Филип Шенон - Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования
Он сразу же принялся за работу. Во второй половине того же дня его попросили спуститься в вестибюль здания Организации ветеранов зарубежных войн, чтобы встретиться с неким человеком, который утверждал, будто у него есть доказательства заговора. В вестибюле Слосона ждал седовласый прилично одетый человек лет сорока. В первые минуты разговора мужчина произвел впечатление вполне вменяемого и рассудительного человека. «Прерывать мне его не хотелось, – рассказывал Слосон, – вдруг у парня действительно что-то было?» Два часа спустя измученный Слосон пришел к выводу: «Передо мной сидел параноидальный псих». Тайну убийства Кеннеди, утверждал этот человек, раскроет записка на клочке бумаги, захороненная под камнем где-то в Швейцарии. «Он хотел, чтобы мы его отправили самолетом в Швейцарию и он показал бы нам тот самый камень», – рассказывал Слосон.
После того как посетитель ушел, Слосон отругал себя за то, что потратил столько времени на бред сумасшедшего. Однако позднее он понял, что этот опыт оказался полезным. В первые часы работы в штате комиссии он узнал, что многие люди, которые поначалу казались трезвомыслящими свидетелями, обладавшими полезной информацией об убийстве, на деле оказывались «законченными психами».
Слосон припомнил, что его знакомство с Коулменом произошло на той же неделе в пятницу, когда Коулмен в очередной раз приехал из Филадельфии. Два адвоката отлично сработались. Подобно другим «старшим» сотрудникам комиссии Коулмен не планировал посвящать расследованию все свое рабочее время. Он предупредил Уоррена и Рэнкина, что будет наезжать время от времени, а большую часть технической работы будет делать Слосон, что последнего вполне устраивало.
Поначалу Слосон был далек от мысли об иностранном заговоре, поскольку никаких достоверных данных об этом не было. Коулмен же был более подозрителен. «Сначала я действительно подумал, что это русские или кубинцы», – рассказывал он, вспоминая, как боялся, что результаты расследования могут вынудить США к войне3.
На протяжении первых нескольких недель Слосон почти не покидал своего небольшого кабинета в здании Организации ветеранов зарубежных войн. Он должен был прочесть тысячи страниц документов. Он и его коллеги были завалены горами папок – многие с пометкой «совершенно секретно» – из ФБР и ЦРУ. Поскольку его задачей было искать следы иностранного заговора, Слосону более чем другим штатным сотрудникам комиссии было необходимо понять принципы работы ЦРУ. Его будоражила мысль о том, что скоро ему предстоит встретиться с настоящими шпионами.
В работе с ЦРУ, как представлялось Слосону, у комиссии был превосходный ресурс в лице Аллена Даллеса, одного из членов комиссии, который был главой Управления с 1953 по 1961 год, когда его отправили в отставку из-за провала операции в заливе Свиней. Несмотря на вынужденную отставку, его отношения с президентом Кеннеди не испортились. «Отставку он воспринял с большим достоинством и никогда не пытался свалить с себя вину, – говорил Роберт Кеннеди, – президент его очень любил, как и я». По словам президента Джонсона, в комиссию Уоррена Даллеса рекомендовал Роберт Кеннеди4.
Слосон предположил, что, если у ЦРУ были данные о связях Освальда с заговорщиками, Даллес знал, как до них добраться. Однако так он думал до того, как встретил Даллеса. Когда же их представили друг другу, Слосон увидел, что бывший директор ЦРУ по-старчески немощен и хрупок. Он по-прежнему напоминал «директора школы-пансиона», по словам Ричарда Хелмса, его бывшего заместителя в ЦРУ: «расчесанные на пробор волосы, изящные усики, твидовый костюм и неизменные круглые очки без оправы». Но к началу 1964 года, как заметил Слосон, Даллес уже выглядел как директор школы с пошатнувшимся здоровьем и давно ушедший на пенсию5.
Выглядел Даллес старше своих семидесяти. Таким он стал после инцидента в заливе Свиней. Роберт Кеннеди вспоминал, что в последние дни перед отставкой Даллес выглядел «как живой труп». «Страдая от подагры, он едва передвигал ногами и постоянно ронял голову на руки». Подагра мучила его и во время работы на комиссию Уоррена. Часто он приходил на заседание и переодевался в домашние тапочки, потому что в ботинках ему было больно6.
Годы спустя, поняв, как много знал – и, возможно, утаил – Даллес, Слосон по-прежнему был склонен думать о нем только с лучшей стороны. Он подозревал, что переживший унизительную отставку Даллес в последние годы жизни попросту забыл многие из некогда известных ему тайн.
