюд от этого, скорее, становилось хуже, не говоря уже об их количестве. Порции становились все меньше и меньше просто на глазах, и можно было с уверенностью говорить, что вчера мне налили больше супа, чем сегодня, а завтра нальют еще меньше. Неуважение и недовольство к работникам, приходящим на обед, были уже неприкрытыми, и вызывали у меня лишь недоумение.
Теперь мы вообще не посещаем столовую. Если бы была возможность, я бы переманил на нашу сторону и другие цеха, чтобы как можно меньшее количество людей продолжало ходить в столовую, в которой так относятся к людям, но это идеалистические мысли, которые не имеют ни малейшего шанса на реализацию в нашем театре, как и многие другие хорошие вещи, способные лишить нас многих неприятных моментов.
Раз уж на то пошло, то я убежден в том, что кормить работников на предприятии должны бесплатно. Выделять какой-то минимум блюд, который полагается каждому один раз в день работнику, все то, что он хочет взять сверх этого, уже должно оплачиваться. Для предприятий, которые финансируются за счет государственного бюджета и тратят баснословные суммы на создание декораций, многие из которых через полгода просто выбрасываются на помойку, это не будет составлять особого труда. Другой вопрос в том, что до этого никому нет дела, и люди мирятся с любыми условиями и тратят немалую часть своей заработной платы, просто не выходя из театра.
Записки из дневника:
1 февраля 20.. г.
«Моя рабочая неделя»
Вечером в воскресенье меня уже начинает неудержимо одолевать состояние безысходности от осознания неумолимости наступления завтрашнего дня.
Понедельник. В этот день мне так тяжело, что выразить свое состояние словами не получается, могу лишь мычать и стонать, как только оказываюсь на рабочем месте.
В середине дня если не выпить, и причем выпить прилично, то дотянуть до вечера и тем более пережить предстоящую ночь вряд ли удастся. Может, и удалось бы, если я хотя бы раз попробовал, но у меня просто не хватает смелости.
Вторник. Все зависит от того, сколько выпил вчера. Если много, то день пролетает почти незаметно, но тогда непременно возникнут проблемы в среду, потому что не пить в среду – просто преступление перед самим собой. Если же выпил достаточно для того, чтобы встать и поехать на работу и не выходить через каждые пять станций на улицу, чтобы проблеваться, то вторник проходит медленно и нудно, но все же проходит. Как ни в какой другой день недели, именно во вторник осознаешь, как еще далеко до конца недели.
Среда. Черт подери, доживаешь до среды, и кажется, что уже завтра выходные, но не тут-то было. И как только ты это понял, становится так же скверно, как и во вторник, что тем не менее все же намного лучше того, что бывает в понедельник. Поэтому в среду пить необходимо, причем с самого раннего утра, желательно еще дома или в метро, стоя в вагоне и будучи зажатым со всех сторон дружелюбными согражданами, доставать периодически заветную фляжку из кармана и пить по несколько глотков, особенно в длинных туннелях между станциями, чтобы немного тише стучали колеса, и меньше трясло и без того ослабшее тело.
Если не удалось выпить дома и в метро, то на работе непременно, как только приходишь и переодеваешься в «свое, царское», сразу же пьешь, один или с кем-нибудь – не важно, главное – проглотить и что-нибудь покрепче. И потом весь день надо изо всех сил стараться поддерживать это состояние, иначе тяжесть осознания своего места в этом мире так навалится на тебя, что есть риск больше никогда не прийти в себя от пережитого шока.
Четверг. Если накануне все прошло гладко, и в среду удалось нажраться, то четверг проходит быстро и незаметно, подернутый легкой дымкой вчерашних воспоминаний, и лишь горьковатый привкус во рту напоминает о том, что завтра пятница.
Пятница. Вот я и доплелся до конца недели, дополз, долетел на подрезанных крыльях.
Тут уж можно и пошутить с реальностью, и не начинать прямо с утра, но, выжидая момента, смаковать его неминуемый приход, и как только почувствуешь – вот он! – начинать пить и пить, не останавливаясь, на любом этаже, и в любом коридоре, и в каждом кабинете, куда забросит тебя в этот день. Единственное, что нужно помнить в пятницу, так это то, что пить мало – это значит вредить себе. Чем сильнее нажрешься в пятницу вечером, тем легче будет встречать утро понедельника.
