Дмитрий Мамин-Сибиряк - Сестры. Очерк из жизни Среднего Урала
Отец Андроник неожиданно замолк, отвернулся и кулаком вытер слезу.
— Мое-то уж все пережито, так по себе-то и другого жаль… Гаврилу Степаныча уж не поднять из могилы… Вон про меня что пишет Егорка-то: Андроник пьяница, Андроник козлух держит, а он был у меня на душе… а? Ведь в двадцать-то лет из меня четверых Егорок можно сделать… а водка, она все-таки, если в меру, разламывает человека, легче с ней. Вот я и пью; мне легче, когда она с меня силу снимает… Эх, да не стоит об этом говорить!.. Претерпех до конца и слякохся.
Поговорив с расчувствовавшимся стариком еще с полчаса, я оставил его домик; Асклипиодот, — покачиваясь на стуле, пел своим могучим баритоном: «Волною морскою скрывшего древле, гонителя-мучителя фараона…» Меня далеко проводили звуки этого пения, пока я не завернул за угол к пруду.
Еще издали, как я подходил к домику Фатевны, до меня долетал какой-то шум голосов и женский крик. Когда я вошел в комнату Мухоедова, мне представилась такая картина: сам Мухоедов, бледный и взволнованный, бегал по комнате, Глафира Митревна и Фатевна стояли в противоположных концах комнаты и кричали в два голоса. Заметив меня, Глафира Митревна с заплаканными глазами и сердитым лицом ушла в другую комнату, но Фатевна не думала оставлять поле сражения и голосила на три улицы; в одном окне я заметил побелевший нос Галактионовны, которая занимала наблюдательный пост.
— Статошное ли дело, — кричала Фатевна, размахивая руками. — Разе это порядок? Женатый человек и таскается по чужим женам… разе это порядок?.. я мать?!.
— Умолкни, несчастная!.. — шептал Мухоедов, хватаясь за голову.
— Ты там прохлаждаешься у той, а Глафира Митревна прибежала ко мне и говорит: «Мамынька, я сейчас в воду…» Разе это порядок? Теперь взять дохтуров… Обстоятельные люди, как есть; намедни опять десять билетов купили, а билет-то ноне двести рубликов стоит. Вот это порядок, а не то что мы!.. У тебя дите… о нем теперь должен заботиться. Семой год теперь служишь на тридцати рублях, а мне писарь сказывал, что все оттого, что гордость свою соблюдаешь… Пошел бы к Муфелю да в правую ногу, глядишь, дева, жалованья-то и прибавили, а то бы в емназию учителем поступал. Писарь говорит, по две тыщи жалованья платят в емназии-то…
Мухоедов схватил Фатевну за плечи, вытолкнул из комнаты и дверь затворил на крючок; он несколько минут бегал по комнате, как зверь в клетке, а потом, остановившись, проговорил с конвульсивной улыбкой:
— Видел?
— Видел…
— И это каждый день… Это какая-то тридцатилетняя война! Просто с ума, кажется, сойду.
— Отчего ты не уедешь отсюда?
— Куда?
— Поступил куда-нибудь на службу — и конец. Жену увез с собой, а Фатевна пусть себе живет здесь.
— Нет, не могу…
Мы сели к отворенному окну, у которого сидели год назад, и несколько времени молчали.
— Не могу, — еще раз проговорил Мухоедов.
— Почему?
— А видишь, в чем дело… Теперь моя песенка спета, влетел по уши, так я решил про себя, что уж если не умел устроить собственную жизнь, так буду жить для других. Помнишь Гаврилу? Вот и пойду по его дорожке… Святое дело. Ведь живет же Александра Васильевна, а я проживу и подавно… Наше товарищество, кажется, укрепилось, «сестер» нет — теперь хорошая минута, чтобы открыть потребительную артель, и мы уж открыли ее неофициальным образом. Потом мне хотелось бы школу Александры Васильевны поворотить в ремесленное училище, составить на первый раз при ней библиотечку, музеишко, лабораторию… Понимаешь? Ведь это живое дело… Эх, жаль, что Гаврилы нет!.. А что касается моей семейной обстановки, то, право, мне кажется, и к аду можно привыкнуть. У моей достойной половины есть свои достоинства: она ленива, как черепаха, и ей скоро надоест сражаться со мною, а с Фатевной я приму меры строгости, задам ей как-нибудь перцу во вкусе Кита Китыча…
Мухоедов даже сам рассмеялся над своими словами и, повернув ко мне голову, проговорил:
— Ну что отец Андроник?
— Удивительный старик.
— А он не говорил тебе ничего о деньгах, которые на школу Александре Васильевне дает?
— Нет.
— И не скажет… не такой человек. Ведь сам предложил, а если разговор зайдет о школе, на смех подымет, пустяками зовет.
