Андрей Левкин - Из Чикаго
Вивекананда выступил и в конце, 26 сентября. Доклад назывался «Буддизм как завершение индуизма», а где-то была еще и его реплика «О Будде». Возможно, это одно выступление, а потом топики разделились. То, что индуист продвигал Будду, было нетипично, да и сам он уточнил, что — не буддист. Впрочем, хвалил он примерно так: это не так важно, что после Будды буддизм стал ерундой — ну, примерно так, — зато сам он был хороший парень и думал о народе.
Вивекананда и полемизировал: ему чрезвычайно не нравилась идея врожденной греховности человека, а также — непротивления злу насилием. Странно это. Не в том даже дело, что человек из Индии против непротивления насилием, но сам-то он писал про разные йоги, откуда такой уклон в социальность? Возможно, тогда в Чикаго было слишком ветрено и шумно, чтобы медитировать.
Кроме индуистской там были еще некоторые развившиеся затем истории. Был Soyen Shaku, которого потом назвали «первым американским предком дзен», Анагарика Дхармапала представлял «южный буддизм», Вирчанд Ганди от джайнистов.
Словом, это было не узкопрофессиональное духовное мероприятие, а примерно в духе фестиваля комиксов в «Маккормике». Но этот фестиваль — дело славное, так почему бы и нет, а если и промелькнут совсем уж некавайные фрики, так что ж. Они повсюду и всегда мелькают. К тому же все эти люди что-то произвели на конгрессе, не говоря уже о том, что организовали сам факт. Но можно посмотреть и контекст, в котором они встречались.
Всемирная выставка 1893 года
Это была не первая Всемирная Expo — одиннадцатая. Четыре уже прошли в Париже, две в Лондоне. Даже в США чикагская не первая, уже была в Филадельфии. А первая прошла в Гайд-парке в Лондоне, в 1851-м. Главным пунктом там стал Хрустальный дворец из железа и стекла, и все это делалось не просто так, а со смыслом, as a way to bring together societies fragmented along class lines. В общем, тоже экуменизм, социальный.
Сейчас они что-то затихли, эти экспо. Раньше-то да, Париж, «Рабочий и колхозница», павильон Шпеера, Брюссель со скульптурой атома. Проводятся, но как-то на периферии жизни, даже если и в более-менее крупных городах вроде Милана. На выставку 2015-го претендовал Екатеринбург — не получилось, теперь хочет ее в 2020-м. Но чикагская, 1893-го, вышла одной из самых масштабных. Помимо тотального экуменизма, там была и частная тема: выставка посвящалась 400-летию открытия Америки, отчего называлась еще и World’s Columbian Exposition. По этому случаю испанцы предъявили реплики колумбовых каравелл Pinta, Santa María, Niña, а норвежцы поступили неполиткорректно, обидев по факту саму идею: приплыли в Чикаго на копии гокстадского дракара.
Упс, так вот в чем смысл заметки, которую я прочел в Chicago Tribune незадолго до этого абзаца! Официальные представители Chicago Park District сообщили, что у них возникли финансовые и технологические проблемы с каким-то кораблем викингов — его пора реставрировать, поэтому лучше бы снять его с баланса города и отдать некоммерческому обществу Friends of The Viking Ship Inc. Сообщалось, что «the repair, relocation and exhibition of the ship could cost $3,120,000», а у города денег нет. И вообще, не их это профиль, «The Park District is ill-suited», плохо подходит для того, чтобы рассказывать общественности об уникальном культурном вкладе Норвегии в колумбову выставку и американскую жизнь.
Это тот самый дракар и есть. Причем, хотя идею выставки норвежцы как бы уязвили, приняли их хорошо. Потому что это же все не так всерьез, а — развивающее развлечение и плюрализм точек зрения, так что викинги вполне согласовывались с испанцами. Но откуда, собственно, норвежцы плыли на своей рабочей копии? В Чикаго же озеро, а не океан, а по озеру-то и индейцы туда-сюда перемещались?
Архитектура
Справочники сообщают, что «в архитектурном отношении это был триумф принципов бозара». «Бозар» (в него превратилось французское beaux-arts, «изящные искусства») — малоприятная шутка середины XIX века: смешать в кучу все подряд. Барокко, античность, ренессанс, орнаменты с золотенькими вставочками, финтифлюшки — лишь бы вышло богато. Карнизы, пилястры, широкие арки, расписные колонны, гирлянды, цветочки и медальоны — цементно-гипсовые, разумеется. В Америке такой стиль любили, да.