Эпилог
САТИН. Брось! Люди не стыдятся того, что тебе хуже собаки живется… Подумай – ты не станешь работать, я – не стану… еще сотни… тысячи, все! – понимаешь? все бросают работать! Никто ничего не хочет делать – что тогда будет?
КЛЕЩ. С голоду подохнут все[4].
«С голоду подохнут все» – сколько обреченности в этой фразе, если вдуматься в нее, насколько ярко она показывает бессмысленность человеческой жизни и работы всего человеческого сообщества, которое живет и трудится лишь для того, чтобы есть, и лишь для того, чтобы продолжать такую жизнь. «Зачем?» – спрашиваю я.
Зачем?
Поражение
Для того, чтобы разобраться с этим, никогда не бывает слишком рано или слишком поздно.
Но решившись – не стоит медлить.
Впервые я увидел ее на одной из главных улиц этого небольшого провинциального города: она вышла из дверей магазина с бумажным свертком в руках, прошла мимо меня, и я не смог отказать себе в удовольствии повернуться и посмотреть ей в след. Что-то с ней было не так, какая-то обреченность была в ее походке, во всем ее теле. Я еще некоторое время смотрел, как она медленно шла сквозь вечернюю толпу, то исчезая, то на мгновение вновь появляясь в пестрой массе людей и, уже совсем потеряв ее из виду, я двинулся вместе с людским потоком вниз по бульвару. Образ этой женщины, только что яркий и живой, начал пропадать, и совсем скоро его вытеснили мои привычные мысли. Что мне было теперь до нее да и вообще до всего остального мира, для себя я уже все решил, и был сосредоточен только на себе.
Прежде чем приехать, я привел в порядок свои дела и расплатился с долгами, чтобы никто после не говорил, что отсутствие денег было решающим фактором для моего поступка. Я не хотел, чтобы обо мне вообще что-либо говорили, вспоминали, а тем более сожалели о том, что вовремя не смогли понять моих замыслов. Трудно передать, до какой степени раздражения доводили меня мысли о том, что люди будут говорить обо мне, если все же узнают о случившемся – они будут называть меня другом, товарищем, хорошим человеком, будут говорить, что я всегда был готов прийти на помощь, что я мало успел, но многого хотел добиться – но я-то знаю, что все эти слова ничего не стоят.
Я уехал внезапно, попросту исчез, никого не поставив в известность. Местом моего последнего пребывания был небольшой промышленный городок, в котором я прожил последние восемь месяцев. За это время я, как это ни странно, смог обзавестись некоторыми знакомствами. В основном это были люди из рабочей среды, с которыми мне удалось найти общий язык. Я часто встречал кого-нибудь из них на улице, перекинувшись со мной парой слов или выкурив по сигарете, каждый из них спешил на свою смену. А вечерами все питейные заведения в округе были забиты до отказа уставшими рабочими, которые спешили после изнурительной работы пропустить по стакану дешевого бурбона перед семейным ужином, и я не редко встречал среди этой разношерстной толпы кого-нибудь из своих приятелей, и мы часто посиживали в баре по несколько часов.
Подобного рода знакомств у меня не было уже очень много лет, и я так отвык от общения, что даже не знал, как себя правильно вести с этими людьми, о чем говорить, как относиться к тому или иному событию мирового значения, которое всеми обсуждалось с огромным интересом, я так отдалился от нормальной жизни, что не замечал, что происходило вокруг, и иногда терялся и долго не мог произнести ни слова – это вызывало недоумение у моих собеседников. Уверен, я слыл у них человеком со странностями, и, может быть, жены предостерегали их на мой счет, но в целом все они относились ко мне дружелюбно и просто считали человеком, который немного не похож на них, но не более того. Оглядываясь назад, пытаясь припомнить их лица, похожие друг на друга, я надеюсь, что они забудут меня так же быстро, как и я их.