Глава 11
Центральное разведывательное управление
Лэнгли, штат Виргиния
23 ноября 1963 года, суббота
В первые часы после трагедии второй по значимости человек в ЦРУ, заместитель директора Ричард Хелмс, решил привнести хоть какой-то порядок в лихорадочные поиски информации об убийстве президента, которые велись в штаб-квартире Управления. Директор ЦРУ Джон Маккоун, не имевший практического опыта разведывательной работы до своего прихода в Управление в 1961 году, охотно оставил все важные решения по расследованию на усмотрение матерого волка Хелмса, главного в Управлении специалиста по разведке. 23 ноября, на следующий день после убийства, Хелмс создал команду из 30 аналитиков, собранных по всему Лэнгли, чтобы разыскать следы Освальда и какого бы то ни было иностранного заговора. На встрече своих заместителей в то утро Хелмс объявил, что команду возглавит Джон Уиттен, 43-летний ветеран Управления, которому часто приходилось вести проекты особой важности для Хелмса1.
Некоторые коллеги – во всяком случае, те, кто знал Уиттена по делопроизводству его отдела, – слышали эту фамилию впервые2. На бумаге он проходил под одним из своих утвержденных в Управлении псевдонимов – Джон Сельсо. Фамилия Сельсо фигурировала и на внутриведомственных телеграммах – Управление стремилось свести к минимуму число людей, осведомленных о его подлинном имени.
Когда через неделю после убийства президента Джонсон создал следственную комиссию, на Уиттена – подчас грубоватого в обхождении, начинавшего в разведке военным следователем, – возложили дополнительную обязанность быть постоянно на связи с сотрудниками комиссии. В то время Уиттен был руководителем секретных операций в Мехико и Центральной Америке и занимал эту должность около восьми месяцев. Его подразделение было известно как WH-3 – третье подразделение отдела секретной службы ЦРУ в Западном полушарии, – и он отвечал за все агентурные операции на территории США от мексиканской до панамской границы3.
В день убийства, 22 ноября, Уиттен, как и большинство его коллег, домой не уходил. Он оставался в Управлении до следующего дня, пока шел сбор данных по Освальду. Уиттен обнаружил папку довольно скромных, по его словам, размеров с отчетом о попытке Освальда переметнуться на сторону Советского Союза в 1959 году и о его возвращении в США три года спустя. Но куда более интригующими Уиттену показались сентябрьские отчеты от коллег по ЦРУ в Мехико, установивших слежку за Освальдом во время его таинственной поездки в Мексику4.
На совещании 23 ноября Хелмс сообщил присутствующим, что у Уиттена будут «широкие полномочия»5 и что любая информация об убийстве должна поступать к нему напрямую, даже если это противоречит традиционным принципам субординации. Согласно воспоминаниям Уиттена, Хелмс объявил, что «мне [Уиттену] предстоит руководить расследованием и никто из сотрудников не имеет права без меня обсуждать убийство Кеннеди вне стен Управления, в том числе с комиссией Уоррена и ФБР»6. Уиттен догадывался, почему Хелмс доверил ему это задание: «На протяжении многих лет я не раз принимал участие в масштабных расследованиях, сверхважных для него лично, в которых мне таки удалось докопаться до правды»7.
Среди прочих собравшихся8 в кабинете Хелмса в тот субботний вечер Уиттен вспомнил Джеймса Энглтона, главу отдела контрразведки – «истребителя кротов», ответственного за выявление попыток иностранных разведывательных организаций внедрить в ЦРУ двойных агентов. Уиттен всегда нервничал в присутствии Энглтона. Между ними то и дело вспыхивали конфликты9, в особенности когда Уиттен проверял операции, в которых был задействован Энглтон. «Никто из начальников не мог с ним справиться», – рассказывал Уиттен10.
Энглтон, которому тогда было 46 лет, был эксцентричен и скрытен, как и всякий сотрудник Управления. Уиттен описывал его как «темную силу», параноика с ястребиным взглядом, которому на каждом шагу мерещились проникшие в ЦРУ коммунисты11. Сотрудники полагали, что паранойя Энглтона восходит к предательству со стороны его некогда близкого друга Кима Филби, высокопоставленного британского шпиона, оказавшегося «кротом» КГБ. Энглтон «питал ужас перед иностранными заговорами и был чрезмерно подозрителен», что выглядело попросту «дико», вспоминал Уиттен. Выпускник Йеля, Энглтон вырос в Европе и всячески упивался своей репутацией англофила-эксцентрика, предаваясь любви к поэзии и выращиванию орхидей12. Кроме того, он находил особое удовольствие в конспирации13, так что никто – даже Хелмс, считавшийся вроде бы его начальником, – не мог проникнуть в его замыслы. Было ясно, что он обожал путаницу (по мнению Уиттена, попросту хаос), которую сам же и создавал. Позаимствовав метафору у Т. С. Элиота, он то и дело сравнивал ремесло шпиона с «пустыней зеркал».