Пишут, что выставку строили одновременно с восстановлением Чикаго после пожара («Великого»). Странно, сначала надо бы город восстановить, а потом уже заявляться с выставкой? Но это описатели перестарались с драматизмом: пожар-то был в 1871-м, двадцать два года прошло, чего уж. На 600 акрах возле озера воздвигли 200 сооружений, обустроив также лагуну и каналы. Надо полагать, окупилось: за полгода выставку посетили 27 миллионов человек. Все это — за исключением пары зданий — находилось к югу от центра. Можно бы подумать, что Музей Филда (похож по архитектуре на строения ярмарки) с той поры так и стоит, но нет. В том районе к выставке относится только Арт-институт, который отдельно и строили, причем капитально: музей собирался переехать туда после выставки, в связи с чем оплатил строительство (или часть). Прочие здания (кроме еще парочки) были времянками. Так что размах строительства был не таким уж умопомрачительным.
Судя по фотографиям, антропологическая тема понималась организаторами как этнографическая, отчего данный аспект даже доминировал над торжеством прогресса. Но прогресс тоже присутствовал, и именно он требовал ответа на вопрос: что станет главным пойнтом всей выставки? Чтобы как Хрустальный дворец или Эйфелева башня? Особенно нервировала последняя: ее построили к выставке 1889-го, а когда в 1891-м чикагский оргкомитет объявил конкурс на Главную точку, то оказалось, что Эйфелева так воздействовала на соискателей, что они в основном предлагали построить башню еще выше. Собственно, ранние мысли о «чикагском Шпиле».
Но местный, из Иллинойса, инженер Феррис (George Washington Gale Ferris, Jr. — не тот Ferris, который был великим бумажным архитектором Манхэттена, тот — Hugh) предложил построить громадное колесо обозрения. Потому что в детстве он видел колеса водяных мельниц и был еще вполне молод, чтобы о них не забыть. Он это сделает, и это станет первым колесом обозрения в истории. По заслуге и почет: по-английски такие штуки так и называются — Ferris wheel. Но сначала, как обычно, идею не приняли. Феррис завелся, потратил $25 000 собственных средств на чертежи и спецификации (что-то много по тем долларам, откуда они у молодого инженера?) — оргкомитет согласился. Но если Эйфелеву частично финансировало правительство Франции, то Феррис должен был искать деньги сам. Нашел.
Любопытно, конечно, что прогресс был олицетворен аттракционом. Впрочем, прогресс в нем тоже имелся, потому что все это было громадное и тяжелое. Колесо (диаметр 80,4 м — 264 ft) сидело на оси (длиной 14 м и диаметром 2 м). Ось колеса весила 70 тонн и была самой большой стальной кованой деталью в истории техники — в 1893-м. Колесо приводили в движение две паровые машины мощностью в 1000 л.с. каждая. К ободу колеса прикрепили 36 кабин, каждая — размером приблизительно с автобус (20 сидячих и 40 стоячих мест — ergo пассажировместимость аттракциона составляла 2160 человек). Колесо делало полный оборот за двадцать минут (по другим сведениям — за десять). Оно было выше самого высокого небоскреба того времени, хотя и в четыре раза ниже Эйфелевой башни.
Размер понятен, пафос тоже. Публика тогда еще не могла увидеть город Чикаго с этакой высоты (ну, небоскребов не было), так что спрос имелся. Колесо запустили 21 июня 1893-го (так что и участники Конгресса религий могли на нем прокатиться), за время выставки на нем проехались 1,5 млн посетителей, которые заплатили за поездку по 50 центов. Сейчас взяли бы… Доллара три-пять? Скорее, пять. Или даже десять. В итоге организаторы получили $730 000 прибыли — по тем долларам много, а точнее можно оценить, сравнив с общими затратами ($250 000). В общем, сближение всего этого с «Маккормиком» и фестивалем комиксов имеет конкретные основания. Фестиваль такой, фестиваль сякой. И серьезный, и развлекательный. Через fun к познанию.
Однако это не принесло счастья Феррису. Он продолжил строить свои штуки, но почему-то не сообразил, что дело же не в самих колесах. Не в каждом же американском городке круглый год всемирные ярмарки! Умер он рано, в прискорбном (сообщают) состоянии духа и финансов. Но успел построить еще несколько своих колес, в частности — в Вене в 1897-м. Оно существует до сих пор, и это — легендарный Riesenrad (см. The Third Man), который стал даже отчасти градообразующим.
Почему именно в Вене? Полагаю, потому, что — судя по фотографии — на чикагской выставке колесо стояло неподалеку от ее венского сектора. Венцы на него каждый день глазели, вот и захотели себе такое же. Но тут тоже непонятно: куда мог выбраться в своей депрессии и т. п. Феррис? Может, имелась в виду не постройка им лично, а просто покупка лицензии? В разных источниках пишут разное, самый нейтральный вариант: «The Wiener Riesenrad is a surviving example of nineteenth-century Ferris wheels». Да, по-английски все эти шутки и называются Ferris wheels, но в этой истории все же имелось в виду и его личное — в какой-то степени — участие. С источниками всегда беда.