К окну, у которого мы сидели, подошел Яша, улыбнулся, махнул палкой и забормотал:
— Здорово, Иваныч… сорок восемь серебром… Я кабак на пруду выстрою… Приказал… Иваныч будет водку пить…
— И этого дух века заедает, — с печальной улыбкой проговорил Мухоедов.
— Жалованье, Иваныч… буду получать… Четыре недели на месяц, Иваныч… пятую спать!
ПРИМЕЧАНИЯ
В 1914–1917 гг. собрание сочинений Д. Н. Мамина-Сибиряка вышло приложением к журналу «Нива». В советские годы выпущено два собрания сочинений писателя в двенадцати томах (Свердловск, 1948–1951) и в восьми томах (Гослитиздат, 1953–1955).
Настоящее издание включает почти все художественные произведения, напечатанные в восьмитомном собрании Гослитиздата, за вычетом романа «Дикое счастье» и нескольких мелких рассказов. В отличие от упомянутых двенадцатитомного и восьмитомного собраний в нашем издании впервые за советские годы печатаются полностью «Уральские рассказы» и «Сибирские рассказы» в том составе и порядке, в каком они многократно издавались писателем.
Тексты печатаются по последним прижизненным изданиям произведений Д. Н. Мамина-Сибиряка с исправлением опечаток по предшествующим публикациям. Очерк «Сестры», детские рассказы и избранные письма печатаются по собранию сочинений в восьми томах (Гослитиздат).
СЕСТРЫ
Очерк из жизни Среднего Урала
Произведение написано в начале 80-х годов. При жизни автора очерк не был напечатан. Впервые опубликован К. В. Боголюбовым в альманахе «Уральский современник», 1952, № 3.
Печатается по изданию Д. Н. Мамин-Сибиряк, собрание сочинений в восьми томах, Гослитиздат, т. 1, М., 1953.
В основу очерка положены личные наблюдения писателя. Семья Маминых некоторое время жила на заводе Нижняя Салда, принадлежавшем горнозаводчику Демидову. История убийства Гаврилы Степаныча, описываемая в очерке, основана также на действительном событии. В очерках «От Урала до Москвы» (1881–1882) идет речь об уральце Копылове, которого убили кабатчики по тем же причинам, что и Гаврилу Степаныча.
Основанный на реальных фактах, очерк «Сестры» представляет собою широкое художественное обобщение. Автор вступает здесь в борьбу с либерально-народническими теориями, согласно которым в перестройке русской экономической жизни должны сыграть большую роль различного рода товарищества и артели. Мамин-Сибиряк развивает глубоко справедливую мысль, что при капитализме подобного рода начинания неизбежно обречены на гибель. Эта идея разработана им и в других произведениях: «Все мы хлеб едим», «Приваловские миллионы» и др. Мамин-Сибиряк некоторое время сам состоял членом Нижне-Салдинского ссудо-сберегательного товарищества. В Центральном государственном архиве литературы и искусства хранится расчетная книжка Д. Н. Мамина, выданная этим товариществом.
Стр. 41. Посессионное право— право иметь на казенных землях фабрики и заводы, а также покупать крестьян для работы на них. Владелец посессионного предприятия не мог продать его, прекратить работу или изменить продукцию; предприятие, без права дробления, передавалось по наследству. В связи с реформой 1861 года посессионные крестьяне были освобождены от личной зависимости, но многие крестьяне, обеспечивавшие себя работой на предприятии только частично, остались после реформы без средств существования.
Стр. 52. Базаров и Николай Петрович Кирсанов— персонажи из романа И. С. Тургенева «Отцы и дети».
Стр. 60. Пряденики— пеньковая обувь.
Стр. 69. Кученок— угольная куча, в которой дожигается уголь.
Стр. 70. Фаланстерию устраивать. — Фаланстериями социалист-утопист Фурье называл помещения-дворцы, в которых должны были, по его проекту, жить и выполнять некоторые работы члены фаланги — основной производственно-потребительской ячейки идеального гармонического общества.
Стр. 72. Хина — здесь от кохинхинка — порода кур, завезенных в Европу из Кохинхины (Индокитай).
Стр. 76. Авгиевы стойла — в древнегреческой мифологии конюшни царя Авгия, которые не чистились в течение 30 лет и были сразу очищены Гераклом, направившим в них реку Алфей.
Стр. 79. Не хочу осеннего собирать. — Осеннее — повинность с прихода в пользу церковного причта, сбор хлеба.
Стр. 85. Иродиада, пляшущая пред Иродом. — По библейскому сказанию, Иродиада была любовницей правителя Галилеи, Ирода Антипы — брата своего мужа; эту преступную связь открыто осуждал Иоанн Креститель; мстительная Иродиада добилась в награду за пляску своей дочери Соломин казни Иоанна Крестителя
